учений, получивших распространение в Париже на факультете искусств. Умер он в 1277 г.
Общепризнано, что как логик Петр Испанский уступал Уильяму Шервуду. Но его трактат Summulae Logicales стал излюбленным учебником. Логика, утверждает автор, есть искусство искусств и наука наук, поскольку является приготовлением ко всем другим наукам. Она есть искусство рассуждения, но рассуждение должно вестись через посредство языка. Поэтому изучение логики должно начинаться с исследования терминов и их функций. Петр обсуждает ряд тем, однако мы ограничимся лишь указанием на несколько моментов, касающихся его трактовки suppositio. Одну из форм последней он называет suppositio discreta. Это выражение указывает на функцию термина, который подразумевает одного индивида, как в высказывании «Сократ — человек». Раздельную суппозицию, таким образом, надо отличать от общей суппозиции (suppositio commums), которая встречается, например, когда субъектом высказывания выступает универсальный термин, как в высказывании «человек смертен».
Общая суппозиция подразделяется на естественную и акцидентальную. Такой термин, как «человек», есть знак с определенной обозначающей функцией, или значением (sigmficatio). Благодаря этому значению термин способен в высказывании подразумевать те вещи, которым он может быть приписан в качестве предиката[[412 . Другими словами, суппозиция (.suppositio) предполагает значение (sigmficatu)).]]. Таким образом «человек», благодаря значению этого термина, может подразумевать всех людей, включая тех, кто существовал в прошлом или будет существовать в будущем. А идентальная суппозиция, которая сама может быть разных видов, встречается, когда вид «подразумевания», присущего термину, определяется чем-то привходящим (adiunctum). Если мы говорим, например, что всякое животное, кроме человека, неразумно, то ограничиваем суппозицию термина «животное».
В утверждении о том, что каждый человек есть животное, термин «животное», с точки зрения Петра, подразумевает только природу рода животного, а не отдельных животных[[413 . Петр замечает, что было бы неверно утверждать, будто всякий человек есть это животное.]]. Это пример простой акцидентальной суппозиции. В утверждении, что какой-то человек бежит, слово «человек» подразумевает, насколько дело касается языка, любое отдельное человеческое существо. Это пример персональной акцидентальной суппозиции.
Уильям Оккам родился в Оккаме (графство Суррей) ок. 1285 г. (во всяком случае, между 1280 и 1290 гг.). Став францисканцем, он в 1309 или 1310 г. начал изучение теологии в Оксфорде, читал лекции по Библии (1315-1317) и по «Сентенциям» Петра Ломбардского (1317-1319). В нормальных обстоятельствах он получил бы разрешение на преподавание как доктор теологии; но в 1323 г. канцлер Оксфордского университета Джон Люттерелл отправился в Авиньон выдвинуть против Оккама обвинения в ошибочности его учения[[414 . В 1322 г. король Эдуард II запретил Люттереллу ехать в Авиньон, убедив его не ставить под удар репутацию университета и не посвящать во внутренние разногласия папу. Однако в 1323 г. король дал согласие на эту поездку.]]. В результате в начале 1324 г. Оккам был вызван в Авиньон, дабы ответить на обвинения. Люттерелл оспаривал пятьдесят шесть положений, содержащихся в комментарии Оккама к «Сентенциям», Была избрана комиссия, которая должна была разобраться в этом вопросе. Члены комиссии отобрали для рассмотрения тридцать три положения, главным образом теологических, и добавили к ним некоторые другие. Расследование осталось незавершенным, но Оккам так никогда и не получил разрешения преподавать. Отсюда и полученный им титул Venerainus inceptor, где слово inceptor, или «начинатель», указывает, что, хотя Оккам выполнил все условия, необходимые для получения степени доктора, он так никогда и не стал действительным профессором, tаgister actu regens.
