короче; у кого есть терпение и

выдержка, достигнет этой цели. Ибо, если и нельзя оперировать

каждого физически слепорожденного, то каждое духовное око может

быть раскрыто; и лишь вопрос времени, когда оно откроется.

Ученость и научное образование не являются непременными

условиями для раскрытия этого «высшего чувства». Оно может

раскрыться и у простого человека точно так же, как у высоко

ученого. То, что ныне именуется часто «единственно истинной»

наукой, может служить скорее помехой, чем помощью к достижению

этой цели. Ибо эта наука слишком часто считает «действительным»

лишь то, что доступно обыкновенным чувствам. И потому, как ни

велики ос заслуги в области познания этой действительности, но

наряду с этим она, помимо своего желания, создает множество

предрассудков, которые закрывают доступ к высшим реальностям.

Против того, что здесь сказано, часто возражает, что

человеческому познанию раз и навсегда поставлены «непреходимые

границы». Этих границ нельзя переступить, поэтому должны быть

отклоняемы всякие познания, не сообразующиеся с этими

«границами». И крайне нескромным считается тот, кто хочет

что-нибудь утверждать о вещах, относительно которых для многих

несомненно, что они лежат по ту сторону границ человеческой

способности познания. При таком возражении оставляют совершенно

без внимания, что высшему познанию должно непременно

предшествовать развитие человеческих познавательных сил. И то,

что до этого развития лежит по ту сторону границ познания,

после пробуждения тех способностей, которые дремлют в каждом

чертовско, лежит всецело внутри области познания. При этом,

конечно, не должно упускать из виду одного обстоятельства.

Могут сказать: что пользы говорить людям о вещах, для которых

еще не пробуждены их познавательные силы и которые сами,

следовательно, еще остаются для них закрытыми? Однако такое

суждение неверно. Необходимы известные способности, чтобы найти

те вещи, о которых здесь идет речь. Но когда их, после того,

как они уже найдены, сообщают, то уразуметь их может каждый

человек, обладающий непредвзятой логикой и здоровым чувством

истины. В этой книге не сообщается никаких иных вещей, кроме

тех, которые на каждого человека, обладающего всесторонним, не

затемненным никаким предрассудком мыленном и непринужденным,

свободным чувством истины, могут произвести впечатление, что

при помощи них дается удовлетворительное объяснение загадок

человеческой жизни и мировых явлений. Надо только стать на

точку зрения: дает ли это удовлетворительное объяснение жизни,

если правда все то, что здесь утверждается? И мы увидим, что

жизнь каждого человека дает подтверждение этому.

Для того, чтобы стать «учителем» в этих высших областях

бытия, конечно, еще недостаточно, чтобы в человеке просто

раскрылось чувство их. Для этого нужно также «знание» их, как

требуется знание и для учительства в области обыкновенной

действительности. И так как на самом деле вся действительность,

низшая равно как и высшая, духовная, составляет лишь две

стороны одной и той же основной сущности, то невежественный в

области низших познаний по большей части останется также

невеждой и в высших вещах. Отсюда в том, кто — по духовному

призванию — чувствует себя призванным рассказать о духовных

областях бытия, рождается чувство неизмеримой ответственности.

Оно обязывает его к скромности и сдержанности. Но это никого не

должно удерживать от занятий высшими истинами. Даже того, кому

его жизнь не дает повода заниматься обычными науками. Ибо можно

вполне исполнить свое назначение как человека, ничего не

понимая в ботанике, зоологии, математике и иных науках; но

невозможно быть «человеком» в полном смысле слова, не

приблизившись как-нибудь к сущности и назначению человека,

раскрытым «высшею мудростью».

Высшее, к чему человек может обратить свой взор, он

именует «божественным». И он должен свое высшее назначение

как-нибудь связать с этим божественным. Поэтому и высшая

мудрость, которая раскрывает ему его существо, а тем самым и

его назначение, может быть названа «божественной мудростью» или

теософией.

