превратиться в распоряжение вещами и в руководство процессами производства…» [1, т. 19, с. 196]. Эти, как и многие другие, положения Сен-Симона получили затем научную разработку в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса по вопросам материалистического понимания истории и научного коммунизма. У Сен-Симона, отмечает Энгельс, содержатся «в зародыше почти все не строго экономические мысли позднейших социалистов…» [там же].
Так же как у Сен-Симона, в трудах Фурье можно обнаружить глубочайшие мысли об историческом развитии. Он, в частности, подразделяет предшествующий исторический процесс на четыре стадии: дикость, патриархат, варварство, цивилизация; последняя ступень у него совпадает с эпохой господства буржуазии. Эта периодизация была принята научной литературой по этнографии; ею пользуется и Энгельс в своей книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Однако главное достоинство Фурье – в глубокой и талантливой критике буржуазного общества с его строем семейных отношений, с его политическими учреждениями, с его льстивыми и лживыми идеологами, – всех его сторон, как, например, сферы торговли с ее спекулятивными плутнями и т.д. Фурье, как и Сен-Симон, высказал ряд гениальных догадок о будущем обществе – об уничтожении противоречий между городом и деревней, между умственным и физическим трудом, которые обрели в работах основоположников марксизма всестороннее научное обоснование.
Впоследствии, обращая на это внимание, В.И. Ленин писал, что утопический социализм «не умел ни разъяснить сущность наемного рабства при капитализме, ни открыть законы его развития, ни найти ту общественную силу, которая способна стать творцом нового общества» [3, т. 23, с. 46]. Однако заслуга великих представителей утопического социализма заключалась в том, что они вплотную подошли к тем существенно новым воззрениям, которые выдвигало общественное развитие в первой половине XIX в. Одной из таких идей была идея о делении общества на классы и о классовой борьбе. Сен-Симон, на глазах которого происходили ожесточенные столкновения представителей различных сословий и классов в период буржуазной революции 1789 г., одним из первых сумел в 1802 г. сделать гениальное открытие: «Французская революция была классовой борьбой, и не только между дворянством и буржуазией, но также между дворянством, буржуазией и неимущими…» [1, т. 19, с. 196]. Но у Сен-Симона это положение не стало общим руководящим принципом при подходе ко всему историческому процессу. Отмечая коренные пороки утопического социализма, Маркс и Энгельс уже в середине 40-х годов обращали внимание, в частности, на подмену научного анализа моральным осуждением безнравственности эксплуатации.
Правда, исторические воззрения Сен-Симона оказали решающее влияние на одного из крупнейших историков периода Реставрации – О. Тьерри, который более широко рассмотрел борьбу классов и роль народных масс в историческом процессе [см. 13, т. II, с. 648 – 653]. Он особенно резко подчеркнул роль интереса больших групп людей как источник, как двигатель исторического творчества. На той же позиции стояли и другие видные французские историки – Минье и Ф. Гизо, утверждавшие, что господствующие интересы направляют ход социального развития, что социальное положение людей, отношение различных классов определяют характер управления обществом [см. там же].
Однако историки периода Реставрации не могли связать существование классов с определенными историческими эпохами в развитии производства и производственных отношений. Возникновение классов они в принципе обосновали завоеванием одного народа другим, в частности норманнским завоеванием, в результате которого завоеватели-де стали господствующим классом, а побежденные – угнетенным классом. Эта идеалистическая теория получила широкое распространение в буржуазной историографии. Другим недостатком этой школы является то, что, будучи буржуазными историками, ее представители распространяли классовую борьбу на эпохи, предшествующие господству буржуазии; революционную же борьбу пролетариата против буржуазии они не считали закономерной [см., в частности, 1, т. 7, с. 218 – 223]. В этом более всего проявилась буржуазная ограниченность историков периода Реставрации, которые, подчиняясь своим классовым интересам, обнаружили вместо свойственной им исторической прозорливости своекорыстную близорукость.
Между тем Франция 40-х годов XIX в. по богатству форм классовой борьбы, по разнообразию классов, партий и их печатных органов, по объему и четкости революционного опыта поистине являлась классической лабораторией революционной мысли. «Франция, – писал Энгельс, – та страна, в которой историческая классовая борьба больше, чем в других странах, доходила каждый раз до решительного конца. Во Франции в наиболее резких очертаниях выковывались те меняющиеся политические формы, внутри которых двигалась эта классовая борьба и в которых находили свое выражение ее результаты» [1, т. 21, с. 258 – 259]. Именно здесь во время революции 1789 г. был полностью разгромлен феодализм и основано «чистое господство буржуазии с такой классической ясностью» [там же, с. 259], как ни в одной другой стране. То же самое можно сказать и о происходившей здесь борьбе пролетариата против господствующей буржуазии.
Этим следует объяснить, подчеркивает Энгельс, почему Маркс с особым предпочтением изучал всю прошлую историю Франции, но с такой же тщательностью следил за ее текущей историей [см. там же]. Известно, что К. Маркс открыл великий закон исторического движения – закон классовой борьбы, определяемой экономическим положением классов, характером и способом производства, в первую очередь на историческом опыте классовой борьбы и революций во Франции. Это запечатлено в Крейцнахских тетрадях К. Маркса 1843 года, в его выписках и конспектах 1844 – 1845 гг., в таких работах, как «К еврейскому вопросу», «Святое семейство» и во многих других.
