гг., в том числе и поведение либеральной буржуазии. Германия, говорит он, с опозданием вступила на путь капитализма, и немецкая буржуазия начинает свою борьбу с абсолютизмом в такое время, когда в более развитых странах буржуазия уже ведет борьбу с пролетариатом. В Германии, с одной стороны, сохранились полуфеодальные отношения вместе с политическим убожеством абсолютной монархии, а с другой – уже развивались противоречия между буржуазией и рабочим классом, проявившиеся, например, в силезском восстании. «Таким образом, немецкая буржуазия вступила в антагонизм с пролетариатом прежде, чем она политически конституировалась как класс» [1, т. 4, с. 312].
Если в Англии и Франции превращение либеральной буржуазии в контрреволюционную силу было результатом победоносных буржуазных революций, то в Германии этот процесс начинается уже накануне буржуазной революции. И немецкие буржуа «стараются, поскольку возможно, преобразовать абсолютную монархию в буржуазную без революции, мирным путем» [1, т. 4, с. 314].
Революционный пролетариат должен воспрепятствовать достижению компромисса между либеральной буржуазией и феодальной реакцией. Коммунисты, поскольку перед ними стоят задачи завоевания максимума демократии, призваны объединить все действительно демократические силы. При этом они вполне сознают, что борьба за гражданские права и другие демократические свободы создает лишь предпосылки для последующей борьбы за социализм. Маркс пишет: «Рабочие знают, что уничтожение буржуазных отношений собственности не может быть осуществлено посредством сохранения феодальных отношений собственности. Они знают, что революционное движение буржуазии против феодальных сословий и абсолютной монархии может лишь ускорить развитие их собственного революционного движения. Они знают, что их собственная борьба с буржуазией может начаться лишь в тот день, когда буржуазия сама окажется победительницей… Они могут и должны участвовать в буржуазной революции, поскольку она является предпосылкой рабочей революции. Но рабочие ни одного мгновения не могут рассматривать буржуазную революцию как свою конечную цель» [там же, с. 313].
Основоположники марксизма разоблачили также идеалистические утверждения Гейнцена о том, что коммунистическое движение есть будто бы порождение в полном и не подлежащем развитию виде коммунистической теории как застывшей доктрины. Эти утверждения выражали стремление буржуазии задержать рост самостоятельной борьбы рабочего класса, затормозить развитие его революционного мировоззрения. «Коммунизм, поскольку он является теорией, есть теоретическое выражение позиции пролетариата в этой борьбе и теоретическое обобщение условий освобождения пролетариата» [1, т. 4, с. 282].
Буржуазные радикалы страшились участия пролетариата в революции. Они не могли даже предположить, что задача сознательного пролетариата в буржуазной революции отнюдь не заключается в установлении своей власти. Не имея представления о сути научного коммунизма, о том, что задачи коммунистов осуществимы лишь на определенном, значительно более высоком, чем в тогдашней Германии, уровне общественного развития, Гейнцен считал коммунистическую идею о необходимости замены частной собственности общественной чем-то вроде изобретения, которое авторы пытаются как можно быстрее провести в жизнь. Он вообще не мог уразуметь, что и буржуазная революция, правда, на свой лад, в интересах буржуазии решает проблему собственности. «Вопрос о собственности, – разъясняет Маркс, – всегда был жизненным вопросом того или другого – в зависимости от ступени развития промышленности – класса. В XVII и XVIII веках, когда речь шла об упразднении феодальных отношений собственности, вопрос о собственности был жизненным вопросом класса буржуазии. В XIX веке, когда дело идет об отмене буржуазных отношений собственности, вопрос о собственности является жизненным вопросом рабочего класса» [там же, с. 302]. Германия, продолжает Маркс, стоит перед буржуазной революцией, которая не только не упраздняет, а, напротив, утверждает частную собственность, освобождающуюся от феодальных пут. Коммунисты вполне учитывают эту объективную закономерность исторической смены форм собственности, понимая, что уничтожение частной собственности не есть дело произвола, а предполагает объективные условия, которые складываются благодаря развитию частной собственности. Таким образом, пролетариат и его партия в период буржуазной революции не ставят перед собой задачу упразднить частную собственность, так же как они не стремятся предотвратить исторически неизбежное и в определенных условиях прогрессивное завоевание буржуазией политической власти.
Гейнцен считал главной силой демократического движения крестьянские массы. Энгельс, напротив, указывает на решающее значение рабочего класса: «Промышленный пролетариат городов стал ядром всякой современной демократии; мелкие буржуа и еще больше крестьяне всецело зависят от его инициативы» [1, т. 4, с. 272]. Здесь по существу Энгельс ставит вопрос о гегемонии рабочего класса в общедемократической борьбе.
Таким образом, в полемике против Гейнцена Маркс и Энгельс развивают исторический материализм и применяют его к решению конкретных политических вопросов. Они разъясняют, что уничтожение частной собственности не стало еще исторической необходимостью. «Поэтому, – пишет Маркс, – если пролетариат и свергнет политическое господство буржуазии, его победа будет лишь кратковременной, будет лишь вспомогательным моментом самой буржуазной революции, – как это было в 1794 г. – до тех пор пока в ходе истории, в ее „движении“ не создались еще материальные условия, которые делают необходимым уничтожение буржуазного способа производства, а следовательно также и окончательное свержение политического господства буржуазии» [1, т. 4, с. 299].
Не приходится доказывать выдающееся значение данного тезиса Маркса, вытекающего из материалистического понимания объективной обусловленности исторических стадий в общественном развитии. Отвергая авантюристическое забегание вперед, основоположники марксизма, учитывая опыт истории, учили пролетариат активному участию в буржуазной революции, разъясняли, что лишь после победы буржуазии боевым кличем пролетарской партии станет «отнюдь не республика вместо монархии, а господство рабочего класса вместо господства класса буржуазии» [там же, с. 303]. Это положение Маркса, выдвинутое им в статье «Морализирующая критика и критизирующая мораль», представляет по существу прямую постановку вопроса о диктатуре пролетариата.
