Чтобы достигнуть типа, необходимо от
отдельной формы подняться к первичной; чтобы достигнуть духа, необходимо
отрешитъся от внешних проявлений, которыми он дает о себе знать, от частных
совершаемых им поступков и рассматривать его самого по себе. Надо
подслушать, как он поступает вообще, а не то, как он поступил в том или ином
положении. В типе необходимо высвободить посредством сравнения общую форму
из единичных, в психологии же необходимо единичную форму высвободить лишь из
ее окружения.
Здесь дело обстоит уже не так, как в органике, где мы в отдельном
существе узнаем образ всеобщего, первичной формы; здесь мы воспринимаем
отдельное как саму ату первичную форму. Человеческое духовное существо не
есть одно какое-нибудь развитие ее идеи, но есть само ее развитие. Если
Якоби полагает, что мы одновременно с восприятием нашего внутреннего мира
убеждаемся в том, что в основе его лежит целостное существо (интуитивное
самопостижение), то мысль эта неудачна, ибо мы ведь само это целостное
существо и воспринимаем. Что обычно является интуицией, здесь становится
саморассмотрением. Относительно высшей формы бытия это и действительно не
может быть иначе. То, что дух может извлечь из явлений, есть наивысшая форма
содержания, какую он вообще может добыть. Когда он затем размышляет над
самим собою, он принужден познать себя как непосредственное проявление этой
наивысшей формы, как ее носителя, Что дух находит в многообразной
действительности как единство, то он в своей отдельности должен найти как
непосредственное бытие. Что он противопоставляет частности как всеобщее, то
он должен признать за своим индивидом как самою его сущность.
Из всего этого видно, что истинная психология может быть добыта, лишь
когда предметом исследования станет природа деятельного духа. В наше время
этот метод хотели заменить другим, где предметом психологии становятся
явления, в которых дух изживается, а не он сам. Психологи считают возможным
приводить во внешнюю связь отдельные проявления его в том же роде, как это
делается с фактами неорганической природы. Так они хотят обосновать «учение
о душе без души». Наше рассмотрение показывает, что при таком методе
упускают из виду именно самое существенное. Надо выделить дух из его
проявлений и заняться им самим как производящим их. А вместо этого
ограничиваются проявлениями и забывают о духе. Здесь опять увлекаются ложной
точкой зрения, которая пытается применить методы механики, физики и т. д. ко
всем наукам вообще.
Целостная душа дана нам также в опыте, как и отдельные поступки ее.
Каждый сознает, что его мышление, чувствование и воление исходит из его «я».
Всякая деятельность нашей личности соединена с этим центром нашего существа.
Если в каком-нибудь поступке мы оставим в стороне эту его связь с личностью,
то он вообще перестанет быть душевным явлением. Он подпадет под понятие
неорганической или органической природы. Если на столе лежат два шара и я
ударяю их один о другой, то все разрешается — оставляя в стороне мое
намерение и желание — физическим или физиологическим процессом. При всех
обнаружениях духа: мышлении, чувствовании, волении — все дело в том, чтобы
познать их в их сущности как проявление личности. На этом основывается
психология.
Человек, однако, принадлежит не одному себе, но и обществу. То, что
изживается в нем, не есть только его индивидуальность, но также и
индивидуальность народности, к которой он принадлежит. Все его деяния
исходят не только из его собственной силы, но также и из полноты силы его
народности. В своем призвании он выполняет и часть призвания своего
народного сообщества. Его место среди его народа — и в этом все дело —
должно быть таким, чтобы он полностью мог проявить мощь своей
индивидуальности. Это возможно, только когда народный организм таков, что
отдельный человек может найти в нем место, где приложить свой рычаг. Это не
должно быть предоставлено случайности, найдет ли он это место или нет.
Исследование образа жизни индивидуальности среди народной общины есть
дело народоведения и науки о государстве. Народная индивидуальность есть
предмет этой науки. Задача ее — показать, какую форму должен принять
государственный организм, чтобы в нем могла выразиться народная
индивидуальность. Устройство, которое дает себе народ, должно быть развито
из его внутренней сущности. И в этом отношении существует немало
заблуждений. Науку о государстве не считают опытной наукой. Полагают
возможным сложить устройство всех народов по одному определенному шаблону*.
