и произвольное истолкование статей конституции обусловливалось самой конституцией, каждый параграф которой, по меткому замечанию Маркса, «содержит в самом себе свою собственную противоположность, свою собственную верхнюю и нижнюю палату: свободу – в общей фразе, упразднение свободы – в оговорке» [1, т. 8, с. 132]. В результате, отмечает К. Маркс, провозглашенные свободы были так урегулированы, что буржуазия могла пользоваться ими, не встречая никакого препятствия со стороны равных прав других граждан.
Глубокая внутренняя противоречивость основного закона буржуазной республики нашла свое выражение в том, что «конституция, – как писал Маркс, – сама призывает к своему насильственному уничтожению» [там же, с. 133], доводя разделение законодательной и исполнительной власти до «невыносимого противоречия». Передав фактическую власть во всей ее полноте в руки президента, конституция сама создавала возможность бонапартистского переворота.
В своем наступлении на демократию Национальное собрание последовательно разоружало себя перед лицом президента, в единоборстве с которым оно сдавало одну позицию за другой. Отменой всеобщего избирательного права (31 мая 1850 г.) буржуазия открыто признавала, что на смену буржуазной диктатуре, существовавшей «по воле народа», пришла диктатура, устанавливаемая против этой воли [см. 1, т. 7, с. 95]. Этот шаг означал отказ буржуазии от «единственно возможной», от «самой могучей и самой полной формы» [там же, с. 96] ее классового господства.
Рассматривая всеобщее избирательное право как порождение и проявление классовой борьбы, Маркс показывает, что и его отмена явилась «одним из необходимых проявлений классовой борьбы» [1, т. 8, с. 165]. Всеобщее избирательное право служило для буржуазии источником ее могущества; вместе с тем, как показывает К. Маркс, оно использовалось буржуазией и в качестве «драпировки», прикрытия классовой диктатуры. Однако противоречивость ситуации состояла в том, что всеобщее избирательное право одновременно демаскировало господство буржуазии, поднимая на вершину государства все фракции эксплуатирующего класса. Возникая в результате обострения классовой борьбы, всеобщее избирательное право само «развязывало классовую борьбу» [1, т. 7, с. 26 – 27], и на определенном ее этапе оно оказалось нежизнеспособным. Но его существование не осталось бесследным. Оно явилось образовательной школой, которую прошло большинство народа. Такова диалектика его роли.
Таким образом, на основе опыта революций 1848 – 1849 гг. Маркс развивает свое учение об одном из важнейших институтов демократии – всеобщем избирательном праве. Он вскрывает его истоки, содержание, функции на различных этапах буржуазной революции и доказывает закономерность его кризиса в ходе самой революции. Но Маркс отнюдь не исключает его из арсенала средств борьбы пролетариата и всех демократических сил. Напротив, всеобщее избирательное право, необходимость завоевания которого была провозглашена еще «Манифестом Коммунистической партии» в качестве одной из важнейших задач борющегося пролетариата, предстает в учении К. Маркса как школа политической борьбы. И это учение Маркса было принято на вооружение немецким пролетариатом, который, в частности, как отмечал Ф. Энгельс, превратил всеобщее избирательное право из средства обмана в орудие борьбы за свои интересы.
Следует подчеркнуть, что Марксова оценка институтов буржуазной демократии, парламентаризма, в частности, имела неоценимое практическое значение для выработки стратегии и тактики пролетариата. Не отказываясь от использования парламентаризма, пролетариат вместе с тем не может предавать забвению и тот факт, что парламент в определенных условиях способен утрачивать роль активного политического центра общественной жизни или, еще хуже, превращаться в орган реакции. В работах К. Маркса и Ф. Энгельса, посвященных событиям 1848 – 1851 гг. во Франции, обнажаются истоки кризиса буржуазной демократии и подчеркивается его закономерность.
Буржуазная республика на каждом этапе своей сравнительно непродолжительной истории последовательно осуществляла ряд акций, каждая из которых приводила в конечном итоге к одному и тому же результату: к сужению ее собственной социальной базы. Весь курс буржуазного парламента на собственное уничтожение, все это политическое самоубийство были результатом не только ошибок, объяснялись не только факторами субъективного характера. Ни алчность и своекорыстие буржуазии, ни противоборство отдельных групп, ни роялистские симпатии буржуазной массы в лице «партии порядка» сами по себе не являются достаточными причинами для объяснения столь парадоксального положения, когда эта партия уничтожает «собственной рукой в борьбе с другими общественными классами все условия своего собственного режима, парламентарного режима», объявляя при этом «политическое господство буржуазии несовместимым с безопасностью и существованием буржуазии…» [1, т. 8, с. 193]. Буржуазия, как подчеркивал К. Маркс, не только уничтожила собственными руками, но и «должна была уничтожить все условия могущества парламента…» [там же, с. 181]. Характеризуя тактику крупнейших фракций буржуазии, объединившихся в партию порядка, К. Маркс указывает: «Инстинкт подсказывал им, что республика, хотя и венчает их политическое господство, вместе с тем подрывает его социальную основу, так как теперь им приходится стоять лицом к лицу с порабощенными классами и бороться с ними непосредственно…» [там же, с. 146], не имея возможности прятаться за трон. И в ответ они подкапывают социальные основы самой республики, стремясь заменить ее более надежной формой своего господства. Это стремление «назад, к менее полным, менее развитым, но как раз поэтому более безопасным формам этого господства» [1, т. 8, с. 147], порождалось, как подчеркивает К. Маркс, чувством слабости буржуазии. Классовое положение французской буржуазии «заставляло ее, с одной стороны, уничтожать условия существования всякой, а следовательно, и своей собственной парламентской власти, а с другой стороны, делать неодолимой враждебную ей исполнительную власть» [1, т. 8, с. 158].
