опиралась на гениальные идеи «Капитала», в котором были разработаны экономическая теория марксизма и материалистическое понимание истории. Говоря об экономической теории, разработанной Марксом, Энгельс писал: «Таким образом, при дальнейшем развитии нашего материалистического тезиса и при его применении к современности нам сразу открывается перспектива великой, величайшей революции всех времен» [1, т. 13, с. 491].
3. Диалектика процесса производства
как диалектика деятельности
Деятельность как опредмечивание
Производительные силы
как силы человека
Способ бытия производственного отношения – это его непрерывное воспроизводство в процессе совокупной человеческой деятельности как предметно-преобразующей и предметно-созидательной. Теоретически отразить действительное, живое производственное отношение значит развернуть его в его практическом процессе. Процесс деятельности есть непрестанное практическое и теоретическое освоение историческими субъектами мира природы и культуры через их, субъектов, предметно-содержательную активность, через созидание предметных воплощений. Поэтому «всякое производство есть некоторое опредмечивание индивида» [1, т. 46, ч. I, с. 171], «самоосуществление, предметное воплощение субъекта…» [1, т. 46, ч. II, с. 109 – 110]. И наоборот, всякое опредмечивание осуществляется в процессе практической производственной деятельности человека. Опосредствованный общественным производством предмет, т.е. продукт, есть застывшая деятельность (хотя как конкретный объект он содержит в себе всегда еще и нечто, не освоенное человечеством) [см. 1, т. 47, с. 59; 1, т. 23, с. 192, 200], ее непокой (Unruhe), принявший на время форму покоя.
Субъект этого процесса продлевает свое бытие тем, что возрождает себя из своих и из иных, унаследованных им воплощений: осваивая созданный им самим и другими предметный мир [см. 1, т. 26, ч. III, с. 274], он «вбирает» его в себя, в свою живую способность, распредмечивает. Поэтому дело обстоит не так, будто отдельно есть активность и вне ее отдельно – вещи; есть две формы единого процесса деятельности – опредмечивание и освоение (распредмечивание), которые осуществляются одновременно и переплетаясь друг с другом. Уже отсюда видно, что производственное опредмечивание вовсе не обязательно является отчужденным. Всякий предмет богатства и культуры, кажущийся окончательно застывшим в своей внедеятельностной форме, на деле есть – в отличие от природных объектов – «всего лишь исчезающее, всё снова и снова создаваемое проявление деятельности общественно производящих людей» [там же, с. 276; ср. также с. 446]. Предметные воплощения человека, изолированные от его деятельного процесса и взятые «сами по себе», всегда суть нечто социально мертвое. Никакая техника в отрыве от приводящих ее в действие людей не представляет сама по себе актуальной производительной силы, а если последняя выступает только в этом облике, то этим замаскирован процесс овещнения (реификации).
Во всякий момент исторического времени субъект, который обладает определенным богатством развития – опредмеченным и распредмеченным в диалектическом единстве и взаимопроникновении, уже вследствие этого располагает некоторой совокупностью различных возможностей по отношению ко всему остальному миру как своей активно-производительной способностью. Реализоваться эта способность может трояко: во-первых, будучи направлена на присвоение потенциально полезных объектов и их преобразование в процессе труда; во-вторых, включая совокупность осваиваемых предметов как несводимых ни к какой полезности в определенные системы социальных связей; в-третьих, усваивая плоды развития предшествующих культур и передавая свои результаты культурам последующим и тем самым включая их в беспредельный процесс культурного наследования (при этом должно быть учтено многообразие способов наследования, ибо они бывают в различной степени избирательными и классово ограниченными). Такова в самом общем виде направленность человеческой активности, осуществляющейся как производительная сила общества.
Надо учитывать, что К. Маркс ведет речь о совокупных производительных силах в одних случаях целого общества, в других – определенных классов в их взаимодействии, а в третьих – индивида. Но в любом случае производительные силы не являются «ничьими», оторванными от своих субъектов, как бы это представление ни навязывалось в условиях классово-эксплуататорского общества отчужденной формой их существования. Перспективу же развития производительных сил в условиях коммунистической формации Маркс прямо характеризует как перспективу «целостного, универсального развития производительных сил индивида» [1, т. 46, ч. I, с. 508]. Снятие в условиях коммунизма господства собственно вещественно-материального производства над человеком Маркс диалектически связывает именно с широким освоением человеком «его собственной всеобщей производительной силы…» [1, т. 46, ч. II, с. 213]. Недаром и Энгельс, излагая взгляды Маркса, писал о задаче «поднять производительную силу каждого отдельного человека…» [1, т. 31, с. 394].
Наследование производительных сил составляет, по Марксу, внутреннюю закономерную связь исторического процесса. В каждый период времени люди, как отмечалось в другой связи, обладают не каким-то желанным или предпочитаемым уровнем и характером своего развития, а тем именно, который к этому времени действительно исторически выработан и который есть уровень их производительных сил, так что люди вступают только в те отношения друг с другом, какие они могут реально установить соответственно уровню своих наличных производительных сил. Всякий способ производства «предполагает данную ступень общественных производительных сил и форм их развития, как свое историческое условие, – условие, которое само есть исторический результат и продукт предшествующего процесса…» [1, т. 25, ч. II, с. 450]. Однако указанное соответствие осуществляется, как уже было указано, не иначе, как посредством противоречия в способе производства и его разрешения.
