Превращением самого человека пусть в наделенную сознанием, но всего лишь вещь и натурализацией его культурно-исторической сущности завершается и доводится до крайнего предела фетишизм, вырастающий на почве отчужденного овеществления. Здесь в наибольшей степени обнаруживаются антигуманная направленность и нигилизм в отношении культуры фетишистских представлений, резко критикуемых Марксом: «Грубый материализм экономистов, рассматривающих общественные производственные отношения людей и определения, приобретаемые вещами, когда они подчинены этим отношениям, как природные свойства вещей, равнозначен столь же грубому идеализму…» [1, т. 46, ч. II, с. 198]. Критическое раскрытие того общего пункта, в котором сходятся друг с другом грубые варианты материализма и идеализма, а именно выдвижение ими в качестве объяснительного принципа некоего оторванного от человека, а значит нечеловеческого, начала, дает ключ к анализу и преодолению многих концепций. Здесь проявляется глубокое философское значение Марксова понятия реификации (овещнения).
Концепция отчуждения в «Капитале»
В понятие реификации и соподчиненное с ним понятие фетишизма в 50 – 60-х годах перешла существенная часть того теоретического содержания, которое раньше, в «Экономическо-философских рукописях 1844 года», обнимало собой тогдашнее Марксово понятие отчуждения (Entfremdung). Но это означало теперь отнюдь не оттеснение этого понятия на задний план и тем более не отказ от него, но углубленное его переосмысление, сужение и более строгое определение его смысла благодаря введению ряда соподчиненных и «дочерних» по отношению к нему понятий, а также благодаря подчинению его самого ряду других понятий исторического материализма. В таком более строгом виде понятие отчуждения обретает четко очерченные связи со всеми основными категориями исторического материализма, так что верное понимание последних невозможно и недостижимо без полного раскрытия первого, как и наоборот.
Не может быть сомнения в том, что сопряженное с отчуждением овещнение, по Марксу, отнюдь не есть какая-то вечная судьба человека, ибо почва, питающая феномены реификации, ограничена товарными вообще и в особенности товарно-капиталистическими отношениями в условиях классово-антагонистических обществ; не может быть сомнения и в исторически преходящем характере развитых феноменов отчуждения в целом. Они суть специфическая принадлежность всех вполне развитых типов эксплуататорского общества, а в строгом и узком смысле отчуждение как наиболее развитая всеобщая система отношений имеет своими границами капитализм. Проблема отчуждения есть проблема социальной несвободы как классового господства эксплуататоров.
Исследуя присущий капитализму способ социальной связи посредством овещнения и внеположности «атомизированного человека», будто бы независимого по отношению к другим «атомам»-людям, Маркс показывает, что «этот вид индивидуальной свободы есть вместе с тем полнейшее упразднение всякой индивидуальной свободы и полное порабощение индивидуальности такими общественными условиями, которые принимают форму вещных сил и даже сверхмощных вещей…» [1, т. 46, ч. II, с. 156]. Так Маркс выявляет процесс создания особой формы господства и порабощения, присущей развитому капитализму. Трудящиеся индивиды «подвергли отчуждению от себя свое собственное общественное отношение…» [1, т. 46, ч. I, с. 103], т.е. себя самих как трудящихся. Господство капитала и соответствующих ему институтов над обществом, эта исторически последняя форма классово-антагонистического господства и эксплуатации, отличается тем, что мощь этого господства все отчетливее во всех своих сторонах предстает как производимая и воспроизводимая всеобщим отчуждением. Маркс категорично формулирует вывод: «Отчуждение условий труда от труда… лежит в основе капиталистического способа производства…» [1, т. 46, ч. II, с. 512]. Такова «сущность капиталистического производства или, если угодно, сущность наемного труда, отчужденного от самого себя труда, которому созданное им богатство противостоит как чужое богатство, его собственная производительная сила – как производительная сила его продукта, его обогащение – как самообеднение, его общественная сила – как сила общества, властвующая над ним» [1, т. 26, ч. III, с. 268].
Власть отчужденных форм распространяется на всех агентов процесса производства, на все экономические персонажи, на все классы, хотя положение под этой властью у разных классов крайне неодинаковое и противоположное. Отчуждение «принуждает капиталиста, на одной стороне, выступать в рабских условиях капиталистического отношения совершенно так же, как рабочего, хотя и, с другой стороны, – на противоположном полюсе» [1, т. 49, с. 47]. Противоположность же между этими противостоящими фигурами процесса отчуждения заключается в том, что именно рабочий есть создатель капитала как отчужденного труда, т.е. его собственного накопленного прошлого труда, и этот отчужденный в виде капитала труд господствует и над самим рабочим, и над всем обществом и его развитием. Более того, лишь продолжающееся воспроизведение капитала как отчужденного труда самим рабочим сохраняет, расширяет и усугубляет всю ситуацию отчуждения со всеми ее многообразными последствиями, и оно обрушивается прежде всего и более всего на голову рабочего. Капиталист распоряжается рабочим, включая его в средства труда, и получается так, что те «вещи, которые применяют рабочего, которые поэтому в лице капиталиста обладают самостью, собственным сознанием и собственной волей, суть капитал» [там же, с. 64].
Таким образом, отчуждение превращает объективные условия труда в антагонистическую противоположность живому труду, «железный человек выступает против человека из плоти и крови» [1, т. 47, с. 551]. «Как в религии над человеком господствует продукт его собственной головы, так при капиталистическом производстве над ним господствует продукт его собственных рук» [1, т. 23, с. 635].
