пролетариата во временном революционном правительстве. Маркс исключительно рассматривает конкретную ситуацию Германии в 1850 году» [2, т. 10, с. 236]. Маркс, подчеркивал В.И. Ленин, не ставил в «Обращении» вопроса об участии представителей пролетариата в мелкобуржуазном временном правительстве; во-первых, потому, что пролетариат в Германии в то время был политически слаб и уже поэтому не мог рассчитывать на вхождение его представителей во временное правительство, а во-вторых, потому, что Маркс в то время верил в близость социалистического переворота и потому недооценивал важность демократических завоеваний пролетарской партии. Вывод В.И. Ленина, совершенно противоположный мысли Плеханова, заключался в том, что «если бы Маркс и Энгельс понимали неизбежность сравнительно продолжительного господства демократического строя, то они тем больше значения придавали бы демократической диктатуре пролетариата и крестьянства в целях упрочения республики, полного уничтожения всех следов абсолютизма и полной расчистки арены для битвы за социализм» [2, т. 10, с. 239]. Вхождение социалистов в мелкобуржуазное правительство В.И. Ленин считал принципиально недопустимым лишь в том случае, если социалисты понимают возможности такого правительства превратно, рассчитывают с его помощью непосредственно осуществить социалистические, а не общедемократические преобразования. Если же социалисты осознают различие программ общедемократического и социалистического этапов революции, то их участие в мелкобуржуазном правительстве принципиально допустимо.
Во всей своей политической деятельности В.И. Ленин исходил из четкого различения задач буржуазно-демократического и социалистического переворотов, основывал на этом различении тактику социал-демократии в революции 1905 г., считая, что перед этой революцией стоят пока лишь общедемократические задачи. Однако уже в период первой русской революции Ленин вовсе не отделял непроходимой стеной этапы буржуазно-демократических и социалистических преобразований, полагая, что вопрос о большей или меньшей степени их сближения во времени должен решаться в зависимости от конкретной исторической ситуации. В работе «Две тактики социал-демократии в демократической революции» В.И. Ленин отмечал, что в прошлых и, вероятно, в будущих буржуазных революциях в Европе происходило и будет происходить переплетение движений за общедемократические и социалистические преобразования. Он писал: «Ведь мы же все противополагаем буржуазную революцию и социалистическую, мы все безусловно настаиваем на необходимости строжайшего различения их, а разве можно отрицать, что в истории отдельные, частные элементы того и другого переворота переплетаются? Разве эпоха демократических революций в Европе не знает ряда социалистических движений и социалистических попыток? И разве будущей социалистической революции в Европе не осталось еще многого и многого доделать в смысле демократизма?» [2, т. 11, с. 74].
Еще более определенно высказался В.И. Ленин по вопросу о возможности сближения в определенных исторических ситуациях демократических и социалистических переворотов в статье «О временном революционном правительстве», написанной в июне 1905 г. Анализируя в ней марксистское положение о трех стадиях революций XIX и XX вв. – буржуазной, демократической и социалистической, В.И. Ленин отмечал, что эта картина верна в общем и целом [см. 2, т. 10, с. 232], тогда как в каждом конкретном случае революция развивается по-своему и возможны скачки через несколько ступенек в зависимости от соотношения классовых сил, от степени организованности революционных слоев и т.д. В.И. Ленин критиковал стремление меньшевиков заранее ограничить революционную активность трудящихся в 1905 г. подъемом на одну только ступень. Он писал: «…если мы эту верную марксистскую схему трех ступеней будем понимать так, что до всякого подъема надо отмеривать себе наперед скромненькую меру, например, не более одной ступени… то мы будем виртуозами филистерства» [2, т. 10, с. 232].
Меньшевики принижали и искажали материалистическое понимание истории, не сумев разобраться в том, что именно от субъективного фактора, от сознательности и революционной активности партий и классов в значительной степени зависит развитие революционных событий в том или ином направлении. Они обвиняли В.И. Ленина за его революционную программу в бланкизме, в возрождении волюнтаристических традиций сектантской группы Виллиха – Шаппера и т.п. Однако на самом деле, и Ленин это хорошо понимал, все подобные обвинения были вызваны двумя взаимосвязанными причинами: во-первых, оппортунизмом меньшевиков, их примиренческой позицией в отношении либеральной буржуазии; во-вторых, их неспособностью дать диалектический анализ социально-экономической ситуации в России и разработать на этой основе революционную программу социал-демократии. Именно диалектика являлась у В.И. Ленина, как и у К. Маркса, методологической основой развития важнейших положений марксистской теории революции, в частности, таких, как положения о гегемонии пролетариата в буржуазно-демократической революции, о допустимости вхождения социалистов в мелкобуржуазное правительство, о возможности перескакивания в ходе революции через несколько ступенек в зависимости от соотношения классовых сил и перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую.
4. Дальнейшее развитие учения о государстве на опыте классовой борьбы середины XIX в.
