от внешних условий; факты несут на себе признаки,
являющиеся результатом этих условий. Если меняется образ взаимной встречи
этих внешних факторов, то, конечно, меняется также и последствие их
сопребывания; меняется вызванный ими феномен.
Каков же образ этого сопребывания в неорганической природе, как он
непосредственно вступает в поле нашего наблюдения? Он обнаруживает всецело
тот характер, который мы обозначили выше как непосредственный опыт. Мы имеем
здесь лишь частный случай упомя нутого «опыта вообще». Дело сводится к
соединениям чувственных фактов. Но как раз эти-то соединения и являются нам
в опыте неясными, непрозрачными. Перед нами один факт а, но одновременно с
ним и многочисленные другие. Когда мы окидываем взором предстоящее нам
многообразие, нам совершенно неясно, какой из других фактов находится в
более близком отношении к упомянутому факту а и какой в более отдаленном.
Среди них могут быть такие, без которых событие вообще не могло бы
наступить; и такие, которые только видоизменяют его, без которых оно,
следовательно, вполне могло бы наступить, но тогда оно при других побочных
условиях имело бы другую форму.
Это указывает нам одновременно путь, по которому в этой области должно
пойти познание. Если для нас недостаточно сочетания фактов в
непосредственном опыте, тогда мы должны перейти к другому сочетанию,
удовлетворяющему нашей потребности в объяснении. Мы должны создать такие
условия, чтобы процесс явился нам с прозрачной ясностью как необходимое
последствие этих условий.
Мы помним почему, собственно, самая сущность мышления уже содержится в
непосредственном опыте. Потому что мы находимся внутри, а не вне того
процесса, который из отдельных мысленных элементов создает сочетания мыслей.
Благодаря этому нам дан не только законченный процесс, результат действия,
но дано и действующее. И задача наша состоит в том, чтобы в каком-нибудь
предстающем нам внешнем процессе прежде всего увидеть движущие силы,
выносящие его из средоточия мирового целого на периферию. Непрозрачность и
неясность какого-нибудь явления или отношения чувственного мира может быть
преодолена только совершенно точным уразумением того, что они суть результат
определенной констелляции фактов. Нам должно быть ясно: процесс, который мы
теперь видим, происходит благодаря взаимодействию таких-то определенных
элементов чувственного мира. Тогда образ этого взаимодействия должен быть
совершенно проницаем для нашего рассудка. Отношение, в которое приводятся
факты, должно быть идейным, соответствующим нашему духу. При этом вещи в тех
условиях, в которые они приведены рассудком, будут, конечно, относиться
между собой сообразно своей природе. Мы тотчас увидим, что мы этим
выигрываем. Когда я наугад бросаю взор свой на чувственный мир, я вижу
процессы, происшедшие от взаимодействия стольких факторов, что мне
невозможно непосредственно решить, что, собственно, стоит как действующее
позади этих действий. Я вижу процесс и одновременно факты а, b, с и d. Каким
образом могу я тотчас узнать, какие из этих фактов больше участвуют в этом
процессе и какие меньше? Дело становится ясным лишь после того, как я
исследовал, какой из четырех фактов безусловно необходим для того, чтобы
процесс вообще наступил. Я нахожу, например, что а и с безусловно
необходимы. Затем я нахожу, что без d процесс хотя и произойдет, но с
значительным изменением, между тем как b не имеет существенного значения и
может быть заменен чем-нибудь другим. В нашем чертеже I обозначает
символически группировку элементов для простого чувственного восприятия, а
II — группировку их для духа. Таким образом, дух группирует факты
неорганической природы так, что он в каком-нибудь событии или положении
вещей видит последствие соотношений между фактами. Так дух вносит
необходимость в случайность. Поясним это на нескольких примерах. Если передо
мною треугольник abc, то я, на первый взгляд, не увижу, что сумма трех его
углов равняется всегда двум прямым. Но это станет сейчас же ясным, как
только я сгруппирую факты следующим образом. Из рядом стоящих фигур тотчас
же явствует, что углы а’ = а; и b’ = b. (АВ и CD, a также А’В’ и C’D’
параллельны.)

