называя так этапы, различия между которыми объяснялись перипетиями классовой борьбы во Франции; он показывает, как республиканская форма государственного управления на каждом этапе наполняется новым, все менее демократичным содержанием, уступив в конечном итого место неограниченной диктатуре узурпатора. В соответствии с этой эволюцией К. Маркс выделяет во французской революции три этапа, или фазы, ее развития.
Первый этап – это февральский период, или пролог революции. Февральская республика, писал К. Маркс, была завоевана пролетариатом при пассивной поддержке буржуазии. И хотя в феврале 1848 г. провозглашение республики подразумевалось, по выражению Маркса, «как бы само собой», «каждая партия истолковывала ее по-своему» [1, т. 8, с. 125]. Пролетариат навязал временному правительству эту, «социальную», республику, которую Маркс характеризовал как республику с внешними «уступками социализму» [1, т. 7, с. 28]. При этом, как подчеркивает Маркс, «пролетариат, завоевавший республику с оружием в руках, наложил на нее свою печать и провозгласил ее социальной республикой» [1, т. 8, с. 125]. Однако надежды на осуществление пролетарских требований были утопичны, ибо «февральская республика действительно не была и не могла быть ничем иным, как буржуазной республикой…» [1, т. 7, с. 27].
Поэтому «социальная республика явилась как фраза, как пророчество на пороге февральской революции» [1, т. 8, с. 203]. Но эта республика не исчезла бесследно, она, по словам К. Маркса, выступает в виде призрака в следующих актах драмы.
Второй этап – это период учреждения, основания буржуазной республики. Учредительное национальное собрание, открывшееся 4 мая 1848 г., «немедленно порвало со всеми социальными иллюзиями февральской революции и напрямик провозгласило буржуазную республику, и только буржуазную республику» [1, т. 7, с. 27]. Но это была уже не та республика, «которую парижский пролетариат навязал временному правительству… не та мечта, которая носилась перед бойцами баррикад» [там же]. Буржуазия стремилась в первую очередь «освободить республику от сделанных ею уступок социализму» [там же, с. 28], а это означало, что она должна была отвергнуть требования пролетариата силой оружия. Период «демократической» республики – это краткая, но позорная история господства, разложения и гибели республиканской фракции буржуазии.
На смену «демократической» республике приходит «конституционная», или парламентская, республика, время существования которой и составляет третий этап революции. Парламентская республика, по характеристике К. Маркса, была действительным слиянием реставрации и июльской монархии. Сложнейшие социальные противоречия, поддерживавшие ее существование, тот парадокс, что республика держалась силой ее врагов, – все это становится понятным в свете Марксова анализа и оценки этих явлений. Парламентская республика, указывает К. Маркс, – это нечто большее, чем нейтральная почва для равноправного сотрудничества обеих фракций буржуазии, представлявших в конечном итоге поземельную собственность и промышленность. Республика, подчеркивает Маркс, была «необходимым условием их совместного господства» и более того: «единственной государственной формой, при которой их общие классовые интересы господствовали как над притязаниями отдельных фракций буржуазии, так и над всеми другими классами общества» [1, т. 8, с. 185].
Бонапартистский переворот, положивший конец существованию этой республики в декабре 1851 г., явился, как показывает Маркс, логическим завершением всей линии поведения буржуазии. Напуганная революционным выступлением народа, буржуазия направляет свои усилия на то, чтобы парализовать историческую инициативу масс. Отсюда – ее постоянные посягательства на все демократические завоевания революции, которые в этих условиях не только перестают быть надежным орудием буржуазной диктатуры, но и оборачиваются против самой буржуазии, принимают характер «социалистических», угрожая ее классовому господству. Буржуазия, отмечал Маркс, «правильно поняла, что все виды оружия, выкованные ею против феодализма, обращались своим острием против нее самой…» [там же, с. 160]. И по мере того как подлинным борцом за демократию в условиях буржуазной революции становится пролетариат, буржуазия все решительнее выступает против всех проявлений демократии. Поэтому республика, хотя она и была лишь демократической оболочкой буржуазной диктатуры, уже не устраивает класс буржуазии, уступает свое место более примитивной и грубой форме этой диктатуры. В данных конкретно-исторических условиях «республика означает вообще только политическую форму революционного преобразования буржуазного общества, а не консервативную форму его существования…» [1, т. 8, с. 127].
Таким образом, эволюция политических учреждений выражала общую логику движения революции по нисходящей линии. Революция оказалась «втянутой в это попятное движение еще прежде, чем была убрана последняя февральская баррикада и установлена первая революционная власть» [там же, с. 141 – 142].
Кризис республиканской формы государственного управления рассматривается Марксом не в абсолютном смысле, а применительно к данным конкретно-историческим условиям. К. Маркс, в частности, вовсе не утверждает, что республиканская форма правления несовместима с господством буржуазии. Напротив, он неоднократно характеризует республику как самую могучую и полную форму господства буржуазии. Обнажая при этом сущность демократической формы государственного управления, К. Маркс характеризует ее как ничем не ограниченное, деспотическое господство класса буржуазии [см. 1, т. 8, с. 127]. Однако в период острейшей классовой борьбы именно демократизм этой формы представляется буржуазии наиболее опасным, ибо все демократическое становится для буржуазии синонимом социалистического, отождествляется ею с социализмом. В этот период, отмечает Маркс, «социализмом объявлялся даже буржуазный либерализм, социализмом – буржуазное просвещение, социализмом – буржуазная финансовая реформа» [1, т. 8, с. 160].