К началу рассматриваемого периода К. Маркс и Ф. Энгельс уже сформулировали ряд важнейших положений учения о государстве. Они раскрыли классовую сущность государства, охарактеризовав его как диктатуру экономически господствующего класса, порождаемую антагонистическим характером производственных отношений. В канун революции 1848 г. Маркс и Энгельс дают «формулировку одной из самых замечательных и важнейших идей марксизма в вопросе о государстве, именно идеи „диктатуры пролетариата“» [2, т. 33, с. 24]. Уже тогда основоположники марксизма рассматривали вопрос об уничтожении диктатуры буржуазии в неразрывной связи с необходимостью установления диктатуры пролетариата. Но они еще не конкретизировали эту проблему. В «Манифесте Коммунистической партии», как отмечал В.И. Ленин, еще «не ставится вопрос о том, какова же должна – с точки зрения исторического развития – быть эта смена буржуазного государства пролетарским» [2, т. 33, с. 29]. Обобщая опыт революции 1848 – 1849 гг., К. Маркс и Ф. Энгельс сформулировали вывод об объективной необходимости революционного уничтожения, слома буржуазной государственной машины. Этот вывод В.И. Ленин характеризует как громадный шаг вперед по сравнению с «Коммунистическим манифестом» и, более того, как «главное, основное в учении марксизма о государстве» [там же, с. 28].
Это открытие явилось результатом глубокого, всестороннего анализа всего содержания революции 1848 – 1849 гг. под углом зрения ее специфики, а также проблемы генезиса и эволюции буржуазного государства.
Специфика этой революции, как установили Маркс и Энгельс, выражалась в нисходящем характере ее развития, в ее половинчатости, непоследовательности и противоречивости. Это проявилось прежде всего в том, что революция, будучи буржуазной и, следовательно, призванной в конечном итоге установить политическое господство буржуазии, выявила банкротство класса буржуазии именно в политическом отношении. Политическое банкротство буржуазии выразилось в кризисе буржуазной демократии со всеми ее атрибутами: в кризисе парламентаризма, демократических прав, в первую очередь всеобщего избирательного права, в противоречивом характере конституций и иных законодательных актов, в конфликте между законодательной и исполнительной властью, в кризисе республиканского строя. Все демократические завоевания буржуазной революции стали жертвой предательства класса буржуазии.
Это парадоксальное на первый взгляд явление – превращение революции в собственную противоположность, в контрреволюцию, как результат деятельности класса, заинтересованного, казалось бы, в победе революции, а не в ее поражении, – не было понято никем из современников Маркса и Энгельса. Попытки объяснить это явление ссылками на ошибки отдельных партий или политических лидеров, на их произвол, злонамеренность и т.п. были бесплодны, ибо не выходили за рамки идеалистических схем.
К. Маркс и Ф. Энгельс, подходя к анализу и оценке социальных явлений с позиций материалистического понимания истории, вскрыли основные закономерности, присущие развитию политических процессов в революции 1848 – 1849 гг.
Эволюция политических институтов
в период буржуазной революции
Нарастание классовых антагонизмов вызывало поляризацию политических сил, а своеобразие их расстановки на каждом этапе революции детерминировало характер и масштабы осуществляемых преобразований. Это находило выражение в возникновении и эволюции соответствующих политических институтов. Февральская революция во Франции низвергла монархию и учредила республику. В Германии, где в силу известных обстоятельств революция имела менее непоследовательный характер, политические преобразования были не столь радикальны. Однако и здесь в результате мартовской революции рядом с уцелевшей монархией возникло буржуазное правительство, а рядом со старым Союзным рейхстагом – Франкфуртское национальное собрание (и учредительное собрание в Берлине).
Начальный период революции характеризовался противоборством двух лагерей – монархического и революционного, под знаменами которого сосредоточивались основные силы нации, объединенные антифеодальными устремлениями.
Однако единение различных классов общества в революции оказалось весьма кратковременным. После победы над общим врагом вчерашние союзники, по выражению Ф. Энгельса, расходятся в различные лагери и направляют свое оружие друг против друга. Более того, это единение было не только кратковременным, но и иллюзорным, фальшивым с самого начала в самой своей основе. Лозунг всеобщего братства – этот «истинный лозунг февральской революции» – был лишь утопией, фантастическим воспарением над классовой борьбой. Столь же эфемерной оказалась и социальная республика, рожденная на февральских баррикадах Парижа. И в то время как пролетариат «упивался этим великодушным порывом всеобщего братства» [1, т. 7, с. 18], в то время как он, справедливо считая республику своим детищем, еще предавался мечтам, буржуазия уже готовила ему удар в спину, ибо она с самого начала отнюдь не стремилась к окончательному уничтожению монархии и была готова заключить с ней союз, выговорив себе определенные уступки.
Что касается еще менее развитой и, следовательно, еще более трусливой прусской буржуазии, которая, по меткому выражению Ф. Энгельса, «победила, идя на буксире французской рабочей революции» [1, т. 21, с. 15], то она с самого начала еще более откровенно стремилась к союзу с монархией, так как «видела только одно спасение – в любом, даже самом трусливом компромиссе с монархией…» [там же, с. 16]. В свою очередь и австрийская либеральная буржуазия «заключила союз с побежденными феодальными и бюрократическими элементами» [1, т. 8, с. 46]. Не успев еще окончательно справиться со своими старыми противниками – монархией, феодальной земельной аристократией и т.п., буржуазия «уже должна была повернуть фронт против нового врага – пролетариата» [1, т. 21, с. 15]. В результате законодательные органы, рожденные революцией в Германии, продемонстрировав свое бессилие, вскоре бесславно сошли со сцены, а французская буржуазия повела наступление на республику.
В работах «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.», «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» и др. Маркс внимательно прослеживает эволюцию Второй республики – от «социальной» к «демократической» и от нее – к «конституционной»,
