догматический характер. Св. Троицу, как жизненное начало, мы, западные христиане, вряд ли воспринимаем. Чаще всего Св. Троица нам представляется как три раздельные Лица, реже – как нераздельное единство этих Лиц. Между тем для Восточной Церкви Св. Троица, как утверждает Л. Успенский, есть основа всей общинной христианской жизни, это прототип любви, которая до сих пор оживотворяет всякую христианскую общину – будь то монастырь, приход или другое собрание.[37 — L. Ouspensky. Essai sur la Theologie de 1’Icone – Paris – 1960 – С. 22. (В новое издание этой книги на русском языке (1996 г.) автор внес некоторые поправки: текст в первой своей части был несколько сокращен и изменен. Таким образом, проверка цитаты возможна только по предыдущему изданию на французском языке, опубликованному в 1960 году, которым и пользовался А. Мацейна (замечание переводчика – Т. М.)] На Востоке не столько акцентируются обособленные Божественные Лица – Отец, Сын, Св. Дух, как Их нераздельность в любви, которая должна проявится и в отношениях между христианами. Всеединое или соборное[38 — Русский богословА. Хомяков(1804–60) такое всеединое переживание религии назвалsobornostj(собор означает собрание) и закрепил это понятие во всем последующем православном богословии. По Хомякову, носителем истины божественного Откровения является не одно лицо, не какая-нибудь организация, даже и не вселенский собор, но вся кафолическая Церковь (ср.V. Zenkovskij, Svoboda i sobornostj, «Putj», Paris 1927, № 7, С. 3-22;G. Dejaifve, Sobornost ou Papaute, «Nouvelle revue theologique», Louvain 1952, № 84, стр. 355-71 и № 85, стр. 466-84;P. B. Plank, Katholizitat und Sobornost’, Wurzburg 1960) – (примечание автора – А. М.).] переживание религии весьма характерное для Восточной Церкви, особенно проявляется в концепции Св. Троицы.
Поэтому для восточных христиан Св. Троица есть нечто большее, нежели только тайна недоступная человеческому разуму. Она есть и тайна, но вместе и источник, из которого проистекает особое состояние в молитве и в творчестве. И разве не в этом особенность Православия? Ведь никакая другая христианская конфессия не создала столько гимнов во славу Св. Троицы, сколько Восточная Церковь в своей литургии. Особого внимания заслуживают гимны смирнского епископа Митрофана (IX век), в которых чувствуется попытка проложить путь человека к Богу через творения и представить Св. Троицу так, как Она есть превечно в Своем неприступном свете – одна с бесплодным царством небытия. Это «трисолнечное Всебожество», лучи Которого воплощаются в сотворенном; это «Храм неизреченной красоты», в котором звучит троекратное херувимское – «святый, святый, святый». Вся природа поет гимны этому «единому, трисолнечному Всебожеству» и умоляет Его избавить от ошибок, опасностей, горестей и зла.[39 — Hymnen der Ostkirche. Dreifaltigkeits – Marien – und Totenhymnen, Munster – 1960, С. – 28, 29, 33.] Восточная Церковь не имеет таких, чисто философских толкований Св. Троицы, какие имеются на Западе в сочинениях бл. Августина или св. Фомы Аквинского. Попытка Вл. Соловьева (1853-1900) вывести Св. Троицу из понятия бытия или попытки С. Булгакова Три-Ипостасное триединство Бога вывести из понятия личности не нашли поддержки в Православной Церкви, оставаясь всего лишь точкой зрения их самих. Однако в своей поэзии Восточная Церковь отводит Св. Троице весьма значительное место. То, что западный христианин пытается постичь умом, восточный христианин пытается постичь путем творческого вчувствования. Поэтому истина Св. Троицы, хотя и представляется весьма отвлеченной от жизненной действительности, в переживании Востока приобретает удивительную яркость и становится необычайно близкой нашему сердцу, несмотря на то, что византийская литургия ее постоянно называет непостижимой, невыразимой, недоступной, беспредельной бесконечностью и т. д. В поэтическом переживании Св. Троица выступает как красота, перед которой невозможно устоять, которая так сильно зачаровывает человека, что он даже осмеливается просить троичного Бога позволить ему «увидеть славу Его» и «в гимнах воспеть Его величие».[40 — Hymnen der Ostkirche – С. 49.]
Христос есть один из тех «Трех Светов Божества», одно из «тех Трех Солнц Божества», Которое безначально проистекает «из безначального Света».[41 — Там же – С. 40, 28, 38.] Это солнце такое же божественное, такое же вечное, такое же могущественное, как и два других Божественных Солнца – Отец и Дух Святой. По убеждению Восточной Церкви, только в связи со Св. Троицей открывается глубинное бытие Христа, ибо тот свет, несомый которым Он пришел в мир и который так удивительно воссиял на горе Фавор, есть не что иное, как изначальный свет Св. Троицы. Сущностная неотделимость Христа от Св. Троицы есть то главное, что нам открывает Преображение Христа. Византийская литургия воспринимает глас из светлого облака глаголющий – «Сей есть Сын Мой Возлюбленный» (Мф. 17, 5) как неопровержимое указание на место Христа в Св. Троице. На Великой Вечерне праздника Преображения Христос называется «истинным Отеческаго Существа сиянием» (лития)[42 — Минея (август) – С. 160.] и Свет Сына отождествляется со Светом Отца и Святого Духа (ср. Светилен – Утреня).[43 — ср. Минея – С. 171.] И слава Христа на Фаворе тоже есть не что иное, как сияние славы Отца; это слава, которую Сын единородный получает от Отца (ср. Великая Вечерня, Слава, глас 5).[44 — ср. Там же, стр. 160.]
