Одной из важных и постоянных целей богослова, который стремится выразить православную веру в том виде, как она отражена в православном кафолическом Предании, заключается в том, чтобы суметь отдать должное и истории и»систематическому»мышлению, обращенному к современникам. В большинстве случаев, однако историки ограничиваются историей, устанавливая факты прошлого и оставляя открытой проблему объективной истины. Систематические богословы, наоборот, пренебрегают строгими правилами и требованиями исторической критики и используют прошлое как источник текстов–доказательств, подбирая их с тем, чтобы доказать свою собственную, часто спорную интерпретацию истины.
Эта дихотомия является особенно опасной для православного богословия, которое просто перестает быть православным, если оно или пренебрегает Преданием, нераскрытым в истории, или забывает истину, которая является его разумным основанием. Настоящий труд Джона Зизиуласа, по моему мнению, следует считать важным не только потому, что он явно превосходит ту дихотомию, о которой говорилось выше, но и потому, что он блестяще показывает, что православное учение о человеке и Церкви нельзя раскладывать по тщательно разделенным секциям богословской науки — «богословие»,»екклезиология», — ибо все это становится просто бессмысленным, если к ним подходить отдельно. Только вместе они отражают истинный»разум Христа», о котором писал ап. Павел,»истинный гносис», защищаемый св. Иринеем, и опытное подлинное ощущение Бога, к которому звали отцы более поздних столетий.
Обширная, изданная на многих языках Балкан и восточной Европы, православная богословская литература стала за последние два десятилетия гораздо более доступной и на английском языке. В нее входят общие введения в православную историю и учение, некоторые важные специализированные исследования и монографии, и большое количество текстов, относящихся к духовности. В этой книге»Бытие как общение»внимательные читатели узнают, как все эти разбросанные элементы Предания связаны с самим Евангелием, как этим жила ранняя христианская община как это отражено великими Отцами. Они также увидят, что оно превосходит исторические рамки и непосредственно соотносится с сегодняшними проблемами.
Эту книгу не всегда легко читать. Она предполагает некоторую степень понимания современных богословских тенденций. Дисциплинированный и критический ум Зизиуласа находится в постоянном диалоге с другими, или доверяя им, или критикуя их — в основном на основе пристрастия и односторонности, то есть на основе того, что им не достает подлинно «кафолического»понимания церковной реальности. Его мышление во многом близко мышлению покойного отца Николая Афанасьева, хорошо известного защитника теории»евхаристической экклезиологии», но какой острой (и, по моему мнению, какой оправданной) является также и критика Зизиуласом Афанасьева! Не упускал ли Афанасьев, в какой‑то мере тринитарный и антропологический аспект экклезиологии, фокусируя в своем мышлении внимание на»локальной»природе евхаристической общины и исключая в какой‑то мере проблемы истины и универсальных предпосылок единства.
Я надеюсь, что читатели не будут смущены техническим характером этой книги. Джон Зизиулас действительно рассматривает самые современные, самые настоятельные, самые сущностные проблемы, стоящие перед Православной Церковью сегодня. До тех пор пока видимая реальность жизни нашей Церкви не станет соответствовать тому общению, которое открывается нам в евхаристии, до тех пор, пока наши церковные структуры — особенно здесь на Западе — сами не будут соответствовать тому, чем Церковь является на самом деле, до тех пор, пока евхаристическая природа Церкви не освободится от наслоений анахронизма и этнической политики, которая скрывает это сегодня, никакое экуменическое свидетельство, никакая подлинная миссия в этом мире невозможны.
Родившийся и Греции в 1931 году, Джон Зизиулас окончил богословский факультет Афинского университета, где позднее он получил степень доктора богословия за работу»Единство Церкви в евхаристии епископ в первые три столетия»(Афины, 1965). Он также изучал патристику в Гарварде и был членом Центра византийских исследований в Дамбартон Оуксе. В течение нескольких лет он работал в штате Комиссии»Вера и Устройство»Всемирного Совета Церквей и постепенно был признан одним из наиболее влиятельных православных богословов молодого поколения. Как представитель Вселенского Патриарха он является членом Международной Комиссии по диалогу с римским католицизмом. Его экуменическая вовлеченность привела его к опубликованию ряда статей и исследований в различных периодических изданиях. Некоторые из этих статей появились во французской книге»Церковная жизнь»(Париж, 1981). Те же самые статьи с важными дополнениями включены в эту книгу.
В настоящее время Джон Зизиулас является профессором богословия в университете Глазго. Недавно он был назначен лектором по совместительству в Фессалоникийский университет.
Церковь является не просто каким‑то институтом. Она есть “способ существования”, способом бытия. Тайна Церкви, даже в ее институциональном аспекте, глубоко связана с бытием человека: с бытием мира и самим бытием Бога. В силу этой связи, такой характерной для патристического мышления, экклезиология представляет заметную важность и значение не только для всех аспектов богословия, но и для экзистенциальных потребностей человека в каждом веке.
Прежде всего, церковное бытие связано с самим бытием Бога. Исходя из того, что человек является членом Церкви, он становится “образом Бога”, он существует, как существует сам Бог, он воспринимает “способ существования” Бога. Этот способ бытия не является нравственным достижением, чем‑то, что человек совершает. Это — способ отношений с миром, с другими людьми и с Богом, событием общения: вот, почему это не следует рассматривать как достижение, какого‑то индивидуума, это является церковным фактом.
Однако, чтобы Церковь представляла собой этот способ существования, она должна сама быть образом того способа, которым существует Бог. Вся ее структура, ее служение и т. д. должны выражать этот способ существования. И это означает, прежде всего, то, что Церковь должна иметь правую веру, правильное видение бытия Божия. Православие в отношении проблемы бытия Божия не является роскошью для Церкви и человека: это — экзистенциональная сущностная необходимость.