Исходя из намеченного здесь образа мыслей, в этой книге

дается очерк теософского мировоззрения. Написавший его не

излагает ничего, что не являлось бы для него фактом в таком же

смысле, как переживание во внешнем мире является фактом для

зрения и слуха и обыкновенного рассудка. Ведь здесь мы имеем

дело с переживаниями, которые становятся доступны каждому, кто

решится вступить на «путь познания», очерченный в особом отделе

этой книги. В правильное отношение к вещам сверхчувственного

мира становятся, когда предполагают, что здоровею мышление и

ощущение в состоянии понять все, вытекающее из высших миров как

истинное познание, и что, исходя из этого понимания и беря его

за основание, тем самым делают важный шаг и на пути к своему

собственному видению, хотя для достижения его должно превзойти

и нечто иное. Но, пренебрегая этим путем и желая проникнуть в

высшие миры только иным способом, закрывают себе дверь к

истинному высшему познанию. Положение, что можно признать

высшие миры, лишь увидев их, является препятствием для самого

этого видения. Желание же сначала здравым мышлением понять то,

что потом можно будет видеть, способствует этому видению. Оно

волшебным образом вызывает наружу могучие силы души, ведущие к

такому «созерцанию видящего».

СУЩЕСТВО ЧЕЛОВЕКА

Следующие слова Гете прекрасно определяют исходную точку

одного из путей, на котором может быть познано существо

человека. «Как скоро человек замечает вокруг себя предметы, он

их рассматривает в их отношениях к нему самому; и он прав,

потому что вся его судьба зависит от того, нравятся ли они ему

или нет, привлекают ли его или отталкивают, приносят ли ему

пользу или вред. Это вполне естественный способ смотреть на

вещи и судить о них кажется столь же легким, как и необходимым;

и все же человек подвержен при этом тысяче ошибок, которые

часто пристыжают его и отравляют ему жизнь. Гораздо более

тяжелый труд берут на себя те, кого живое стремление к знанию

побуждает наблюдать вещи в природе, каковы они сами по себе и в

их взаимоотношениях; ибо они скоро утрачивают то мерило,

которое помогало им, пока они, как люди, рассматривали вещи по

отношению к себе. Им не достает мерила, удовольствия и

неудовольствия, притяжения и отталкивания, пользы и вреда; они

должны совсем отказаться от него; как равнодушные и

богоподобные существа, они должны искать и исследовать то, что

есть, а не то, что им нравится. Так, настоящего ботаника не

должна трогать ни красота, ни полезность растений: он должен

исследовать их строение, их отношение к остальному

растительному царству, и как все растения вызываются наружу и

освещаются солнцем, так должен и он ровным, спокойным взглядом

взирать на них и осматривать их все, и мерило для этого

познавания, данные для суждения о них брать не из себя, а из

круга наблюдаемых им вещей».

Эта высказанная Гете мысль обращает внимание человека на

троякое. Первое — это предметы, о которых к нему постоянно

притекают вести через врата его чувств, предметы, которые он

осязает, обоняет, вкушает, слышит и видит. Второе — это

впечатления, которые они на него производят и которые

сказываются как его удовольствие и неудовольствие, желание и

отвращение, в том,что одни вещи он находит привлекательными,

другие — отвратительными, одни полезными, другие — вредными.

И третье — это познания, которые он, как «богоподобное

существо», получает о предметах, тайны их действия и бытия,

которые раскрываются ему.

Резко делятся эти три области в человеческой жизни. И

поэтому человек замечает, что он трояко связан с миром. Первое

есть нечто, что он застает, что он принимает как данный факт.

Благодаря второму он делает мир чем-то, что касается его, что

имеет значение для него. Третье — это то, что он рассматривает

как цель, к которой он должен неустанно стремиться.

Почему является человеку мир в этом трояком образе? Самое

простое наблюдение может нам прояснить это. — Я иду по лугу,

поросшему цветами. Цветы говорят мне о своих красках при помощи

моего глаза. Это факт, который я принимаю как данное. — Я

радуюсь великолепию красок. Этим я обращаю данный факт в нечто,

касающееся меня самого. При помощи моих чувств я связываю цветы

с моим собственным бытием. Через год я снова прохожу по этому

же лугу. На нем растут другие цветы. Новая радость вырастает во

мне при виде их. Моя радость прошлого года возникает вновь, как

воспоминание. Она во мне;