каком-нибудь «аспекте» чувственным восприятием. Быть человеком — значит бросить мощное «нет» этому виду действительности. Это знал Будда, говоря: прекрасно созерцать всякую вещь, но страшно быть ею. Это знал Платон, связывавший созерцание идей c отвращением души от чувственного содержания вещей и обращением ее в себя самое, чтобы найти «истоки» вещей. И то же самое имеет в виду Э. Гуссерль, связывающий познание идей c «феноменологической редукцией», т.е. «зачеркиванием» или «заключением в скобки» (случайного) коэффициента существования вещей в мире, чтобы достигнуть их «essentia». Правда, в частностях я не могу согласиться c теорией этой редукции у Гуссерля, но должен признать, что в ней имеется в виду тот самый акт, который, собственно, и определяет человеческий дух…
Таким образом, человек есть то живое существо, которое может (подавляя и вытесняя импульсы собственных влечений, отказывая им в питании образами восприятия и представлениями) относиться принципиально аскетически к своей жизни, вселяющей в него ужас. По сравнению c животным, которое всегда говорит «да» действительному бытию, даже если пугается и бежит, человек это «тот, кто может сказать нет», «аскет жизни», вечный протестант против всякой только действительности. Одновременно, по сравнению c животным, существование которого есть воплощенное филистерство, человек — это вечный «Фауст», bestia cupidissi-ma rerum novarum *, никогда не успокаивающийся на окружающей действительности, всегда стремящийся прорвать пределы своего здесь-и-теперь-так-бытия и «окружающего мира», в том числе и наличную действительность собственного Я- В этом смысле и 3. Фрейд в книге «По ту сторону принципа удовольствия» усматривает в человеке «вытеснителя влечений». И лишь потому, что он таков, человек может надстроить над миром своего восприятия идеальное царство мыслей, а c другой стороны, именно благодаря этому во все большей мере доставлять живущему в нем духу дремлющую в вытесненных влечениях энергию, т.е. может сублимировать энергию своих влечений в духовную деятельность…
* — зверь, алчущий нового (лат.).
Задача философской антропологии — точно показать, как из основной структуры человеческого бытия, кратко обрисованной в нашем предшествующем изложении, вытекают все специфические монополии, свершения и дела человека: язык, совесть, инструменты, оружие, идеи праведного и неправедного, государство, руководство, изобразительные функции искусства, миф, религия, наука, историчность и общественность.
Шелер М. Положение человека в Космосе // Проблема человека в западной философии. М. 1988 С. 31 — 33. 51 — 54. 55 — 56. 60, 63 — 64, 65, 90
2. ПРОБЛЕМЫ ЖИЗНИ, СМЕРТИ И БЕССМЕРТИЯ
ЛУКРЕЦИЙ КАР
Силы души одновременно c телом всегда возрастают…
Потому вечных мук после смерти все люди страшатся [37],
Так как приролу души совершенно не ведают люди:
В чреве ль родится она иль внедряется после рожденья?
Гибнет ли наша душа, отделившись от тела по смерти?
В Оркуса мрак ли нисходит, в пустых ли витает пространствах
Или по воле богов переходит в различных животных [38],
37 Недостаточность знаний о душе оказывается основанием для страха перед смертью. В качестве довода этой недостаточности Лукреций Кар приводит несколько гипотез о судьбе души после смерти.
38 Эту весьма распространенную гипотезу о переселении души, встречающуюся у пифагорейцев, Эмпедокла и др., ярко излагал римский поэт Энний.
…если душа по природе бессмертна,
Если она внедрена в наше тело при самом рожденьи,
То отчего мы не можем припомнить, что было c ней раньше,
И не храним никакого следа ее прошлых деяний?
Если в такой уже степени свойства души изменились,
Что от прошедшего всякая память изгладилась вовсе.
То, на мой взгляд, недалеко она и от смерти блуждает.
Вследствие этого должно признать, что прошедшие души
Умерли, те же, что ныне живут, рождены были снова.
…Тесно связуется наша душа со всем телом.
Жилами, сердцем, костями…
…При тяжких страданиях тела и дух наш порою
С толку сбивается: он начинает безумствовать, бредить.
…Возмущается дух и душа, и силы
Их рассекаются врозь и дробятся от яда болезни
Следует, значит, признать нам, что духа природа телесна,
Так как стрелы пораненье ему причиняет страданье.
..Дух и душа тесно связаны вместе
Между собой и одно существо из себя представляют.
Будучи потрясена, повергает на землю все тело.
Если тело, разрушившись или же сделавшись дряблым,
уже сдерживать больше не может
Душу, которая в нем заключается, будто в сосуде,
Как допустить, чтобы мог ее сдерживать воздух тот самый,
Что по сравнению c телом является более редким?
То, что наш дух можно вылечить, так же как тело больное,
И поддается искусству врачебному он, как мы видим,
Предзнаменует, что он обладает природою смертной
Если душа уже в теле подвержена стольким болезням
И, угнетенная, в этаком виде печальном влачится,
Как же поверить, чтоб в воздухе вольном, лишенная тела,
Эта душа удержаться могла среди ветров могучих?
Вместе растет и под бременем старости вместе же гибнет.
