конечно, что менее радикальных способов его смещения не существует. Однако было бы анахронизмом рассматривать учение об оправданности тираноубийства как радение за политическую демократию в нашем смысле слова. Иоанн, несомненно, разделял общее убеждение, что монарх должен уважать обычаи и традиционные законы страны. Он утверждал, что монарх обязан заботиться о благосостоянии своих подданных, в особенности наиболее нуждающихся. Но такие взгляды были обычны для средневековья и считались вполне совместимыми с теократической концепцией христианского государства. Иоанн налагал ограничения на королевскую власть исходя из требований морального закона и христианской веры, а не из политического права граждан участвовать в правлении[[164 . В XI столетии Манеголад из Лаутенбаха, один из тех, кто считал диалектику излишней для теолога, утверждал, что монарх обязан своей властью выбору и должен оправдать оказанное ему доверие. Таким образом, он исходил из договорной теории правления. Однако он имел в виду, несомненно, главным образом отношение между правителями и знатью, с одной стороны, и монархом — с другой.]].
Мы видели, что уже в XII в. парижские школы постепенно становились центром притяжения. Одна из них действовала при августинианском Сен-Викторском аббатстве в предместье Парижа. Именно сюда удалился на покой Гильом из Шампо, побежденный в споре Абеляром. Впоследствии эта школа снискала высокую репутацию при Гуго Сен-Викторском (вероятно, выходце из Германии) и шотландце Ришаре (Ричарде) Сен-Викторском. Видимо, профессор Дэвид Ноулз прав, полагая, что единственной и главной причиной относительно малого внимания к викторианцам (по сравнению, скажем, с другими школами и отдельными учителями того времени) была их репутация писателей-мистиков[[165 . См. Knowles D. The Evolution of Medieval Thought. London, 1962, pp. 141 f.]]. Ибо такая репутация создает впечатление, будто изучение викторианцев относится скорее к истории духовности, чем к истории средневековой философии. Однако на самом деле викторианцы никоим образом не ограничивались темой мистического созерцания и молитвенного восхождения души к Богу. Они, конечно, разделяли убеждение св. Августина, полагавшего, что целью поисков истины является беспредельное блаженство, в конечном счете находимое в самом Боге. Ришар Сен-Викторский, в частности, развивал мистическую теорию, и его аллегорическое толкование Писания было чуждо умам большинства современных ему экзегетов. В то же время и Гуго и Ришар Сен-Викторские внесли свой вклад в развитие теологической и философской мысли средневековья.
Гуго Сен-Викторский (ум. 1141), как передают, родился в знатной семье в Саксонии и учился сначала в Хальберштадте (хотя то, что он родился в Германии, не вполне достоверно).
Во всяком случае, он продолжил свое образование в Париже, в Сен-Викторском аббатстве, где впоследствии преподавал и писал свои сочинения. Основная философская работа Гуго — Didascalion в семи книгах. Сочинение «О таинствах христианской веры» (De sacramentis christianae fidef) сыграло важную роль в развитии теологии. Гуго написал также комментарий к «Небесной иерархии» Псевдо-Дионисия, переведенной на латинский язык Иоанном Скотом Эриугеной.
Одно из изречений Гуго гласит: «Учись всему: потом увидишь, что ничто не лишне»[[166 . Migne, PL, 176,800 С.]]. Слово «всему» отсылает, конечно, к разным областям знания того времени. В сочинении Didascalion Гуго дает классификацию наук и искусств, опираясь главным образом на Аристотеля в переложении Боэция, но и на некоторых других авторов. Логика, которая, по его словам, изучает понятия, а не вещи и подразделяется на грамматику и искусство рассуждения, является приготовлением к собственно науке[[167 . Излишне говорить, что «науку» следует понимать широко — как разумное знание, а не в современном ограниченном смысле термина.]]. Наука же разделяется на теоретическую науку, включающую в себя теологию, математику[[168 . Математика включает в себя арифметику, музыку и астрономию.]] и физику[[169 . Физика изучает природу и качества вещей и считается более фундаментальной наукой, нежели астрономия, которая изучает движение тел.]], и на практическую науку, состоящую из этики, экономики и политики. Кроме того, существуют разные «несвободные», или «поддельные»[[170 . Scientuk adultermae.]], науки, в том числе такие разнообразные виды деятельности, как плотницкое дело, коммерция, земледелие, медицина и сценическое искусство.
Гуго Сен-Викторский, таким образом, предлагает систематическую программу образования. Однако, говоря, что всякое знание полезно, он не имеет в виду, что свободные искусства и физика, или естественная философия, суть предметы, которые должны изучаться только и единственно ради них самих. В сочинении Dulilscation он рассуждает сначала о свободных искусствах, далее о теологии и, наконец, о религиозном созерцании. Ясно, что свободные искусства и изучение этого мира он считает приготовлением к более высокой науке — теологии. Данная точка зрения, конечно, была совершенно оправданна для теолога, который верил, что мир есть создание и проявление Бога. Для него вполне естественно было думать, что ум переходит от знания результатов божественных действий к знанию о самом деятеле. Он с той же естественностью подчинял теологию, толкуемую им как понятийное знание о Боге, непосредственному знанию о Боге, которое может быть достигнуто в мистической молитве, и считал мистицизм приуготовлением к блаженному созерцанию Бога на небесах.
