и Рикардо, шла по восходящей линии, но от нее качественно отличается история развития научной политической экономии, созданной Марксом. И вообще нет тождества между историей познания объекта и логикой развития уже зрелой в принципе теории этого объекта. Структура истории учений о товаре в труде «К критике политической экономии» не тождественна структуре Марксова анализа товара, а структура «Теорий прибавочной стоимости» отличается от структуры первых трех томов «Капитала», представляя собой, как выразился Маркс в письме Энгельсу от 31 июля 1865 г., «историко-литературную» часть труда [1, т. 31, с. 111]. В «Теориях…» Маркс раскрыл недостаточность, а подчас и ущербность абстракций «предысторического» этапа построения теории капитализма. Собственно исторический этап начался только с «Капитала».
Маркс раскрыл не только гносеологические, но и другие причины несовпадения истории науки с историей и теорией развития предмета этой науки. Они состоят в требованиях практики своего времени и в социально-классовой мотивации.
При обращении к фактам истории экономических учений обнаруживается, что теоретические вопросы иногда ставились для разрешения в сложной, интегральной форме, ввиду того что этого требовали практические потребности их времени, и это происходило подчас задолго до того, как эти вопросы можно было разрешить в их более элементарной, простой форме. Те же меркантилисты, например, пытались дать научный анализ обращения в то время, когда еще не были раскрыты элементарные связи и закономерности производства. Здесь существенную роль сыграл и социально-классовый момент: будучи идеологами раннего капитализма, меркантилисты отразили в своих теориях огромную в то время роль купеческого и ростовщического капитала, ошибочно ее абсолютизируя.
В этой связи очень поучительно напомнить о том, что подход Маркса к оценке классиков политэкономии, труды которых, хотя с ограниченно-классовых позиций, но отражали движущие противоречия процесса познания, качественно отличался от его подхода к оценке деятельности вульгарных экономистов, вроде Бастиа, Кэри, Мальтуса, Сэя. Пришли иные времена, и в целом «развитие политической экономии и порожденной ею самою антитезы идет нога в ногу с реальным развитием присущих капиталистическому производству общественных противоречий и классовых битв» [1, т. 26, ч. III, с. 526]. Поэтому вульгарные экономисты теперь не желают видеть реальных противоречий капитализма [см. 1, т. 46, ч. I, с. 195]. Дело не ограничилось тем, что новая буржуазная политическая экономия «инстинктивно сохраняла смитовское смешение категорий „постоянный капитал“ и „переменный капитал“ с категориями „основной капитал“ и „оборотный капитал“…» [1, т. 24, с. 247]. Представители вульгарной политэкономии вообще погрязли в плену видимости, но «не наивно и объективно, а апологетически» [1, т. 26, ч. III, с. 471]. В этапах эволюции вульгарной политэкономии уже нельзя обнаружить соответствующие этапы развития познающей теоретической мысли – налицо ее регресс; «методу» ее представителей свойственны схоластика и крайний релятивизм, догматизм и эклектика. В этих формах проявляется дальнейшее углубление метафизической порочности буржуазной политической экономии.
Итак, «логическое» (общетеоретическое, системное) совпадает с историческим в разных значениях последнего лишь в общих своих результатах, но отличается от него тем, что освобождено от исторической формы, очищено от случайностей и обобщено. Моделью для теоретического является не вся совокупность движения явлений со всеми их вариациями и зигзагами, но только основная тенденция развития сущности изучаемого объекта в главных ее диалектических взаимодействиях с ее явлениями. Кроме того, отличие общетеоретического от исторического состоит в том, что принцип ретроспективного познания обеспечивает исправление наших знаний о прошлых этапах развития объекта. При написании же научной теории самой науки принцип ретроспекции – единственно верный. Только с позиции Марксовой научной политэкономии было возможно преодолеть и разрешить все противоречия, накопившиеся в прежних экономических теориях, и создать подлинно научную историю политической экономии, раскрыть закономерности этой истории.
Как показал К. Маркс, историческое и логическое в разных своих значениях переплетаются сложным, глубоко диалектическим образом. Дополнительные оттенки в эти переплетения вносит выделение четвертой проблемы их соотношения – проблемы соотношения способа исследования и способа изложения материала. Как писал К. Маркс З. Шотту 3 ноября 1877 г., второй иногда оказывается обратным первому, но это не абсолютное различие [см. 1, т. 34, с. 238], тем более, что серьезное изложение теоретических выводов всегда имеет в себе элементы научного исследования.
3. Диалектическое восхождение
от абстрактного к конкретному
в теоретическом познании
После выяснения вопроса о соотношении логического и исторического в теоретическом исследовании встает важнейший методологический вопрос: каким образом логически должно быть организовано научное исследование, которое движется в рамках диалектического соотношения логического и исторического? Ответом на этот вопрос послужило выработанное Марксом учение о восхождении от абстрактного к конкретному и о звеньях этого восхождения. Принцип теоретического «восхождения» явственно выступает еще в ранних черновых вариантах «Капитала», и уже в них он мыслится как реализация единства логического и исторического. Но что понимает Маркс под «абстрактным» и «конкретным» и в особенности – в рамках названного «восхождения»?
В домарксовской политэкономии теоретическая сила абстракции по сути дела недооценивалась. Классики английской политэкономии понимали ее преимущественно в духе всеиндуктивизма, зачастую они не проникали в исследуемые ими объекты дальше области явлений и внешних отношений. Так, Рикардо нередко подменял стоимость меновой стоимостью, отождествляя их. Аналогичное отождествление имело у него место и при рассмотрении понятий труда и рабочей силы.