Действия буржуазии, таким образом, обусловливались самим ходом общественного развития, диалектикой классовой борьбы, изменением соотношения классовых сил. При всей противоречивости этих действий они не могут быть объяснены исключительно политической близорукостью. Буржуазия правильно оценивала многие факторы, но страх перед революционным пролетариатом был плохим советчиком. В конечном итоге буржуазия «вынуждена была собственными руками разрушить все свои средства обороны против самодержавия, как только сама стала самодержавной» [1, т. 8, с. 154]. Вот почему бонапартистский переворот, неизбежность которого была предсказана К. Марксом задолго до его свершения, – не просто эпизод в истории Французской революции 1848 – 1849 гг., а закономерный этап ее развития. Бонапартизм, по характеристике В.И. Ленина, это особая форма правления, вырастающая из контрреволюционности буржуазии в обстановке буржуазно-демократической революции [см. 2, т. 34, с. 83]. Это особая форма диктатуры реакционных слоев класса буржуазии, возникшая в условиях кризиса буржуазной демократии. Ставка буржуазии на исполнительную власть, на государственную военно-бюрократическую машину, основными орудиями которой являются армия, полиция, чиновничество, выдвигает на первый план проблему отношения пролетариата к буржуазной государственной машине.
Необходимость слома буржуазной государственной машины
Буржуазная государственная машина с ее централизованным военно-бюрократическим аппаратом – это важнейшее средство, обеспечивающее управление обществом без участия масс. Во Франции «эта исполнительная власть с ее громадной бюрократической и военной организацией, с ее многосложной и искусственной государственной машиной, с этим войском чиновников в полмиллиона человек рядом с армией еще в полмиллиона, этот ужасный организм-паразит, обвивающий точно сетью все тело французского общества и затыкающий все его поры, возник в эпоху абсолютной монархии…» [1, т. 8, с. 205 – 206].
Капитализм не ликвидирует эту бюрократическую машину. Напротив, проблемы, порождаемые разделением труда внутри буржуазного общества, возникновением новых групп интересов, решаются не путем развертывания самодеятельности масс, а помимо нее – посредством создания новых объектов государственного управления, т.е. путем дальнейшего разрастания государственной машины, стоящей над обществом и отделенной от него. «Всякий общий интерес, – пишет Маркс, – немедленно отрывался от общества, противопоставлялся ему как высший, всеобщий интерес, вырывался из сферы самодеятельности членов общества и делался предметом правительственной деятельности, – начиная от моста, школьного здания и коммунального имущества какой-нибудь сельской общины и кончая железными дорогами, национальным имуществом и государственными университетами Франции» [1, т. 8, с. 206].
Процесс политической централизации, обусловленный самой природой капитализма, усиление бюрократии и военщины используется буржуазией как орудие защиты против революционных масс народа, силами которых и свергается феодализм. В конечном итоге, как показывает К. Маркс, процесс усиления военно-бюрократической централизации развивается и накануне революции, и в ходе ее, и после ее завершения. Это диктовалось, как подчеркивает Маркс, и материальными, и политическими интересами буржуазии, которая не может осуществлять свою диктатуру без постоянного применения прямого, грубого насилия, без постоянного функционирования таких его органов, как армия, полиция, бюрократия.
Положение буржуазного государства в качестве силы, возвышающейся и господствующей над обществом, определяет отношение к нему пролетариата, его судьбу в социалистической революции. Дело не сводится к захвату власти пролетариатом. Сам принцип управления, в силу которого всякий общий интерес изымается из сферы самодеятельности членов общества, т.е. управление осуществляется без участия народа, непригоден. Необходима качественно иная основа самого управления обществом.
Пролетариату нужна государственная власть, централизованная организация силы для подавления эксплуататоров и для руководства гражданской массой населения в деле налаживания социалистического хозяйства. Современное общество вообще немыслимо без централизации, только низшей формой которой является буржуазная бюрократия [см. 1, т. 8, с. 213 и 606 – 607]. Но, как отмечал В.И. Ленин в работе «Государство и революция», анализируя выводы К. Маркса, пролетариату необходимо государство как организованный в господствующий класс пролетариат, а после победы революции пролетарское государство начнет постепенно отмирать. Эти положения были сформулированы в «Манифесте Коммунистической партии», в котором К. Маркс и Ф. Энгельс вплотную подходят к выводу о необходимости уничтожения государственной машины, созданной буржуазией. Однако в «Манифесте Коммунистической партии» вопрос о государстве мог быть поставлен еще лишь в общей форме. Теперь же, при анализе итогов революций 1848 – 1849 гг., как отмечал В.И. Ленин, «вопрос ставится конкретно, и вывод делается чрезвычайно точный, определенный, практически-осязательный: все прежние революции усовершенствовали государственную машину, а ее надо разбить, сломать» [2, т. 33, с. 28].
На страницах «Новой Рейнской газеты» Маркс и Энгельс неоднократно обращались к вопросу об отношении революции к аппарату исполнительной власти. Подводя итоги первых месяцев германской революции, Маркс и Энгельс пришли к выводу, что упразднение всех старых властей (административных, военных, судебных) – необходимое условие победы народной революции. Осенью 1848 г. в той же «Новой Рейнской газете» К. Маркс требовал от Берлинского национального собрания смещения и объявления вне закона всех чиновников, не повиновавшихся решениям собрания, ареста министров как государственных преступников. Причину крушения мартовской революции Маркс усматривал в
