французские постструктуралисты Ж. Делез и Ф. Гватари вводят понятие ризомы, заимствованное ими из ботаники. Сам термин «ризома» обозначает способ жизнедеятельности многолетних травянистых растений типа ириса; в узком смысле ризома — это подземный горизонтально расположенный корешок таких растений, пускающий корни снизу и дающий покрытые листьями побеги сверху. Эти беспорядочно переплетенные отростки и побеги растут во всех направлениях. Ризома, следовательно, не имеет единого корня, связующего центра. Это непараллельная эволюция совершенно разнородных образований, происходящая не за счет дифференциации, членения, разветвления, а благодаря удивительной способности перепрыгивать с одной линии развития на другую, исходить и черпать силы из разности потенциалов.
Постструктуралисты постоянно противопоставляют ризому и дерево как два совершенно разньгх способа мышления. Дерево имеет единство в виде корня, ствола и ветвей, у него есть верх и низ, прошлое и будущее, единая, целостная история, эволюция и развитие. Дерево непрерывно дихотомически ветвится, это — бинарная система. У дерева есть центр (начало), из которого оно вырастает в соответствии со своей генетической информацией и логикой структурной реорганизации. Дерево — это местонахождение, система точек и позиций, жестко фиксирующих его содержание; это иерархическая система передачи свойств с центральной инстанцией и рекапитулирующей памятью. Дерево — символ власти, научные школы организованы древовидно. Мораль, религия, политика тоже деревообразны.
Ризома, в отличие от дерева, с точки зрения постструктуралистов, «парадигматически» более соответствует современному положению действительности. Для постструктурализма понятия центр, целостность, единство, тотальность по содержанию синонимичны. Тоталитаристские и авторитаристские тенденции в обществах XX века становятся оковами дальнейшего движения. Порождаемые ими аналитизм, логоцентризм ограничивают рост, ослабляют становление. Другое дело ризома. Она преодолевает любые ограничения именно в силу того, что ее теснят, обступают и препятствуют развитию. И чем сильнее давление на ризому, тем шире радиус ее действия, тем на большем пространстве периферийной земли она выбрасывает свои щупальца. Ведь не будь периферии, ее жизнеобновляющих и жизнепитающих соков, рост прекратился бы и в материнском лоне начала (центре, фокусе).
Поэтому ризома заполняет все трещины, разломы, пустоты и бреши человеческого бытия. Она не знает границ, какими 6ы; — естественными или искусственными — они ни были. Она помогает умножать стороны исследуемой реальности, видеть полифонию ее граней. Это радикальный разрыв с европейской традицией, фундаментальная переориентация мышления. Мыслить по-современному — значит мыслить ризомно, то есть мыслить в вещах, среди и между вещей. Мыслить ризомно — значит понимать, что история человеческой жизни, социальной реальности, познания, культуры дискурсивна; она прерывается, ломается, рвется, пускает новые корни в самых неподходящих местах, движется множеством разных, не связанных друг с другом линий, она полицентрична и плюралистична, вся в микроскопических прожилках становлениях, без определенного объекта, с массой индивидуальных агентов.
Порожденные ризомным характером развития неожиданные и несистемные различия, неспособные четко противопоставляться друг другу по наличию или отсутствию какого-либо признака, ведут к утрате онтологического значения принципа би-наризма, символизирующего собой структурализм. Отвергаются все бинарные оппозиции: половозрастные (мужчина — женщина, дети — взрослые), расовые (черные — белые), классовые (общественный — частный), познавательные (субъект — объект, образный — понятийный, истинный — ложный) и т.д. Никаких противоположностей — только равноправное разнообразие.
Ризомное мышление породило теорию шизофренического дискурса — языка, отвергающего общепринятую логику и причинно-следственные связи, языка абсурда и парадоксальности, свойственного подлинно творческим людям (писателям, поэтам, художникам) и социально отверженным (безумцам, больным, преступникам), которые в глазах «больной цивилизации» неизбежно выглядят «шизоидными личностями».