Таким образом, Маркс и Энгельс не только разоблачали политическую теорию немецкого буржуазного радикализма, имевшего известное влияние также и на рабочих, но и разрабатывали в борьбе с буржуазной идеологией коренные вопросы научного коммунизма, в особенности проблему соотношения борьбы за социализм и борьбы за демократию. Этот вопрос и в наши дни сохраняет актуальное значение, поскольку империализм подавляет буржуазно-демократические свободы и лишь трудящиеся, руководимые рабочим классом и его коммунистическими партиями, являются последовательными борцами за демократию. «Борьба за демократию, – указывается в Программе КПСС, – составная часть борьбы за социализм. Чем глубже демократическое движение, тем больше повышается уровень политической сознательности масс, тем очевиднее становится для них, что только социализм открывает им путь к подлинной свободе и благосостоянию» [14, с. 38].
Глава шестая.
Диалектико-материалистическое обоснование научного социализма и критика мелкобуржуазного утопизма
Критика мелкобуржуазного
«истинного социализма»
Одна из важнейших особенностей процесса формирования марксизма состоит в его настойчивом размежевании со всякого рода попутчиками: сначала с буржуазным либерализмом, затем с мелкобуржуазной демократией, в том числе и мелкобуржуазным социализмом. Критика последнего – необходимое продолжение борьбы против буржуазной идеологии. Высоко оценивая революционный демократизм непролетарских трудящихся масс, Маркс и Энгельс считали своим долгом критиковать тех идеологов, которые, отражая консервативную сторону мелкого производителя, выступали против революционной борьбы пролетариата. Такими идеологами в Германии середины 40-х годов были так называемые истинные социалисты – К. Грюн, О. Люнинг, И. Вейдемейер, Г. Пютман и др. Они называли себя «истинными социалистами», так как противопоставляли свое учение «грубому», «необразованному», по их мнению, французскому и английскому утопическому социализму.
Как показали М.В. Серебряков и Е.П. Кандель, следует отличать «истинный социализм» от предшествовавшего ему и в свое время прогрессивного «философского коммунизма» отдельных утопистов. «Истинные социалисты» утверждали, что Германия не должна идти по английскому и французскому, т.е. капиталистическому, пути развития; они критиковали немецкую буржуазию за «насаждение» капиталистических отношений и апеллировали к феодальным правительствам, дабы последние воспрепятствовали росту пролетариата, пауперизма. В 1845 – 1847 гг. «истинный социализм» стал в Германии довольно популярным и влиятельным движением.
Маркс и Энгельс никогда не были сторонниками «истинного социализма» вопреки утверждениям Гейнцена и других противников зарождавшегося марксизма, зачислявших в один лагерь всех сторонников социализма тех лет. Правда, в 1844 – 1845 гг. они сотрудничали с некоторыми из «истинных социалистов», главным образом с М. Гессом, который первым среди младогегельянцев стал пропагандировать идеи утопического социализма. Поскольку Маркс и Энгельс стремились связать французские социалистические идеи с важнейшими достижениями немецкой классической философии и английской политической экономии, постольку они сначала поддерживали Гесса. Но Гесс остался на позициях идеализма, в то время как Маркс и Энгельс стали творцами диалектического материализма и научного коммунизма. Расхождения, определившиеся уже в «Немецко-французском ежегоднике», еще более углубились в последующие годы.
Маркс и Энгельс уже в 1845 г. пришли к выводу относительно необходимости решительного размежевания с «истинными социалистами». Письма из Германии, которые Маркс получал в Брюсселе, свидетельствовали о том, что эти мелкобуржуазные идеологи наносят серьезный ущерб пропаганде коммунистических идей. Сообщения из Германии, поступавшие в «Коммунистический корреспондентский комитет», давали яркое представление об активной организационной деятельности «истинных социалистов». Что же касается их теоретической деятельности, то ее суть была Марксу и Энгельсу совершенно ясна. Наметив после выхода в свет «Святого семейства» подготовку новой совместной книги – «Немецкой идеологии», они решили посвятить второй том этой работы критике «истинного социализма». «Немецкая идеология», правда, в то время не увидела света, но ее содержание, по-видимому, частично стало известно. Издатели отказались ее печатать в основном потому, что в ней содержалась критика «истинного социализма». В рукописи осталась статья Энгельса «Истинные социалисты», излагающая основные положения второго тома «Немецкой идеологии».
В конце 1845 г. Энгельс подготовил к изданию на немецком языке эксцерпт из сочинений Фурье, дав ему название «Отрывок из Фурье о торговле», который он опубликовал в 1846нного социализма».
Энгельс противопоставляет Фурье представителям немецкого «истинного социализма». Особенно высоко оценивает Энгельс критику капитализма со стороны Фурье, правильно отмечая наиболее рациональное в учении французского утопического социализма начала XIX в. Между тем немецкие «истинные социалисты» отбрасывали именно эту важнейшую сторону учения Фурье – критику капиталистического общественного строя, заменяя ее общими философскими и к тому же напыщенными рассуждениями о человеческой природе, из которой-де вытекает необходимость социалистического переустройства общества.
Конечно, критика немецкого «истинного социализма» еще не означала критики утопического социализма в целом. Напротив, Энгельс, как мы уже подчеркнули, противопоставляет немецким мелкобуржуазным социалистам Фурье и других патриархов утопического социализма. Такое противопоставление вполне обоснованно. Тем не менее
