осуществил исследование теоретической ценности материализма, стремясь всесторонне выяснить превосходство материализма над идеализмом. Доказав, что даже гегелевская философия как высшая форма идеализма несостоятельна перед лицом материалистической критики, Маркс становится убежденным материалистом. Овладение материалистическим методом запечатлено в рукописи 1843 г. как сложный, во многом противоречивый процесс. Наряду с новыми, материалистическими, воззрениями здесь встречаются отдельные идеалистические положения, отражающие предшествующий этап духовного развития Маркса. Но в отличие от статей в «Рейнской газете», в которых наблюдается лишь стихийное возникновение отдельных элементов материализма, рукопись 1843 г. свидетельствует о том, что Маркс в целом сознательно перешел на позиции материализма.
Рукопись начинается с анализа § 260 – 271 «Философии права», где центральным является вопрос об отношении «системы частного интереса» (семьи и гражданского общества) к «системе всеобщего интереса» (государству). Здесь Гегель тонко соединил свою концепцию абсолютной идеи как сущности мира с конкретным жизненным материалом. Поэтому Маркс переводит мистифицированное гегелевское изложение на «язык прозы», что позволяет ему обнажить существо идеалистической методологии: «Семья и гражданское общество рассматриваются Гегелем как сферы понятия государства и именно как сферы его конечности, как его конечность. Это оно, государство, делит себя на эти сферы, предполагает их…» Следовательно, заключает Маркс, в гегелевской философии права «идея превращается в самостоятельный субъект, а действительное отношение семьи и гражданского общества к государству превращается в воображаемую внутреннюю деятельность идеи. В действительности семья и гражданское общество составляют предпосылки государства, именно они являются подлинно деятельными: в спекулятивном же мышлении всё это ставится на голову» [1, т. 1, с. 224].
Дальнейший анализ «Философии права» многократно убеждает Маркса, что «Гегель всюду делает идею субъектом, а действительного субъекта в собственном смысле… превращает в предикат» [там же, с. 228]. Гегель не выводит абстрактные определения из конкретных предметов, а, напротив, подводит эти предметы под абстрактные определения, выдавая последние за сущность первых. В результате специфическая сущность предметов остается нераскрытой и «получается только видимость действительного познания» [1, т. 1, с. 230]. Эту идеалистическую методологию Маркс характеризует как коренной порок «гегелевского хода мыслей» [1, т. 1, с. 245]. «Мистифицирующую сторону гегелевской диалектики я подверг критике почти 30 лет тому назад…», – писал Маркс в послесловии ко второму изданию первого тома «Капитала» [1, т. 23, с. 21].
Только благодаря мистификации действительности Гегелю удается обосновать мнимую «разумность» монархической власти, но именно в этом пункте особенно очевидна несостоятельность метода идеализма. Поскольку единство государства проявляется в единстве воли, а последнее лучше всего обеспечивается, если в основе этого единства лежит воля одного человека, постольку, заключает Гегель, существование монархии разумно. «Но Гегель должен был бы добавить, – пишет Маркс, – что единичное является истиной непременно только как многие единицы… Лицо есть действительная идея личности только в своём родовом бытии, в качестве лиц» [1, т. 1, с. 248 – 249]. Поэтому действительность государства составляет не монарх, а народ; следовательно, и различия форм политического государства коренятся в различиях форм орга
В античности участие в общественных делах было действительным содержанием деятельности свободных граждан, частный же человек был рабом, иначе говоря, «гражданское общество было рабом политического общества» [1, т. 1, с. 302]. В средние века гражданское общество было тождественно государству, поскольку сословия обладали равной значимостью в обеих этих сферах; но принципом этого единства стал несвободный человек. В новое время произошло отчуждение государства, призванного выражать общие интересы, от гражданского общества, где возобладали частные интересы; одновременно само «общее дело» стало привилегией особого сословия – бюрократии. «Исторической задачей стало затем – вернуть политическое государство в реальный мир, но особые сферы не сознают при этом, что с упразднением потусторонней сущности государственного строя, или политического государства, упраздняется и их частная сущность…» [там же, с. 254]. Иными словами, предстояло преобразование самого гражданского общества, сущность которого должна стать общественной, и на этой основе – снятие отчуждения между гражданским обществом и государством, утверждение принципа свободного человека во всех сферах его жизнедеятельности. Это и будет подлинная демократия, т.е. общество, во всех сферах которого действительным принципом станет народ, «социализированный человек», его бытие как общественного существа.
Формулируемый здесь Марксом общественно-политический идеал явственно приближается к коммунистическому, но он еще слишком абстрактен и недостаточно обоснован. Строго говоря, из того, что государство и гражданское общество фактически отделены друг от друга, вовсе еще не вытекает историческая необходимость соединения их.
В ходе критики гегелевской трактовки взаимоотношения гражданского общества и государства Маркс осознает необходимость более конкретной аргументации и обращается к изучению обширного исторического материала. Свидетельством этого служат пять Крейцнахских тетрадей – выписок из фундаментальных для того времени трудов по истории Франции, Англии, США, Италии, Швеции за весь исторически обозримый период. Маркс штудирует книги Монтескье и Руссо, Шатобриана и Мёзера, Макиавелли и других, причем он не просто накапливает разнообразные эмпирические данные, а изучает историю различных стран в их сопоставлении друг с другом, что позволяет ему за специфическими особенностями развития отдельных стран выявить общие тенденции исторического процесса. Особенность постижения Марксом законов истории состояла в том, что оно совершалось одновременно с сознательным его переходом на позиции общефилософского материализма. Здесь Маркс впервые использует материализм как метод изучения исторических процессов, выявляя взаимоотношения между государством и гражданским обществом, историю их отчуждения.