Когда Оккам находился в Авиньоне, генерал францисканцев Михаил Чезенский прибыл в папскую курию, чтобы ответить за свои критические выступления против папских решений, касающихся евангелической бедности во францисканском ордене. К несчастью, генералу удалось вовлечь в этот спор Оккама[[415 . «К несчастью» — потому что вряд ли с Оккамом случилось бы чтото страшное вследствие обвинений, выдвинутых рьяным томистом Джоном Люттереллом. Если бы он не оказался замешан в спор о бедности, то смог бы, вероятно, продолжить свою академическую карьеру и опубликовать сочинения, которые, во всяком случае с философской точки зрения, представляли больший интерес и имели большую ценность, нежели его антипапская полемика.]], и в мае 1328 r, спасаясь бегством из Авиньона, он взял Оккама с собой. Они нашли прибежище у Людвига Баварского в Пизе, а затем сопровождали его до Мюнхена. У Людвига были свои разногласия с папой относительно светской власти Святейшего Престола, и Оккам отстаивал антипапскую позицию в ряде политических сочинений.
После бегства из Авиньона Оккам вместе с Михаилом Чезенским был отлучен от церкви. А в 1349 г., после смерти Людвига, Оккам, по-видимому, предпринял шаги к примирению со Святейшим Престолом, выказав готовность к повиновению. Однако в 1349 г. он умер, вероятно став жертвой «черной смерти». Неизвестно, имело ли когда-либо место формальное примирение.
Основная работа Оккама — его комментарий к «Сентенциям» Петра Ломбардского. Первая книга была переработана самим автором и потому составляет Ordinatio. Другие три книги состоят из Reportata, т. е. из тех записей лекций Оккама, которые, вероятно, не были переработаны автором. Кроме того, мы располагаем семью Quodlibeta, которые, по-видимому, тоже представляют собой записи лекций.
Мы имеем также несколько небольших трактатов на теологические темы (такие, как евхаристия и знание Богом будущих случайных событий). Логические труды Оккама включают в себя толкование «Введения» Порфирия, толкования аристотелевских сочинений о категориях, «Об истолковании» и «О софистических опровержениях», а также «Сумму всей логики» (Summa tothts logicae) и два других более кратких трактата. Среди трудов Оккама по физике — комментарий к «физике» Аристотеля, а также «Вопросы» к этой работе и ее краткий свод. Что касается сочинений Оккама о политике, то до нас дошло значительное число трактатов, таких, например, как «Труд девяноста дней» (Opus nonaginta dierum) и «Диалог» (Ovuogus).
Публикация критического издания политических сочинений Оккама была начата издательством Манчестерского университета в 1940 г. под редакцией Дж. Сайкса (J. G. Sikes)[[416 . Том III (1956) издан Оффлером (Н5. Offler).]].
Критическое издание философских и теологических работ Оккама выходит под покровительством францисканского института в Сент-Бонавентуре (Нью-Йорк)[[417 . Ouxelna de Ocvham opera, pbuosopbica et theologica adfidem codiam manuscnptorwn ecuta, edited by S. Brown, OJM, with the collaboration of G. Gd, OJM, and others (первые два тома Ordmitw -1967, 1970).]].
Изучая мысль Оккама, важно иметь в виду его теологические убеждения и его основанное на теологических предпосылках видение мира. С одной стороны, он рассматривает Бога как всемогущего и свободного, способного сделать вообще все, что не влечет за собой логического противоречия.
С другой стороны, он рассматривает мир как насквозь случайный или, если угодно, рассматривает истинные утверждения о конечных вещах как случайные истины, зависящие от божественной воли. Отсюда не следует, что Оккам считает божественные всемогущество и свободу философски доказуемыми. Дело, скорее, в том, что его теологическое видение реальности, христианское видение, как он его понимает, предрасполагает его мыслить определенным образом. Например, твердая вера Оккама в божественные всемогущество и свободу предрасполагает его отвергнуть какие бы тони было элементы греческого или мусульманского детерминизма.
