участие в политической жизни, начало подъема которой относится к середине 1841 г.
Одна за другой рушились надежды прогрессивных людей Германии, возлагаемые на нового короля Фридриха-Вильгельма IV, который вступил на престол в 1840 г. и от которого вначале ожидали реформ в духе конституционной монархии. Но все «реформы» свелись к возобновлению деятельности сословных провинциальных собраний (ландтагов), права которых ограничивались мелкими вопросами местного характера. В университетах продолжали усиливаться позиции реакционеров и церковников. Уже в течение ряда лет не слышны были с кафедры голоса Л. Фейербаха и Д. Штрауса; теперь эта судьба постигла Б. Бауэра, А. Рутенберга и других их товарищей. Поскольку многим мыслящим интеллигентам запрещено было говорить с кафедры, им оставалось развивать свои теоретические и политические идеи на страницах печати.
В то время прусское правительство недооценивало значение научной печати, разрешая без предварительной цензуры издавать книги объемом более 20 листов. В отношении научных журналов оно следило главным образом лишь за тем, чтобы оказывалось должное почтение персонам божественного и королевского происхождения. Поэтому многие младогегельянцы становились профессиональными публицистами. Некоторые из них создали в культурных центрах страны теоретические органы (например, «Немецкий ежегодник» А. Руге), объединявшие вокруг себя наиболее радикальные силы.
Вначале Маркс также намеревался вместе с Б. Бауэром создать философско-теоретический журнал «Архив атеизма» и начал подготовительную работу для написания продолжения бауэровского «Трубного гласа страшного суда над Гегелем, атеистом и антихристом». Но уже к концу 1841 г. его интерес все более перемещается в сторону собственно политических вопросов. Сформированные в ходе работы над докторской диссертацией радикальные философские воззрения Маркс стремится непосредственно соединить с практикой политической борьбы, применив их к анализу актуальных проблем политической жизни Германии. Наиболее подходящим средством для этого мог быть не ежемесячный теоретический журнал с узким кругом читателей, а ежедневная массовая газета.
В первой половине 1842 г. завершается идейное становление молодого Маркса как революционного демократа. Свидетельство тому – его публицистические статьи по жизненно важной для прогрессивных сил Германии проблеме – проблеме свободы печати, написанные им для газетных публикаций.
Непосредственным поводом для написания первой из этих статей послужила новая цензурная инструкция, принятая прусским правительством в конце 1841 г. В ней создавалась видимость защиты печати от «неуместных ограничений», а на деле выдвигалось требование, чтобы «ежедневная пресса была доверена лишь совершенно безупречным лицам», в отношении которых имеется гарантия «серьезности их стремлений и лояльности их образа мыслей» [1, т. 1, с. 20].
Сразу же после опубликования этого документа Маркс написал «Заметки о новейшей прусской цензурной инструкции», где мастерски применил логику как инструмент анализа политики. Он противопоставляет лицемерным фразам инструкции рационалистический культ разума и истины и вскрывает логическую противоречивость действий правительства. Маркс показывает, что исходным пунктом цензурной инструкции служит «совершенно превратное и абстрактное понимание самой истины», которая рассматривается вне зависимости от характера предмета. Согласно инструкции, исследование всегда должно быть «скромным и серьезным», однако предмет вовсе не всегда бывает таковым. Истина же может говорить лишь языком самого предмета, выражать своеобразие его сущности. Поэтому если скромность составляет характерную особенность исследования, то это признак боязни истины. «Не только результат исследования, но и ведущий к нему путь должен быть истинным. Исследование истины само должно быть истинно, истинное исследование – это развернутая истина, разъединенные звенья которой соединяются в конечном итоге» [1, т. 1, с. 7 – 8].
Инструкция специально оберегала христианскую религию от критики в любой форме. Анализируя истоки этой охранительной тенденции, Маркс, несмотря на свой еще непреодоленный идеализм, уже видит, что религия в Германии санкционирует существующее положение вещей. Идеологи феодально-романтической реакции провозглашают Пруссию христианским государством. Вы хотите, – говорит Маркс, – «сделать опорой государства не свободный разум, а веру; религия и служит для вас всеобщей санкцией существующего…». Но в то же время правительство не желает, чтобы религия вмешивалась в его собственные дела, в политику. Религия должна поддерживать светскую власть, с тем, однако, чтобы светская власть не подчинялась религии. «Или вы, – обращается Маркс к авторам инструкции, – может быть, понимаете под религией культ вашей собственной неограниченной власти и правительственной мудрости?» [1, т. 1, с. 12 – 13].
В ходе анализа цензурной инструкции Маркс высказывает ряд догадок о классовой природе государства и его учреждений. Так, он пишет: «Закон, карающий за образ мыслей… это – закон одной партии против другой» [1, т. 1, с. 15]. И далее: «…У прессы отнята возможность всякого контроля над чиновниками и над такими учреждениями, которые существуют как некоторый класс индивидов» [1, т. 1, с. 18].
Здесь Маркс еще далек от понимания того, что в антагонистическом обществе государство действительно является «партией» одного класса, противостоящей другим классам, а пресса не может осуществлять сколько-нибудь действенного контроля над государством и, напротив, сама контролируется им. Тем не менее указанные догадки ценны как свидетельство последовательного революционного демократизма Маркса. Недаром он приходит к выводу, что уничтожить коренной порок цензуры можно лишь уничтожив саму цензуру: «Действительным, радикальным излечением цензуры было бы её уничтожение, ибо негодным является само это учреждение…» [1, т. 1, с. 27].