Уже в первой тетради (выписки из трехтомной «Истории Франции» Хайнриха) Маркс обращает внимание на факт возникновения парламента (615 г.) и тщательно прослеживает его развитие как особой политической организации, отделяющей себя от общественного организма в целом. Конспектируя «Историю Англии» И. Лаппенберга, Маркс в третьей тетради замечает, что члены английского парламента, как и французского, в основном защищают свои собственные интересы, а не интересы народа. Внимание Маркса привлекает проблема образования привилегий узкого круга лиц, вершивших дела общества.
Изучая историю отчуждения государства от гражданского общества, Маркс сосредоточивает внимание на отношениях собственности и их влиянии на государство, на весь общественный строй. В первой же тетради выписки, относящиеся к периоду Каролингов, Маркс подытоживает указанием на связь между военизированным строем и отношениями собственности. Во второй тетради эта тема получает более широкое звучание: наличие собственности и представительство, собственность как условие участия гражданина в выборах, отношение собственников к общине, равенство и собственность, связь собственности с господством и рабством – вот далеко не полный перечень вопросов, получивших здесь специальное освещение. В последующих тетрадях Маркс уясняет исторический характер различных форм собственности и связанных с ними форм социальных отношений.
Обозревая множество социальных процессов за два с половиной тысячелетия, Маркс отчетливо сознает всемирно-историческое значение Великой французской революции и потому стремится возможно глубже и детальнее изучить это событие – его подготовку, ход и последствия. Большинство законспектированных им книг посвящено именно истории Франции, и почти в каждой из них он обращается к революции 1789 г. Нарастающий интерес Маркса к истории Французской буржуазной революции привел его в конце 1843 г. к намерению написать историю Конвента.
Конкретный материал, полученный в ходе изучения всеобщей истории, оказал существенное воздействие на ход дальнейшей работы Маркса над рукописью «К критике гегелевской философии права» – не только тем, что дал ему новую эмпирическую аргументацию, но и тем, что способствовал выработке более глубокого и конкретного понимания процесса отчуждения государства от гражданского общества.
Изучая всеобщую историю, Маркс обратил внимание на различия потребностей и труда, различия между городом и деревней и на некоторые другие предметно-трудовые отношения. Он высказал догадку, что если средневековое сословие отделяет человека от его всеобщей сущности, то «наше время, цивилизация, совершает ошибку в обратном направлении. Оно отделяет от человека, – как нечто только внешнее, материальное, – его предметную сущность. Оно не считает содержание человека его истинной действительностью» [1, т. 1, с. 313]. «…Деятельность, труд, содержание и т.д. суть только средства» существования индивида [там же, с. 312]. Уже здесь намечается подход Маркса к проблеме отчужденного труда. Во всяком случае ко времени завершения рукописи 1844 г. определенно обнаруживается намерение Маркса заняться специальным исследованием экономических проблем. Он прямо указывает, что вслед за критикой гегелевского понимания государства намерен осуществить критику гегелевской концепции гражданского общества.
Изучение истории позволило Марксу конкретнее уяснить сам механизм отчуждения государства от гражданского общества. Этот процесс, пишет он, начался в условиях абсолютной монархии и происходил путем превращения «политических сословий в социальные…» [там же, с. 310 – 311]. Завершен же этот процесс был Французской революцией.
Революция есть продукт непримиримых противоречий. Гегель, будучи противником революций в условиях XIX в., изображал государство как примирение социальных и политических противоречий. Не отрицая столкновения двух совершенно различных принципов в современной законодательной власти: всеобщего и частного интересов, он старался доказать, что это лишь противоречие существования, которое снимается в идее государства. В качестве опосредствующего элемента при этом снятии он выдвигал сословие. Возражая Гегелю, Маркс указывал, что он, Гегель, часто использовал свое положение о раздвоении единого, а затем об опосредствовании и синтезировании раздвоенного для примирения сторон противоречия. В этой связи Маркс утверждал, что действительные противоположности именно потому и не могут быть опосредствованы, что они являются действительными. Они «не требуют никакого опосредствования, ибо они противоположны друг другу по своей сущности. Они не имеют между собой ничего общего, они не тяготеют друг к другу, они не дополняют друг друга. Одна крайность не носит в себе самой стремление к другой крайности, потребность в ней или её предвосхищение» [1, т. 1, с. 321], т.е. это – противоположности двух различных сущностей.
Гегелю удавалось создать видимость опосредствования действительных противоположностей, так как он превращал их в чисто логические противоположности. По вместе с тем собственно логические противоположности (например, всеобщность и единичность как моменты умозаключения) он как идеалист рассматривал действительными, что и составляло «основной дуализм его логики» [там же]. Таким образом, смысл выдвинутого молодым Марксом тезиса о том, что подлинное противоречие есть взаимодействие двух различных сущностей, состоит не в отрицании диалектического единства как взаимообусловленности и взаимодействия между сторонами противоречия, но в акценте на необходимости доведения момента взаимоотрицания внутри этого взаимодействия до предела. Маркс, выступая против примирения противоположностей, пока еще не нашел адекватных формулировок.