Рабочий и капиталист всегда стоят на полярных позициях этой противоположности.
Капиталист как персонаж сам всецело выращен на почве продуктов отчуждения и производен от них, он «уходит корнями в этот процесс отчуждения и находит в нем свое абсолютное удовлетворение, между тем как рабочий в качестве его жертвы с самого начала восстает против него и воспринимает его как процесс порабощения» [1, т. 49, с. 47]. Капиталист, как правило, весь поселяется в своей экономической роли и ее следствиях, срастается с нею, чувствует себя хорошо подогнанным к ней и потому весь мир склонен воспринимать сквозь нее. Отчуждение «принуждает капиталиста… быть в рабстве (unter der Knechtschaft) у капиталистического отношения совершенно так же, как и рабочего, хотя и… на противоположном полюсе» [3, с. 34; перевод уточнен. – Авт.].
Рабочий, напротив, будучи создателем всего отчужденного богатства, одновременно жестоко страдает от эксплуатации и отчуждения: он – и творец, и жертва. Внутри своей экономической роли, т.е. как персонификатор рабочей силы, рабочий постоянно наталкивается на отрицание самого себя, на неразрешимые в пределах капитализма противоречия своего социального бытия, на то, что его бытие оборачивается для него как его небытие. Ибо его «труд полагает себя объективно, но эту свою объективность он полагает как свое собственное небытие или как бытие своего небытия – капитала» [1, т. 46, ч. I, с. 442]. Следовательно, в своем труде рабочий утверждает себя как созидателя лишь посредством отрицания себя, т.е. утверждения «отчужденной от труда реальности»; свою собственную действительность он полагает «как всего лишь инобытие, или как бытие иного против самого себя» [там же].
Ситуация отчуждения раскрыта Марксом как коварно-обманчивая по своей собственной внутренней природе. Благодаря критической силе своей исторической диалектики Маркс выработал четкую методологическую ориентацию на рабочий класс – на того единственного классового субъекта, который способен вырваться из пут отчуждения и, ниспровергая капиталистическую эксплуатацию, упраздняет и их тлетворное воздействие.
В экономических трудах 50 – 60-х годов К. Маркс завершил выяснение как связи, так и различий между опредмечиванием и отчуждением, с одной стороны, опредмечиванием и овещнением (реификацией) – с другой. В буржуазной действительности «ударение делается не на опредмеченности, а на отчужденности, на экстраецированности, на превращенности в нечто чужое, на принадлежности не рабочему, но персонифицированным условиям производства, т.е. капиталу, той огромной предметной мощи, которую общественный труд сам себе противопоставил в качестве одного из своих моментов» [9, с. 716; перевод уточнен. – Авт.; ср. 1, т. 46, ч. II, с. 347]. Эта акцентировка усиливается вместе с развитием капитализма, потому что капитал присваивает все особенные производительные силы развитой деятельности, а равно присваивает и универсальные потенции деятельности – науку и т.п.
Философское существо проблемы отчуждения заключается в том, что отчуждение есть прежде всего и главным образом происходящее в самом процессе предметно-практической деятельности как бы перевертывание отношения между субъектом и объектом. Это отношение «выворачивается наизнанку» [1, т. 47, с. 122]. «Это совершенно то же самое отношение в материальном производстве, в действительном процессе общественной жизни – ибо как раз этим является процесс производства, – какое в идеологической области представляется в религии, превращение субъекта в объект…» [1, т. 49, с. 47]. Однако такого рода «выворачивание», или «превращение» (буквально у Маркса употреблено слово «Verkehrung» – «извращение»; см. 3, с. 34 – 35), никогда не может быть полным, абсолютным. Ибо вместе с вызванным им полным самоотрицанием субъекта разрушились бы, лишившись источника поддерживающей их энергии, и сами отчужденные формы и структуры. На деле это всегда лишь исторически определенное превращение, относительная мера которого конкретно детерминируется многими обстоятельствами, из которых, согласно Марксу, самым первичным является мера расщепленности человеческой деятельности на «частичные функции» и утраты ими социально-творческого содержания.
Чрезвычайно плодотворной и имеющей широчайшее философское значение является Марксова идея о формировании определенных идеалистических воззрений на почве отчуждения. Поскольку общественные отношения получают самостоятельность и господство над своими созидателями, т.е. «над индивидами теперь господствуют абстракции, тогда как раньше они зависели друг от друга» [1, т. 46, ч. I, с. 108], постольку в собственном сознании этих созидателей такое господство выступает как господство идей над ними в качестве некого Начала вообще или надчеловеческого Субъекта. Из общественно-человеческой субъектности, отчужденной вовне, ведут свое происхождение в конечном счете все идеологически-философские «абсолюты», будь то Субстанция, Трансцендентальный Субъект, Мировая Воля и т.п. При этом поучительно то, что равно и грубый материализм, поскольку он изменяет диалектике исторического процесса, впадает в аналогичное гипостазирование абстракций и оказывается в плену идеологических предпосылок реификации и отчуждения.
Оценивая историческое место и роль отчуждения, а значит пораженных отчуждением форм социальной жизни, характерных для классов антагонистического буржуазного общества, Маркс пришел к выводу, что вопреки отчуждению в условиях капитализма складываются определенные объективные условия для последующего перехода к будущей коммунистической организации общества. «Приобретая эту крайнюю форму противоположности и противоречия, производство, хотя и в отчужденной форме, превращается в общественное производство» [1, т. 26, ч. III, с. 327]. Товарный мир впервые разрушает все локально-традиционные рамки