Для него было бы немыслимо согласиться с теорией мира, согласно которой мир с необходимостью проистекает из Бога через ряд последовательных стадий. Даже учение о вечных божественных идеях как прообразах, или образцах, творения, имеет, на его взгляд, примесь греческого детерминизма — во всяком случае, если интерпретировать это учение как подразумевающее, что божественная воля стеснена вечными архетипами. Далее, видение мира как насквозь случайного предрасполагает Оккама настаивать на том, что единственный способ узнать, каковы же вещи, — это посмотреть и увидеть (или же узнать посредством выведения из уже установленных истин). Ведь вещи не необходимо таковы, каковы они есть. Они могли бы быть иными. Истинные суждения, которые мы составляем о них, суть случайные истины.
Конечно, часто трудно уяснить, насколько Оккам, отстаивая какое-либо мнение или теорию, руководствовался исключительно логическими и философскими соображениями и насколько — соображениями теологическими. Вопрос о теологическом основании его мысли не является, однако, вопросом маловажным или просто излишним. Критикуя метафизические аргументы или теории, выдвинутые предшественниками, он может обращаться просто к логическим критериям — и совершенно справедливо, поскольку имеет дело с вопросами логики. В то же время Оккам отнюдь не пытается уличить метафизику в том, что ее тайная цель — исходить из предположения об иррациональности христианской веры. Вдобавок к своим чисто логическим изысканиям, он имеет в виду освобождение христианской веры от того, что считает — справедливо или несправедливо — чужеземным игом греческих и мусульманских способов мышления, осквернивших ее чистоту. Можно, например, критиковать доказательства существования Бога, намереваясь показать, что вера в Бога неоправданна.
Человек может также критиковать традиционные доказательства не только потому, что считает их несостоятельными в логическом отношении, но и исходя из убеждения, что Бог, чье существование доказано философски, не был бы трансцендентным Богом христианской веры. Несомненно, было бы преувеличением изображать Оккама неким бартианцем до Барта; однако, ограничивая сферу философии на логических основаниях, он думает также, что делает это в интересах веры и теологии.
Если говорить кратко, Оккам — это не две личности, а одна. Божественные всемогущество и свобода являются, с его точки зрения, предметами веры, но отсюда никоим образом не следует, что верования, которых он придерживается как христианин, не оказывают никакого влияния на его ум и мышление как философа.
Основанием всякого нашего знания о мире выступает, с точки зрения Оккама, непосредственное постижение индивидуальных вещей. Только индивидуальные вещи существуют[[418 . Оккам замечает, что под единичной, или ицдивидуальной, вещью он подразумевает не просто вещь, которая нумерически одна. Ведь единичной вещью в этом смысле является слово. Следовательно, он определяет единичную вещь как вещь, которая не только нумерически одна, но также «не есть естественный или условный знак, общий для многих обозначаемых вещей» (Quodlibeta, 1, вопр. 13, №3).]]. Представление о том, что универсалии суть субстанции, существующие вне ума, абсурдно. Это легко понять. Если бы человеческая природа Тома и впрямь была общей природой или универсальной сущностью, онтологически общей для всех членов человеческого рода, то исчезновение Тома повлекло бы за собой исчезновение всего рода, всех людей. Однако это очевидно не так. Что касается учения Скота о том, что в Томе имеется формальное различие между общей природой и его «этостью», данная теория, несомненно, является попыткой усидеть сразу на двух стульях.
Нет и не может быть никакой универсальной природы, которая должна быть «ограничиваема» неким индивидуализирующим фактором. Благодаря уже тому, что нечто существует, оно является индивидуальной, или единичной, вещью.
И всякое познание реальности предполагает непосредственное постижение индивидуальных существующих вещей.
Непосредственное интуитивное постижение некоей вещи, правда, не является тем же самым, что и суждение.
Но оно находит естественное выражение в суждении о том, что данная вещь существует. И Оккам определяет интуитивное знание (noft’ria intldttva) вещи