Другим предметом постструктуралистской критики стала традиционная концепция знака. Наиболее авторитетно ее провел Ж. Деррида, предпринявший попытку подрыва эпистемологических корней, на которых покоился «классический структурализм». Он считал невозможным разделение ряда означаемого и ряда означающего при функционировании знака, в версии Ф. де Соссюра. По его мнению, любой способ знакового обозначения ведет к оппозиции вещей и законов, ими управляющих. Законы — это порождение западного логоцентризма — стремятся навязать всему, на что направлена человеческая мысль, порядок и смысл, стремление найти первопричину, что соответствует желанию человека во всем отыскать «Истину».
Так, например, восходящая к гуманистам практика работы с текстом предполагает, что сам текст есть некоторая замкнутая в себе ценность, первоисточник, содержащий истинный смысл, который надо понять. «Понять» текст, с этих позиций, значит овладеть им, присвоить его, распредметить, сделать своим, т.е. подчинить его господствующим в обществе стереотипам. Особый негативизм у постструктуралистов вызывает, обоснованное Соссюром, господство устной речи над письменной. Устная речь создает «ложное представление о естественности связи означающего (акустического образа слова) с означаемым (понятием о предмете), так как она не учитывает интециональной направленности сознания, воспринимающего мир по своим имманентным законам и представлениям, и роли культурного контекста.
Следующим направлением критики постструктуралистов стала теория коммуникации. Критика теории коммуникативности сконцентрировалась на выявлении трудности или невозможности адекватно понять и интерпретировать текст. К такого рода трудностям они относили невозможность посредством языка адекватным образом отображать и воспроизводить («репрезентировать») действительность, в силу метафорических корней языка. Другую трудность они видели в принципиальной невозможности объективной интерпретации текста, заданной поиском в нем единого и объективного смысла; существование бесчисленных интерпретаций любого текста свидетельствует об иллюзорных попытках вкладывания смыслов в текст, который сам по себе не имеет никакого смысла. Эти и многие другие аргументы критиков теории коммуникации вобрало в себя ключевое для постструктурализма понятие смысловой «неразрешимости» как одного из принципов организации текста.
Критика концепции целостного субъекта в рамках постструктурализма отталкивалась от декартовского «Я мыслю, следовательно, существую», отождествившего субъекта с самосознанием человека и провозгласившего суверенной субъективность личности. С точки зрения постструктуралистов представления «говорящего субъекта» (= «думающий субъект», как бессловесно говорящий) о независимости и автономности своего сознания и самоценности своего «я» не более как иллюзия. Используя эту иллюзию как право управления текстом, навязывания тексту смыслов или формы, субъект предполагает, что сам он свободен, не подчиняется никаким законам. Но поскольку «ничего не существует вне текста» (Деррида), то и субъект с необходимостью находится внутри текста, в рамках господствующих норм, в границах определенного исторического сознания. Самосознание субъекта есть лишь совокупность различных текстов, воспроизводящих мир культуры. Итогом таких рассуждений стало представление о «смерти субъекта».
Мыслительная практика постструктурализма, несмотря на ее экзальтированность и эпатирующее воздействие, открыла важную область приложения интеллектуальных усилий. В постструктурализме философия, утратившая на исходе XX столетия гарантии и априорные критерии, заявила о себе как конструктивная сила, как непосредственная участница формирования новых культурных объектов, новых отношений между различными областями духовной и практической деятельности. Ее судьба в третьем тысячелетии будет определяться решением вопроса, вокруг которого фактически сконцентрирована вся проблематика постструктурализма: как проблематизировать разум вне форм самого разума, как соединить понятийно и категориально развитую мысль с мыслью без образов и понятий? Ответы на эти вопросы, а значит, и ответы на вопросы о судьбах философии не могут быть даны, пока не пережит до конца опыт содержательного вопрошания.
Аналитическая философия возникла в Англии в начале XX века, а ее основоположниками считаются три британских философа: Джордж Мур, Бертран Рассел и Людвиг Витгенштейн, оказавших огромное влияние на современную англоязычную философию: около 80 % ныне живущих в мире ее представителей связывают свое творчество с аналитической философией. Сфера исследовательских интересов философов-аналитиков — изучение оснований чувственного и рационального знания, и в этом они продолжили традицию как английской философии (Гоббс, Локк, Беркли, Юм и др.), так и новоевропейской (Декарт, Лейбниц Кант и др.).