В конечном счете противоречие буржуазных производственных отношений развитию производительных сил заключается не только в том, что эти отношения ставят предел техническому прогрессу в его вещественно-энергетических изменениях, но и в том, что они угнетают собственно человеческие, субъективные способности и возможности их дальнейшего развития именно как человеческих сил. Наивысшая точка развития исторически определенной формы производственных отношений, или некоторого базиса, измеряется как раз совместимостью «с наивысшим развитием производительных сил, а потому также – с наиболее богатым развитием индивидов [в условиях данного базиса]. Как только этот пункт достигнут, дальнейшее развитие выступает как упадок…» [1, т. 46, ч. II, с. 34]. Другими словами, в единицах, измеряющих энергию, вещество или информацию, некоторый прогресс далее еще возможен, но он перестает быть человеческим прогрессом: «…созидание производительных сил, всеобщего богатства и т.д., знания и т.д. происходит таким образом, что трудящийся индивид отчуждает себя самого…» [там же]. Об этом и говорит Марксов закон обнищания рабочего класса [см. 1, т. 23, с. 660]. Равным образом, и обобщающий тезис Маркса, согласно которому производственные отношения из форм развития производительных сил «превращаются в их оковы» [1, т. 13, с. 7], имеет в виду прежде всего то, что эти отношения стали оковами для развития самого человека как субъекта производительных сил, как личности.
Как и всякий способ производства, коммунистическая организация общества невозможна без достижения определенного уровня развития производительных сил. Но уровень этот должен быть очень высоким. Его количественные и качественные измерения таковы, что происходит глубокий качественный скачок: становится возможным преодоление господства собственно вещественно-утилитарного производства и «внешней целесообразности», т.е. скачок в «истинное царство свободы» на основе существенного сокращения рабочего времени для каждого члена общества. Безграничное развитие всех человеческих сущностных сил обращается в утопию, если стремление к нему не подкрепляется мерами, ориентированными в конечном итоге на сокращение рабочего дня как его «основное условие» [1, т. 25, ч. II, с. 387]. А это условие выполнимо только тогда, когда его реализация не только не нанесет ущерба производству, но, наоборот, будет стимулировать его развитие через посредство науки, ставшей непосредственной производительной силой.
Деятельность и труд.
До тех пор пока выработка средств существования еще господствует над дальнейшим развитием самого человека, – до тех пор в практической деятельности, которая есть единство противоположностей опредмечивания и распредмечивания, на первом плане сохраняется опредмечивание, тогда как противоположный процесс в той или иной мере отодвинут на задний план. Деятельность осуществляется как собственно вынужденный труд (труд как собственно «работа» в узком смысле слова).
Вещественно-энергетический конечный результат производства в экономической сфере есть нечто, предназначенное для потребления, в том числе производительного. Поэтому и деятельность в этой сфере по необходимости подчинена внешней целесообразности: ей присущ исторически изменчивый, но все же ограниченный состав конечных целей, ограниченный «масштаб» вопреки потенциально безграничной широте возможностей подлинно человеческой деятельности [см. 1, т. 46, ч. I, с. 476].
Конечно, «труд-работа» также предполагает, что ее совершает индивид, развивающий свои способности в процессе производства, но здесь он эти способности скорее «расходует, потребляет» [там же, с. 26], чем направляет на процесс творческого распредмечивания. Здесь «веществу природы он сам противостоит как сила природы» [1, т. 23, с. 188]. Отсюда и вырастает возможность абстракции, в которой «труд-работа» представляется как вечное и естественное, тяжкое условие человеческой жизни.
Тем не менее даже и в процессе «труда-работы», не носящего еще свободного и подлинно творческого характера, человек, воздействуя на предмет труда, «в то же время изменяет свою собственную природу» [1, т. 23, с. 188]. Раскрывая это, мы уже покидаем почву безразличной к историческому процессу абстракции труда и восходим к исторически конкретному содержанию понятия практической деятельности, которая даже и в свойственной классово-антагонистическим обществам форме «труда-работы» также производит не только потребляемые блага, но и социальные отношения и посредством которой субъекты воспроизводят и производят по-новому все свои социальные качества и самих себя как именно субъектов. Мы раскрываем тем самым процесс выработки человеком самого себя. «В самом акте воспроизводства изменяются не только объективные условия… но изменяются и сами производители, вырабатывая в себе новые качества, развивая и преобразовывая самих себя благодаря производству, создавая новые силы и новые представления, новые способы общения, новые потребности и новый язык» [1, т. 46, ч. I, с. 483 – 484]. Таким образом, в собственно экономическом процессе как производстве материальных благ Маркс выявляет формирование социальных отношений [см. 1, т. 46, ч. II, с. 222].
Когда же Маркс переходит от анализа «предыстории человечества» к теоретической картине коммунистического будущего, тогда это социально-созидательное содержание практической деятельности выходит на первый план. Поле применимости «труда-работы» резко сокращается, и как раз он составляет содержание сферы