Очевидно, благодаря относительной скудости тогдашнего эмпирического знания, задача упорядочивания всех областей исследования, отведения каждой из них подобающего места во всеохватывающей схеме казалась средневековым мыслителям гораздо более простой, нежели современным исследователям. Следует помнить также об иерархическом представлении о вселенной и господствовавшем теологическом мировоззрении, которые лежали в основе всех попыток систематизации знания, предпринятых средневековыми мыслителями, в том числе Гуго Сен-Викторским. Правда, мысль о преодолении фрагментарности знания не обязательно зависит от религиозных верований[[171 . Мы можем вспомнить здесь, например, Опоста Конта и более позднюю попытку логических позитивистов построить общий язык для эмпирических наук. Но эта попытка последовала за развитием конкретных наук и возросшей специализацией, тогда как средневековые энциклопедические схемы предшествовали возникновению науки нового времени.]], но религиозные убеждения, безусловно, влияли на структуру или общий план средневековой систематизации.
Гуго и Ришар Сен-Викторские внесли известный вклад в развитие философской теологии, предложив доказательства существования Бога. Но доказательства Гуго были схематичнее, чем аргументы Ришара, и более откровенно зависели от предпосылок или допущений, которые принимались им как само собой разумеющиеся. Однако его мысли, основанные на внутреннем опыте, т. е. на восприятии человеческой душой самой себя, представляют определенный интерес. «Не является, — утверждает Гуго, — понастоящему мудрым тот, кто не видит, что он существует; и если человек действительно начинает задумываться о том, что он есть, он понимает, что не является ни одной из всех тех вещей, какие видимы или могут быть в нем увидены»[[172 . Migne, Pi, 176, col. 825A.]]. Далее, разумная душа «посредством рассудка отделяет себя от субстанции плоти и видит себя отличной от нее»[[173 . Ibid. В этой мысли об отношении между душой и телом, описываемом как отношение «присоединения» (176, col. 409), Гуго следует скорее за Августином, чем за Аристотелем.]]. Другими словами, как считает Гуго, размышление показывает, что человеческая душа превосходит телесное и не может быть отождествлена ни с одним из его преходящих видоизменений. Однако душа существовала не всегда. Она не может также быть причиной собственного бытия. Следовательно, ее существование следует приписать активности Бога. Это рассуждение ныне вряд ли покажется убедительным большинству людей; однако тот факт, что Гуго основывает свой аргумент на опыте Я, не лишен интереса, поскольку мы, как правило, представляем себе средневековые доказательства существования Бога как пять путей Аквината, который брал за отправную точку внешний мир[[174. Гуго предлагает также другого рода аргументы, доказывая, например, что совокупность вещей, начинающих существовать и преходящих, должна иметь некое начало и потому — некую внешнюю причину.]].
Ришар Сен-Викторский, который, как говорят, был шотландцем, прибыл в Париж в юности и обосновался в Сен-Викторском аббатстве, где в конце концов стал настоятелем и умер в 1173 г. Автор трактата о Троице (De Trinitate) в шести книгах, он написал также два сочинения о религиозном созерцании, Bemamin minor и Bemamin maior.
Подобно Ансельму, Ришар исходит из веры и пытается понять ее содержание. По его словам, он часто читал, что существует только один Бог, что Бог вечен, всемогущ и т. д, что он един в субстанции и троичен в Лицах. «Однако я не помню, чтобы читал, как все это доказать»[[175 . Migne, PL, 196, coL 893 ВС С точки зрения позднейшей «естественной теологии» догмат о Троице следует исключить из числа истин, которые могут быть доказаны путем философского размышления.]]. И вот, если рассматривать существование Бога, то что следует взять за точку отсчета? Ришар отвечает, что мы должны начать с рефлексии о вещах, существование которых дано в опыте и в которых мы не можем сомневаться. Это вещи, которые начинают и затем перестают существовать. По опыту нам известно, что такие вещи есть. Действительно, мы только так и можем знать об их существовании[[176 . Иными словами, существование того, что начинает и затем перестает существовать, не является необходимым и не может быть доказано a priori]]. И не можем всерьез сомневаться, что такие вещи существуют.
Итак, все существующее существует либо благодаря самому себе, либо благодаря чему-то другому. Кроме того, все существующее либо существует вечно, либо начинает существовать в какой-то момент времени. Мы не можем представить себе, однако, чтобы вещь существовала благодаря самой себе и в то же время имела начало во времени. Ибо понятие начинающего существовать во времени исключает понятие существующего от себя (a se), т. е. понятие необходимого существования. Если нечто существует необходимо, оно должно существовать всегда и не может иметь начала во времени. Следовательно, возможны три способа существования. Можно существовать благодаря самому себе и от века, т. е. необходимо, в силу своей сущности, или природы.
Можно существовать не благодаря самому себе и не вечно.
И наконец, можно существовать вечно, но не благодаря самому себе, или необходимо[[177 . Этим учитывается возможное существование сущего, которое создано от века, — т. е. сущего, которое является онтологически зависимым, но не начинает существовать таким образом, что есть мысленно определимый первый момент его существования.]].
Вещи, которые начинают существовать и преходят, о существовании которых мы знаем из опыта, следует отнести ко второму классу. Ибо если они начинают существовать, значит, не существуют вечно. А если они не существуют вечно, то не могут существовать необходимо, или благодаря самим себе. Следовательно, чтобы объяснить или понять их существование, мы должны признать сущее, которое существует благодаря самому себе и вечно. Если бы такого сущего не было, то ничто вообще не существовало бы здесь и теперь, тогда как нашей отправной точкой является именно признание факта существования вещей.
На возражение, что существо, существующее само по себе, вполне могло бы быть миром, Ришар ответил бы, вероятно, так: то, что мы называем миром, состоит из вещей, которые