К. Маркс и Ф. Энгельс о судьбе демократии в период буржуазной революции
Опыт классовых боев в Европе в середине XIX в. ярко свидетельствовал о возраставшей революционной инициативе народа, в первую очередь пролетариата, в осуществлении исторических преобразований. Июньское восстание в Париже было «первой великой битвой между обоими классами, на которые распадается современное общество. Это была борьба за сохранение или уничтожение буржуазного строя» [1, т. 7, с. 29].
В результате активного участия «низов» в борьбе за освобождение от феодальных оков революция 1848 г. во Франции выходила за рамки задач буржуазной революции. Поэтому все так называемые гражданские свободы представляли опасность для классового господства буржуазии. И буржуазия стремилась урезать демократические завоевания, поставить им заслон, наконец, вовсе отказаться от них во имя спасения своего господствующего положения, не останавливаясь при этом перед опасностью реставрации, контрреволюционного переворота, бонапартизмом. «Все классы и партии во время июньских дней, – пишет К. Маркс, – сплотились в партию порядка против класса пролетариев…» [1, т. 8, с. 127].
Таким образом, усилия буржуазии, отразившиеся в соответствующей эволюции институтов буржуазной демократии, направляются на то, чтобы парализовать историческую инициативу масс. Такова прежде всего эволюция парламентаризма. Представляя собой прогрессивное явление в борьбе с феодализмом, парламент утрачивает это свое значение, как только начинается борьба пролетариата с буржуазией.
В работах «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.», «Революция и контрреволюция в Германии», «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» и др. К. Маркс и Ф. Энгельс убедительно показывают, что буржуазия располагала чрезвычайно широким кругом возможностей внутреннего и внешнего порядка, для того чтобы парализовать любую историческую инициативу парламента по сколько-нибудь радикальному обновлению социальной структуры. В числе таких возможностей – чудовищная бюрократическая машина исполнительной власти, армия, институт частной собственности, блокировка с феодально-монархическими элементами, союзническая помощь других государств и т.д.
Эти выводы К. Маркса и Ф. Энгельса базируются на обобщении конкретного исторического опыта. Так, например, К. Маркс показывает, что уже в самом начале Французской революции в период существования временного правительства вся его деятельность свелась к беспрестанной борьбе с требованиями пролетариата, ибо данные ему в свое время обещания сделались «невыносимой опасностью для новой республики» [1, т. 7, с. 27]. Так же обстояло дело и на следующем этапе революции, в период деятельности национального собрания. Усилия последнего были направлены на достижение тех же целей. «Это Собрание, – пишет Маркс, – было живым протестом против притязаний февральских дней и должно было низвести результаты революции до буржуазных масштабов» [1, т. 8, с. 125 – 126]. Этот законодательный орган, рожденный революцией, с первого дня своего существования взял курс, направленный против самой революции, против ее основных движущих сил и в первую очередь против революционного пролетариата. Но национальное собрание, в лице которого, по меткой характеристике Маркса, «вся Франция явилась судьей парижского пролетариата» [1, т. 7, с. 27], не ограничилось только антипролетарскими санкциями (вплоть до ареста наиболее энергичных вождей пролетариата). Оно повело широкое наступление на демократические права и свободы, завоеванные в ходе революции.
Отличительной особенностью буржуазного парламента на всех этапах его формирования был так называемый «парламентский кретинизм». Исключительно активное в осуществлении реакционных актов Национальное собрание на протяжении всей своей деятельности проявляло абсолютное бессилие в области общегражданских интересов. «Там, где Собрание не угнетало, не действовало реакционно, оно страдало неизлечимым бесплодием», – отмечал К. Маркс [1, т. 8, с. 161].
Эта своеобразная болезнь не была чисто французским явлением. Она, как подчеркивал К. Маркс, свирепствовала с 1848 г. на всем континенте, держала поражаемых ею в плену собственного воображения, лишая их всякого смысла и всякого реального восприятия действительности [см. там же, с. 181]. Этой неизлечимой болезнью, как отмечал Ф. Энгельс, с самого начала было поражено и Франкфуртское национальное собрание [см. там же, с. 92], которое он именовал ублюдком, ничтожеством, собранием старых баб, компанией дураков, вообразивших себя мудрецами.
Противоречия рассматриваемого периода, порожденные соотношением классовых сил, стремление буржуазии любой ценой исключить всякую возможность развертывания исторической инициативы революционных масс нашли свое отражение в законодательной деятельности парламента. Яркой иллюстрацией этого является конституция Второй республики, которая, как подчеркивал К. Маркс, «не санкционировала никакой социальной революции», а «санкционировала временную победу старого общества над революцией» [1, т. 7, с. 40].
Поставив пролетариат фактически вне закона, оттолкнув мелкую буржуазию и не сумев привязать к республике «никаких новых общественных элементов», конституция укрепила позиции своих ярых противников, восстановив традиционную неприкосновенность судей. «Один король, которого она низвергла, тысячекратно воскрес в этих несменяемых инквизиторах законности» [1, т. 7, с. 41], – писал К. Маркс. Конституция провозгласила гражданские права и свободы – свободу личности, печати, слова, союзов, совести и т.д. Однако провозглашение каждой из этих свобод сопровождалось неизменными оговорками и ссылками на законы, дающие подробное истолкование этим оговоркам.
И введение антиконституционных законов (например, закона Фоше о запрещении клубов),