Но в отличие от этой традиции основоположники аналитической философии впервые стали рассматривать в качестве основания знания язык философских произведений. По их мнению, многие философские проблемы являются результатом непроясненного употребления языка, отсутствия четкого разграничения значимых и пустых выражений. Такое «невнимание» к языку, считают философы-аналитики, является следствием господствующей еще со времен Платона установки, согласно которой за любым языковым знаком стоит реальный, материальный или идеальный, объект. Подвергнув лингвистическому и логическому анализу язык философских текстов, аналитики попытались выявить все пустые, бессмысленные выражения и фразы, ставшие, с их точки зрения, причиной не только философии идеализма, но и всех вообще философских псевдопроблем. Спектр интересов аналитиков не ограничился только философским языком: они анализировали язык религиозных, научных, этических и др. трактатов. Несмотря на большой разброс в тематиках исследования, всех аналитиков объединяет единый стиль философствования, отличающийся ясностью и осмысленностью изложения, четко выраженной структурой аргументации, наличием явных логических связей между отдельными тезисами текста.
Свою общефилософскую позицию Мур и Рассел характеризовали как «прорыв» от идеализма к реализму, признающему независимость предмета познания от познавательных актов. Поэтому они «восстали» против идеализма Канта и Гегеля, а также против экзистенциализма. Это «восстание» Рассел датирует 1898 годом, когда Мур опубликовал статью «Природа суждений», в которой разъяснил принципы «новой» философии. «Мур начал бунт, я верно за ним последовал», — писал впоследствии Рассел в статье «Мое философское развитие». «Бунт» имел целью доказать, что идеализм Канта и Гегеля есть следствие непроясненности языка, на котором излагали свои мысли эти философы.
Главная антикантовская идея Мура и Рассела состояла в том, что «факт в общем и целом независим от опыта». Как это понимать? Начиная с Канта, факт понимался как некое содержание, связанное с наличием у познающего субъекта априорных форм чувственности и рассудка. Поэтому факт интерпретировался как действительность, существующая только «для» человека. Кан-товский субъективизм ограничивал познание феноменальным миром: человеку не дано знать, каковы вещи на самом деле; он знает их такими, как они даны в опыте. В работе «Мое философское развитие» Рассел писал: «Предположение, что пространство и время существуют только в моем уме, меня душило… Кантовы взгляды, по которым выходило, что моя любовь лишь субъективная фикция, были для меня невыносимы…». Выступая против кантовского понимания опыта, Рассел утверждал, что «опыт является весьма ограниченным и с космической точки зрения тривиальным аспектом крошечной части Вселенной».
По отношению к философии Гегеля аналитики занимали примерно одинаковую критическую позицию: любая метафизика направлена «на абсурдную цель» «высказать невысказываемое», коим являются сущности вещей.
Придерживаясь единых общефилософских позиций, Мур и Рассел создали два различных направления аналитической философии: Мур развивал философию лингвистического анализа (или лингвистическую философию), а Рассел философию логического анализа.
Мур Джордж (1873-1958) — английский философ, взгляды которого эволюционизировали от абсолютного идеализма к эмпиризму в его английском варианте. Работы Мура по опровержению идеализма положили начало широкому реалистическому движению в Англии. Началом аналитической философии считают работу Мура «Принципы этики» (1903), в которой дан новый способ философствования: прежде чем сформулировать тот или иной принцип, Мур тщательно анализировал каждый употребляемый им термин, показывая читателю все логические шаги и переходы в своих рассуждениях. Предложив технику проверки и опровержения философских высказываний, состоящую в выявлении их противоречий обыденному языку, он проанализировал значения таких простых слов обыденного языка, как «быть», «вещь», «факт», «отношение», «действительность», «утверждение», «видеть» и т.д. и пришел к выводу,