Ошибки Д. Рикардо были не случайны в методологическом плане. Он пользовался только теми приемами абстрагирования, которые были теоретически обоснованы Дж. Локком. Они состоят в суммировании отвлеченных от предметов внешних признаков, являющихся одинаковыми для данного ряда предметов. Абстракции оказываются при этом лишь сокращениями чувственных данных, их сжатым выражением и не могут достаточно далеко проникать в их глубину, а чем более высокий уровень абстрагирования достигается, тем менее в них удерживается обобщаемого содержания. Рикардо ограничился только такими абстракциями, когда поднялся от форм труда к отвлеченному понятию «труд вообще», которое было взято им безотносительно к своим социально-экономическом последствиям и утратило качественное содержание, присущее «абстрактному труду» как созидателю стоимости товаров и как стороне ведущего диалектического противоречия, другой стороной которого является «конкретный труд».
Локковы приемы обобщающего абстрагирования в научной практике необходимы. Их неоднократно применяет и Маркс в «Капитале» (например, при образовании понятия «деньги вообще»). Они необходимы, но ограничиваться ими нельзя, и Маркс ими не ограничивается. Так, он определяет «стоимость товара» посредством уравнения товаров. «…Товоимость есть «нечто относительное, отношение вещей к общественному труду…» [1, т. 26, ч. III, с. 131], «вещное выражение отношения между людьми, общественного отношения, – отношение людей к их взаимной производственной деятельности» [там же, с. 150].
К этим формулировкам К. Маркс пришел, используя формально-логический прием определения через исключающую абстракцию. Много раз он применяет простые изолирующие абстракции, временно отвлекаясь от явлений, рассмотрение которых завело бы далеко в сторону от главного пути исследования. Но несравненно более важны моделирующие абстракции, позволяющие прилагать затем к ним приемы дедукции. Так, Маркс рассматривает товарный обмен сначала «абстрактно, т.е. оставляя в стороне обстоятельства, которые не вытекают из имманентных законов простого товарного обращения…» [1, т. 23, с. 168]. В этой связи огромное методологическое значение приобретают моменты диалектической трактовки Марксом понятий «абстрактное» и «конкретное».
Гегель понимал под «абстрактным» чувственное как поверхностное знание и признавал предикат конкретности только у понятия, идеи. Он угадал, что в своей важнейшей части процесс познания есть восхождение от абстрактного к конкретному, но распространил эту характеристику на все познание в целом, объективно-идеалистически трактуя его как процесс развития духовного бытия, мысли. Фейербах ограничился тем, что, наоборот, отождествил конкретное с чувственно наглядным, с восприятием, а абстрактное – с отвлеченно-словесным мышлением, так что истины в абстрактном, по его мнению, мало. Маркс преодолел обе эти односторонние и ошибочные позиции.
Анализ экономических трудов К. Маркса показывает, что он употреблял термины «конкретное» и «абстрактное» в нескольких гносеологических значениях. Конкретное, во-первых, – это исходный объект познания, бесконечно богатый в смысле своего неповторимого содержания. С контакта с этим конкретным в процессе практики начинается наше познание, но в чувственно-эмпирической фазе познания оно охватывается еще слабо. Во-вторых, конкретное – это воссозданное в теоретическом мышлении содержание познаваемого объекта, и о нем Маркс пишет: «Конкретное потому конкретно, что оно есть синтез многих определений, следовательно единство многообразного» [1, т. 46, ч. I, с. 37]. Для Маркса «конкретное» есть синоним истинного и отнюдь не тождественно понятию «единичное», хотя это отождествление было свойственно воззрениям подавляющего большинства материалистов прошлых времен. Различая «конкретное» и «единичное», Маркс учитывал, что конкретность познания недостижима помимо использования эмпирических сведений о единичностях. Исследуя огромное количество данных об эмпирически единичном, он опирался не только на собственно эмпирические факты, но и на факты теоретические, в том числе заимствованные из научной литературы и переосмысленные им.
Что касается абстрактного, то, во-первых, это форма всякого научного познания, совершающегося посредством мышления, и, во-вторых, внутри такового это относительно одностороннее, пока еще неполное его понятийное содержание. Итак, имеются два не вполне тождественных значения термина «абстрактное». Согласно второму значению, всякое данное научное понятие абстрактно по сравнению с более содержательными понятиями и оно же конкретно по сравнению с понятиями предшествующими. В объективной действительности существует не абстрактное как таковое, но его прообразы в виде простого и всеобщего. В этом смысле Маркс указывает, например, на «реальность» категорий абстрактного труда и капитала вообще, в отличие от особых, эмпирически реальных капиталов [см. там же, с. 41, 437].
Движение от абстрактных понятий к более конкретным, содержательным внутри данной науки – это и есть восхождение от абстрактного к конкретному. Данное движение осложняется тем, что в самой действительности, «хотя более простая категория исторически могла существовать раньше более конкретной, она в своем полном интенсивном и экстенсивном развитии может быть присуща как раз более сложной форме общества…» [там же, с. 40][52]. Но в этой более сложной и развитой форме она может оказаться уже не господствующей, а подчиненной. В результате связи между закономерностями этапов познания на абстрактном и конкретном уровнях не соответствуют последовательности этапов истории объекта, расходятся с нею согласно сложной сетке диалектических отношений между логическим и историческим.
В широком