Эту нераздельность Христа от Св. Троицы, которая так ярко проявилась на Фаворе, Восточная Церковь особенно почитает, ибо «глас слышаху Отеч, извествующ таинство Твоего вочеловечения» (На стиховне стихиры самогласны, глас 1).[45 — Там же – С. 161.] Он раскрыл тождественность вечного Логоса и исторического Иисуса из Назарета. После события на Фаворе эта тождественность стала непреложной истиной, неоспоримой и нерушимой вовеки, ибо она была засвидетельствована Самим Богом. Схождение Духа Божия на Иисуса во время Его крещения и «глас с небес глаголющий: Сей есть Сын Мой Возлюбленный» (Мф. 3, 16-17; ср. Мк. 1, 10-11; Лк. 3, 22) тоже было свидетельством самого неба. Однако оно еще не было связано с явлением Божества Христа в Его преображенном облике, поэтому могло быть понято только как знак посланничества Христа: Иисус из Назарета призван Господом быть Мессией. Однако для того, чтобы понять, что Он есть и Бог, знамения, которое произошло на берегах Иордана, было еще недостаточно. Между тем на Фаворе слышится не только глас с небес, но и сам Иисус сияет Божественным светом. И все это присутствующие при этом люди видят и слышат. Это означает, что Христос есть возлюбленный Сын Отца Своего не только в смысле доверенной Ему миссии, но и в смысле самой Сущности. Ведь Природа Отца и Сына едина, поэтому Он разделяет с Отцом и Его силу.[46 — ср. Минея (август) – С. 165.] Таким образом С. Булгаков справедливо замечает, что имя Иисусово, которое принадлежит Второй Ипостаси Св. Троицы, через Нее именует и все Божество, ибо оно есть наименование Слова (Logos). Это же Слово есть слово Отчее, вмещающее в себе Божество как таковое. С одной стороны имя Иисус есть собственное имя, с другой – оно принадлежит Самому Богу, являясь подобозначным имени Ягве.[47 — С Булгаков. Философия имени – Санкт-Петербург – 1998 – С. 334; также смотри его книгу «Православие» (1991), где он пишет, что «вера во Христа есть вместе с тем и вера во Св. Троицу» (стр. 226).] Именно поэтому это имя и обладает такой великой силой, что пред Ним преклоняется «всякое колено небесных, земных и преисподних» (Флп. 2, 10).
Божество Христа есть то главное, на что указывает событие на Фаворе, поэтому византийская литургия праздника Преображения неустанно воспевает его. На утрени этого праздника проводится прекрасная параллель между переживаниями Моисея на горе Синай и тем, что он испытал на Фаворе. И в том и в другом случае ему явился Божественный Логос: на Синае – как Законодатель, на Фаворе – как Спаситель. Свет, в котором явился Христос, сходил не сверху: он был сиянием Его Природы. Свет исходил изнутри. «Сокровенную молнию под плотию существа Твоего, Христе, и Божественнаго благолепия на святей показал еси горе, Благодетелю» (Слава, и ныне, глас 8),[48 — Минея (август)– С. 162-163.] – поет Восточная Церковь. «Скрыся зарею Божества чувственное солнце, яко на горе Фаворе видев Тя преобразующася, Иисусе мой».[49 — Там же – С. 166.] Моисей видел Христа «во Свете же ныне неприступнем Божества» (Другой канон, глас 8. Песнь 1).[50 — Там же – С. 164.] В этих образах византийской литургии выражена глубокая догматическая мысль, что Божество есть сокровенное начало Христа. По глубокому убеждению Восточной Церкви Христос, как говорилось, всегда был и будет светом бытия, ибо Он есть прообраз этого бытия, по которому вся и все сотворено. Поэтому преображение, которое совершилось на Фаворе, было для Христа Человека, если говорить о человеческом состоянии, новым состоянием, но оно не было новым для Христа Бога. Христос как Божественный Логос превечно живет в невыразимом свете Св. Троицы. Горячая полемика, вспыхнувшая в 14 столетии между Варлаамом и Паламой, как раз и вращается вокруг природы Фаворского света. Византийские константинопольские Соборы (1341 и 1351) разрешили эту полемику таким образом, что, осудив Варлаама и согласившись с учением Паламы, посоветовали различать в Боге сущность (ousia) и силу (energeia). Обе они не тварны и потому божественны. Однако Божественная Сущность не передаваема и не постигаема, в то время как Божественная сила может быть явлена и передана, она даже может переживаться в ощущениях.[51 — Ср.J. Meyendorff. Introduction a I’etude de Gregoire Palamas – Paris – 1959 – С. 147.] Фаворский свет был явлением Божественной силы. Эта сила живет во Христе, как в Боге, всегда. Но на Фаворе она стала доступной, видимой. Она была явлена нам как знак Божества Христа. Она свидетельствовала нам о Христе как о превечном Логосе, который есть Свет в Самом Своем Существе. Таким образом Фаворский свет это видение Божества Христа – «ныне видена быша апостолом невидимая Божества во плоти, на горе Фаворстей облиставша»[52 — Минея (август) – С. 168.] или «началообразную Твою в создании доброту показал еси, не яко в образе, но яко Сам Сый по существу»[53 — Там же – С. 166.], т. е. Божество Христа было увидено реально, как говорит об этом литургия.
В литургии Божество Христа особенно подчеркивается в аспекте Егославы. Прекраснейшие образы, которые используются в песнопениях праздника Преображения, направлены на то, чтобы эта слава Христа стала для нас понятна и ощутима: «Солнце убо, землю уясняя, абие заходит, Христос же, со славою облистав на горе, мир просветил есть» (Малая Вечерня).[54 — Там же – С. 156.] Он предстал в сиянии славы, «преславно облистал есть, показуя, яко высотою добродетелей облиставше и Божественней славе сподобятся» (На