************************
В течение патристического периода едва ли даже существовало упоминание о бытии Церкви, хотя многое было сделано в отношении понятия о бытии Бога. Вопрос, который занимал отцов Церкви, заключался не в том, чтобы узнать, существует ли Бог или нет; существование Бога являлось “данным” для почти всех людей того периода, и христиан и язычников. Вопрос, который мучил все поколения, был скорее: как Он существовал. И такой вопрос имел непосредственные следствия как для Церкви, так и для человека, так как и то и другое рассматривалось как “образы Бога”.
Ответить на вопрос о бытие Бога и патриотический период было нелегко. Величайшая трудность коренилась и древнегреческой онтологии, которая фундаментально являлась монистической; бытие мира и бытие Бога для древних греков представляет неразрывное единство. Это связывало вместе бытие Бога и бытие мира, в то время как библейская вера провозглашала Бога абсолютно свободным по отношению к этому миру. Платоновская концепция Бога–Творца не удовлетворяла отцов Церкви, именно из‑за учения о творении из праматерии, которое ограничивало божественную свободу.
Поэтому было необходимо найти какую‑то онтологию, которая избегала бы как крайностей монистической греческой философии, так и “разрыва” между Богом и миром о чем учили гностические системы, что являлось другой великой опасностью этого периода. Создание такой онтологии являлось, возможно, величайшим философским достижением патристического мышления.
Экклезиальный опыт отцов Церкви играл решающую роль в прорыве онтологического монизма и избежании гностического “разрыва” между Богом и миром. Тот факт, что ни такие апологеты как Иустин Мученик, ни александрийские катехические богословы, такие как знаменитый Климент и Ориген смогли совершенно избежать ловушки онтологического монизма греческой мысли, не является случайным; они были выше всех “докторов”, они являлись академическими богословами, принципиально заинтересованными в христианстве как “откровении”. По контрасту, епископы этого периода, богословы–пастыри такие как св. Игнатий Антиохийский, а важнее всего св. Ириней, а позднее Афанасий подходили к бытию Бога через опыт церковной общины, через опыт церковного бытия. Этот опыт открыл нечто очень важное; бытие Бога нельзя познать только через личностные взаимоотношения и через личную любовь. Бытие означает жизнь, а жизнь означает общение.
Эта онтология, которая исходила из евхаристического опыта Церкви, руководила Отцами при разработке их учения о бытие Бога, учения, сформированного, прежде всего Афанасием Александрийским и каппадокийскими отцами; Василием
Великим, Григорием Назианзиным и Григорием Нисским. Ниже кратко дается результат этого важного философского развития, которое было бы невозможно без опыта бытия Церкви, и без которого экклезиология потеряла бы свой глубокий экзистенциальный смысл.
Бытие Бога есть относительное бытие; без концепции общения было бы невозможно говорить о бытии Бога. Тавтология “Бог есть Бог” ничего не говорит об онтологии, как логическое утверждение А=А является мертвой логикой и, следовательно, отрицанием бытия, которое есть жизнь. Было бы немыслимо говорить об “одном Боге”, не говоря о Боге, Который является “общением”, то есть о Святой Троице. Пресвятая Троица является изначальной онтологической концепцией, а не понятием, которое добавляется к божественной сущности или скорее, которое следует за этим, как это вытекает из догматических учений Запада, и как это, увы, проявляется в некоторых учебниках Востока в наше время. Вне общения субстанция Бога, Сущность Бога — “Бог” — не имеет онтологического содержания, никакого истинного бытия.
Таким путем общение в патристическом мышлении становится онтологической концепцией. Ничто в существовании само по себе не является постижимым как индивидуум, таким как tТde t… Аристотеля, так как даже Бог существует благодаря факту общения. Таким образом, древний мир услышал в первый раз, что именно общение делает существа “существующими”; ничто не существует без этого, даже Бог.
Но это общение не является отношениями, понимаемыми ради самих себя, какой‑то экзистенциональной структурой, которая заменяет “природу” или “субстанцию” в ее исконной онтологической роли, нечто, напоминающее структуру существования, встречаемую в мышлении Мартина Бубера. Как и “субстанция” “общение” само по себе не существует; Отец является “причиной” этого. Этот тезис каппадокийцев, вводящий в понятие бытия Бога концепцию “причины”, приобретает огромную важность и значение. Ибо это означало, что конечная онтологическая категория, которая делает нечто реально существующим, не является ни безличной и некоммуникабельной “субстанцией”, ни структурой общения, существующей сама по себе или налагаемой необходимостью, а скорее личностью. Тот факт, что Бог обязан Своим существованием Отцу, то есть Лицу, означает а), что Его “субстанция”, Его бытие, не ограничивает Его (Бог не существует, потому что Он не может не существовать) и б), что общение не является сдерживающей, ограничивающей структурой для Его существования (Бог не в общении не любит, ибо не может не быть не в общении и любви). Тот факт, что Бог существует, потому что Отец показывает, что Его существование, Его бытие есть следствие свободного лица, что означает в конечном итоге, что не только общение, но и свобода, свободная личность составляют истинное бытие. Истинное бытие исходит только из свободной личности, из личности, которая свободно любит, то есть, которая свободно утверждает свое бытие, свою идентичность посредством акта общения с другими людьми.
Таким путем обсуждение бытия Бога ведет патристическую мысль к следующим тезисам, которые фундаментально связаны как с экклезиологией, так и с онтологией.
а) Вне общения нет никакого истинного