Исторический опыт Франции дал Марксу фактический материал для выдвижения идей о всемирно-исторической роли пролетариата, о революции, о значении революционной диктатуры в деле доведения революции до победного конца, о месте революционной партии в этом процессе, о позиции различных классов и их партий в ходе революции. Все эти положения, теоретически разработанные и обоснованные как краеугольные принципы научного коммунизма, в свою очередь обогащали марксизм как цельное философское мировоззрение революционного пролетариата.
В.И. Ленин в классической работе «Три источника и три составных части марксизма» подчеркнул, что учение Маркса есть «законный преемник лучшего, что создало человечество в XIX веке в лице немецкой философии, английской политической экономии, французского социализма» [3, т. 23, с. 43]. Было бы неверно понимать это ленинское положение в том смысле, будто философский теоретический источник сыграл роль только в формировании философии К. Маркса и Ф. Энгельса, политэкономический источник – только в становлении пролетарской политической экономии, а утопический социализм послужил источником исключительно лишь при создании теории научного коммунизма, причем содержание каждого из этих источников ограничивалось в своей важной для основоположников марксизма части только тем, что было достигнуто именно в XIX в. Формирование марксизма происходило весьма сложным путем, и В.И. Ленин в указанной работе выделяет лишь самые главные и наиболее существенные вехи этого пути. В статье «Задачи союзов молодежи» В.И. Ленин следующим образом выразил мысль о связи марксизма с предшествующим развитием знаний: «Образцом того, как появился коммунизм из суммы человеческих знаний, является марксизм» [3, т. 41, с. 303].
Вместе с тем из прежней философии К. Маркс и Ф. Энгельс почерпнули стимулы к созданию не только общей теории диалектики, но и учения о законах общественной жизни, использовав, например, уроки анализа отчуждения Гегелем, Фейербахом и Гессом. Утопический социализм поставил не только сам вопрос о будущем устройстве свободного от эксплуатации общества, но и диалектическую проблематику, столь значительную, например, в учении Фурье о социальных противоречиях, и Оуэна – о моральной структуре личности. А в концепциях классиков буржуазной политической экономии «рациональным зерном» были не только идеи трудовой теории стоимости, но и само усиленное внимание к экономической основе, а также невольно обнаруженные ими противоречия общественной жизни, которые требовали теперь и философского углубления, и осмысления.
Определенную роль в формировании теоретических источников марксизма в целом и марксистской философии в частности сыграли труды французских историков эпохи Реставрации – Тьерри, Гизо и Минье, а отчасти и польского революционного демократа – эмигранта И. Лелевеля, которые вплотную подводили к идее о борьбе классов как движущей силе исторического процесса. Взгляды французского утопического коммуниста Т. Дезами сыграли как бы роль посредствующего звена между его предшественниками – французскими утопистами-коммунистами XVIII в. – и К. Марксом. Именно ознакомившись с идеями Дезами, К. Маркс обратил внимание и на зачатки материалистического понимания общественной жизни у Фурье. Его внимание привлекли и политические идеи Вейтлинга, в своих мечтаниях о будущем уповавшего на великую роль рабочего класса. Как мы знаем, большой интерес К. Маркса и Ф. Энгельса вызвала вся история прежнего материализма, в особенности французского материализма XVIII в.
Изучение истории политической и освободительной борьбы прошлых веков и истории экономических и социалистических теорий вновь и вновь ставило перед Марксом и Энгельсом общие вопросы: какова в принципе зависимость теорий от общественных процессов и массовых движений? Чем обусловлены их возникновение, характер и воздействие на реальную жизнь? И, наконец, самое главное: каков подлинный и самый верный путь уничтожения кричащего социального неравенства и несправедливости, путь освобождения трудящихся от угнетения и эксплуатации? Результаты пытливого изучения Марксом и Энгельсом того «мыслительного материала», который они почерпнули в перечисленных выше теоретических источниках формирования их собственного мировоззрения, были использованы ими в целях получения научных ответов на поставленные ими вопросы, однако из самого этого «материала» искомые ответы получены быть не могли и диалектический и исторический материализм из содержания этого «материала» дедуцирован быть не мог: требовалось создать качественно новое учение.
Отношение К. Маркса и Ф. Энгельса к предшествовавшей им теоретической мысли отчетливее всего выявляется через анализ их собственных произведений 40-х годов XIX в., что и будет показано в последующих главах настоящей книги.
Не раз выдающиеся мыслители прошлого провозглашали свершение ими коренного переворота в умах людей, своего рода духовной революции. В определенной мере на самом деле можно считать просветительский материализм идейной предпосылкой буржуазной политической революции XVIII в. во Франции, сыгравшей революционную роль в преобразовании умов. Позднее просветитель Фейербах заявлял, что его философия осуществляет революцию в умах, положив конец всему прежнему теоретизированию. Эти примеры можно умножить. Но ни один из этих действительных или воображаемых качественных перерывов в историко-философской постепенности не может быть поставлен в ряд с тем глубочайшим преобразованием философского мышления, которое было осуществлено Марксом и Энгельсом. И это преобразование, будучи подлинно революционным переворотом, обладает в полном смысле этого слова диалектическим характером: философия марксизма «снимает» всю старую философию, сохраняя и перерабатывая ее «рациональные