Если передо мною треугольник и я через вершину его С проведу параллель
к основанию АВ, то я найду, применяя вышесказанное, что углы а = а; b’ = b.
Так как с равен самому себе, то необходимо все три угла треугольника вместе
равны двум прямым. В этом случае я сложное сочетание фактов объяснил тем,
что привел его к таким простым фактам, где из положения, данного духу,
соответствующее отношение с необходимостью следует из природы данных вещей.

Другой пример: я бросаю камень в горизонтальном направлении. Он
описывает путь, изображенный линией ll’. Рассмотрев действующие здесь силы,
я найду: 1) силу толчка, произведенного мной; 2) силу, с которой Земля
притягивает камень; 3) силу сопротивления воздуха.
При более точном расследовании я найду, что первые две силы суть
существенные, обусловливающие особенность пути, тогда как третья играет
второстепенную роль. Если бы действовали только две первые силы, то камень
описывал бы путь LL’. Последний я нахожу, оставив совсем в стороне третью
силу и приводя в связь лишь две первых. Фактически произвести это
невозможно, да и не нужно. Я не в состоянии устранить всякое сопротивление.
Зато мне достаточно только мысленно постичь, что такое две первые силы,
привести их затем — также только мысленно — в необходимое соотношение, и я
получу путь LL’ как тот путь, который необходимо должен получиться в случае
совместного действия только двух первых сил.

Таким образом дух разлагает все феномены неорганической природы на
такие, где ему действие кажется непосредственно и с необходимостью
проистекающим из действующего. Если после того, как мы нашли закон движения
камня под влиянием первых двух сил, мы присоединим к этому еще третью силу,
то получим путь ll’. Дальнейшие условия могли бы еще более усложнить это
явление. Каждый сложный процесс чувственного мира является сотканным из
таких простых, постигнутых духом фактов и разложим на таковые.

Феномен, в котором характер процесса вытекает непосредственно и с
прозрачной ясностью из природы рассматриваемых факторов, мы называем
первичным феноменом, или основным фактом.
Такой первичный феномен тождествен с объективным законом природы. Ибо в
нем выражается не только то, что при определенных условиях совершился некий
процесс, но и то, что он должен был совершиться. Мы поняли, что он по
природе сюда относящихся вещей должен был совершаться. В настоящее время
потому все так требуют внешнего эмпиризма, что полагают, будто при каждом
допущении, выходящем за пределы эмпирически данного, мы начинаем уже брести
наугад. Мы видим, однако, что можем оставаться вполне внутри феноменов и
все-таки находить необходимое. Индуктивный метод, ныне столь
распространенный, никогда этого достичь не может. Путь его, в сущности,
следующий. Он видит феномен, протекающий при данных условиях определенным
образом. Второй раз он видит, что при похожих условиях наступает тот же
феномен. Из этого он заключает о существовании всеобщего закона, по которому
должно наступать это явление, и формулирует закон как таковой. Такой метод
относится к явлениям совершенно внешним образом. Он не проникает вглубь
вещей. Его законы суть обобщения единичных фактов. Он всегда принужден
сначала ожидать подтверждения правила от единичных фактов. Наш метод знает,
что его законы суть просто факты, вырванные из путаницы случайности и
возведенные в необходимость. Мы знаем, что при существовании факторов, а и b
необходимо должно наступить определенное действие. Мы не выходим из мира
явлений. Содержание науки, как мы его мыслим, есть не что иное, как
объективное совершение. Изменена лишь форма сопоставления фактов. Но именно
благодаря этому мы проникаем в объективность на шаг глубже, чем это
позволяет опыт. Мы сопоставляем факты так, что они действуют согласно своей
собственной природе, и согласно только ей, причем это действие не
видоизменяется теми или иными условиями. Всего ценнее для нас то, что эти
рассуждения всюду могут быть оправданы, куда бы мы ни заглянули в области
действительной научной работы.