Но устройство всякого народа есть не что иное, как его индивидуальный
характер, введенный в формы строго определенных законов. Кто хочет наметить
направление, которое должна принять какая-нибудь деятельность народа, тот не
должен навязывать ничего внешнего; он должен просто высказать то, что
бессознательно лежит уже в
характере народа. «Управляет не рассудительный, а рассудок, не
разумный, а разум», — говорит Гете.
Понять народную индивидуальность как разумную сущность — в этом
состоит метод народоведения. Человек принадлежит к целому, природа которого
есть разумная организация. Здесь мы опять можем привести знаменательные
слова Гете: «Разумный мир надо рассматривать как великий бессмертный
индивид, который безостановочно создает необходимое и благодаря этому
становится даже господином над случайным». — Как психология должна
исследовать сущность отдельного индивида, так народоведение (психология
народов) предметом своих изысканий должна сделать упомянутый «бессмертный
индивид».
19. Человеческая свобода
Наш взгляд на источники нашего познания не может оставаться без влияния
и на взгляд на наши практические поступки. Человек поступает ведь согласно
мысленным определениям, лежащим в нем самом. Все, что он делает, согласуется
с намерениями и целями, которые он себе ставит. Но само собою понятно, что
эти цели, намерения, идеалы и т. д. должны иметь такой же характер, как весь
прочий мысленный мир человека. Таким образом у догматической науки должна
существовать практическая истина совершенно иного характера, чем та, которая
вытекает как следствие из нашей теории познания. Если истины, добываемые
человеком в науке, обусловлены фактической необходимостью, имеющей свой
источник вне мышления, то такими же будут и идеалы, лежащие в основе его
поступков. Человек поступает тогда по законам, для которых у него не хватает
действительного обоснования: он представляет себе норму, извне
предписывающую ему его поступки. Таков характер заповеди, которую человек
обязан соблюдать. Догмат как практическая истина есть нравственная заповедь.
Совсем иное дело, тли принять за основу нашу теорию познания. Она не
признает другой основы истин, кроме лежащего в них мысленного содержания.
Поэтому если возникает нравственный идеал, то нашими поступками руководит
лежащая в содержании его внутренняя сила. Мы поступаем согласно идеалу не
потому, что он дан нам как закон, но потому, что идеал силою своего
содержания действует внутри нас и нами руководит. Побуждение к поступкам
находится не вовне, но внутри наг. Велению долга мы чувствуем себя
подчиненными: мы должны поступать известным образом, ибо оно так повелевает.
Здесь сначала выступает долженствование, и потом к нему присоединяется
воление, которое должно подчиниться первому. Наша теория этого не требует.
Воление самодержавно. Оно выполняет лишь то, что лежит в человеческой
личности как мысленное содержание. Человек не позволяет какой-то внешней
власти предписывать ему законы, он сам себе законодатель.
Да и кто, согласно нашему мировоззрению, мог бы их давать человеку?
Мировая основа совершенно излилась в мир; она не отделилась от мира, чтобы
управлять им извне, она движет им изнутри; она от него не укрылась. Высшая
форма, в которой она выступает внутри действительности обычной жизни, есть
мышление и вместе с ним человеческая личность. Если поэтому мировая основа
имеет цели, то они тождественны с целями, которые, изживая себя, ставит себе
человек. Он действует согласно намерениям мирового Водителя не тем, что
разведывает какие-то его заповеди, а тем, что действует согласно своему
собственному разумению. Потому что в этом разумении изживает себя этот
Водитель мира. Он не живет в виде воли где-то вне человека; он отрешился от
всякой собственной воли, чтобы поставить все в зависимость от воли человека.
Для того, чтобы человек мог стать собственным своим законодателем,
необходимо отказаться от всяких мыслей относительно независимых от человека
внечеловеческих назначений мира и