Статья Маркса о прусской цензурной инструкции – замечательный образец революционно-демократической публицистики и яркий пример критически-диалектического анализа противоречия между видимостью и сущностью, между субъективной формой и объективным содержанием. Цензура запретила ее публикацию, и она увидела свет лишь год спустя, в сборнике «Anekdota», имевшем объем более 20 печатных листов и потому свободном от предварительной цензуры.
И в зрелом возрасте Маркс гордился этой статьей. Когда К. Беккер попросил его в 1851 г. отобрать работы для первого собрания его Сочинений, то Маркс пожелал открыть это издание именно статьей о цензурной инструкции.
Проблеме свободы печати Маркс посвятил и следующую свою статью – «Дебаты о свободе печати и об опубликовании протоколов сословного собрания». Она была написана в апреле и напечатана в «Рейнской газете» в мае 1842 г.
По сравнению с первой статьей проблема свободы печати рассматривается здесь уже не с общетеоретической, а с конкретно-политической точки зрения. Правильную постановку вопроса Маркс видит «в том, составляет ли свобода печати привилегию отдельных лиц или же она есть привилегия человеческого духа» [1, т. 1, с. 55]. Развивая свои взгляды, Маркс показывает, что большинством выступавших в ландтаге – и противников, и сторонников свободы печати – двигал ограниченный сословный интерес. И только представитель крестьянского сословия отстаивал свободу печати, апеллируя к общим законам человеческого духа, к общим правам человека. Следовательно, диалектическая постановка Марксом этого вопроса, хотя и с идеалистических позиций, объективно соответствовала защите интересов всех трудящихся.
Позиции Маркса смыкались с интересами народа и по вопросу о характере самого ландтага как представительного органа. Марксов анализ показывает, что ландтаг есть собрание представителей отдельных сословий, а не жителей провинции как целого. Депутаты считают себя чиновниками сугубо сословного учреждения, по отношению к которому провинция есть нечто «внешнее». Эти пороки ландтага усугубляются отсутствием гласности в его деятельности. В итоге права провинции отчуждаются от нее в качестве привилегий ландтага и тем самым превращаются в права против провинции.
«Но так народ представлен и в правительстве», – замечает Маркс и делает отсюда вывод, что народу необходимы представительные учреждения другого типа. Специфический характер этого нового представительства должен заключаться «именно в том, что здесь не другие действуют за провинцию, а, напротив, действует она сама; не другие представительствуют вместо неё, а она сама себя представляет» [1, т. 1, с. 47 – 48].
Каков путь к созданию учреждений нового типа? В поисках ответа на этот вопрос Маркс обращается к историческому опыту. Отмечая, что политические учреждения Пруссии основаны на недоверии к народу, на наделении властей божественным откровением, он пишет: «Но английская история достаточно ясно показала, как идея божественного откровения свыше порождает противоположную идею о божественном откровении снизу: Карл I взошёл на эшафот благодаря божественному откровению снизу» [1, т. 1, с. 56]. Иначе говоря, оппозиция государства к народу порождает оппозицию народа к государству, в результате чего народ революционным путем уничтожает данное государство.
Очень важно и следующее положение Маркса: «Революция народа целостна; т.е. революция совершается по-своему в каждой области» [1, т. 1, с. 42] жизни народа – как в духовной, так и в материальной. Иными словами, революция совершается в каждой сфере народной жизни, она должна охватить все ее стороны, а не только какую-то одну. Оба эти наблюдения глубоко верны, хотя и высказаны в идеалистическом контексте.
Все эти положения явились методологической основой Марксова понимания активной роли печати в революционных преобразованиях. «Печать, – самое свободное в наши дни проявление духа, – принимала участие в бельгийской революции» как целостном процессе [там же]. Народный характер свободной печати требует от нее активного участия в революции, подготовленной развитием народного духа. Тот, кто вкусил свободу, будет «сражаться за неё не только копьями, но и топорами» [1, т. 1, с. 84]. Яснее выразить революционный образ мыслей в легальной прусской печати было невозможно.
Все это позволяет заключить, что если в период работы Маркса над докторской диссертацией мы находим в его взглядах лишь общефилософские предпосылки перехода к революционному демократизму и некоторые тенденции этого перехода, то теперь, к середине 1842 г., Маркс выступил уже как вполне сложившийся революционный демократ.
Статья о свободе печати оказалась первой фактически опубликованной работой Маркса. Трудно сказать, произошло ли это случайно или тут был добрый умысел приятелей из редакции «Рейнской газеты», но получилось так, что начало публикации «Дебатов…» оказалось для Маркса и подарком ко дню его рождения: 5 мая Марксу исполнилось 24 года. В этот же день он родился для читающей публики как философски мыслящий теоретик, искусный политический тактик и мастерски владеющий пером литератор.
Это был во всех отношениях блестящий дебют. А. Юнг, ответственный издатель газеты, первым поздравил автора. «Ваши статьи о свободе печати исключительно хороши» [19,