Лукреций Кар. О природе вещей. М., 1933. С. 79, 6, 78, 73, 65, 64, 65, 72, 74. 72
…Причина, по-видимому, весьма сильно беспокоящая и тревожащая людей нашего возраста, — приближение смерти, которая, конечно, не может быть далека от старости [39]. О, сколь жалок старик, если он за всю свою столь долгую жизнь не понял, что смерть надо презирать! Смерть либо надо полностью презирать, если она погашает дух, либо ее даже надо желать, если она ведет его туда, где он станет вечен [40]. Ведь ничего третьего, конечно, быть не может. (67) Чего же бояться мне, если после смерти я либо не буду несчастен, либо даже буду счастлив? Впрочем, кто даже в юности столь неразумен, что не сомневается в том, что доживет до вечера? Более того, возраст этот в гораздо большей степени, чем наш, таит в себе опасность смерти: молодые люди легче заболевают, более тяжко болеют, их труднее лечить; поэтому до старости доживают лишь немногие. Если бы это было не так, то жизнь протекала бы лучше и разумнее; ведь ум, рассудок и здравый смысл свойственны именно старикам; не будь стариков, то и гражданских общин не было бы вообще. Но возвращаюсь к вопросу о надвигающейся на нас смерти: за что же можно упрекать старость, когда то же самое касается и юности? (68) Лично я, в связи со смертью своего прекрасного сына, а ты, Сципион, в связи со смертью братьев [41], которым было предначертано занять наивысшее положение в государстве, узнали, что смерть — общий удел всякого возраста.
39 Ср.: Цицерон. О пределах добра и зла, V. 39; Тускуланские беседы. I. 90.
40 Ср.: Цицерон. О дружбе. 14; Тускуланские беседы. I. 26, 117.
41 Сводные братья Сципиона Африканского умерли в отроческом возрасте через несколько дней после триумфа их отца, Луция Эмилия Павла Македонского. Ср.: Цицерон. О дружбе, 90; Плутарх. Эмилий Павел. XXXV.
Но, скажут мне, юноша надеется прожить долго, на что старик надеяться не может. Неразумны его надежды: что может быть более нелепым, чем принимать неопределенное за определенное, ложное за истинное? Но, скажут мне, старику даже надеяться не на что. Однако его положение тем лучше положения юноши, что он уже получил то, на что юноша еще только надеется: юноша хочет долго жить, а старик долго уже прожил. (69)
Впрочем, о благие боги! — что в человеческой природе долговечно? Возьмем крайний срок, будем рассчитывать на возраст тартесского царя (ведь некогда, как я прочитал в летописях, В Гадах жил некто Арганфоний, царствовавший восемьдесят, а проживший сто двадцать лет [42]); все, что имеет какой-то конец [43] мне длительным уже не кажется. Ведь когда этот конец наступает, то оказывается, что все прошлое уже утекло: остается только то, что ты приобрел своей доблестью и честными поступками; уходят часы, дни, месяцы и годы, и прошедшее время не возвращается никогда, а что последует дальше, мы знать не можем. Сколько времени каждому дано прожить, тем он и должен быть доволен. (70) Ведь актер, чтобы иметь успех, не должен играть во всей драме: для него достаточно заслужить одобрение в тех действиях, в которых он выступал; так же и мудрецу нет надобности дойти до последнего «Рукоплещите» [44] Ведь даже краткий срок нашей жизни достаточно долог, чтобы провести жизнь честную и нравственно-прекрасную; но если она продлится еще, то не надо жаловаться на то, что после приятного весеннего времени пришли лето и осень; ведь весна как бы означает юность и показывает, каков будет урожай, а остальные времена года предназначены для жатвы и для сбора плодов. (71) И этот сбор плодов состоит в старости, как я говорил уже не раз, в полноте воспоминаний и в благах, приобретенных ранее. Ведь поистине все то, что совершается сообразно c природой, надо относить к благам. Что же так сообразно c природой, как для стариков смерть? Она поражает и молодых людей, но природа этому противодействует и сопротивляется. Поэтому молодые люди, мне кажется, умирают так, как мощное пламя гасится напором воды, а старики — так, как сам собою, без применения усилий, тухнет догоревший костер; и как недозрелые плоды можно срывать c деревьев только насильно, а спелые И созревшие опадают сами, так у молодых людей жизнь отнимается насилием, а у стариков — увяданием. Именно это состояние, мне, право, столь приятно, что, чем ближе я к смерти, мне кажется, будто я вижу землю и наконец из дальнего морского плавания приду в гавань.
42 Тартес — финикийская колония в Испании; ее главный город — Гады (ныне Кадикс). Об Арганфонии см.: Геродот. История. I. 163; Валерий Максим. VIII. 13.
43 Ср. Цицерон. Речь по поводу возвращения Марка Марцелла. 27
44 …мудрецу нет надобности дойти до последнего «Рукоплещите». Таким обращением к зрителям оканчиваются все дошедшие до нас комедии Плавта и Те-ренция. Ср.: Гораций. Наука поэзии. 155; Светоний. Божественный Август. 99; Квинтилиан. Обучение оратора. VI.1.52.
(XX, 72) Впрочем, определенной границы для старости мет, и в этом состоянии люди полноправно живут, пока могут творить и вершить дела, связанные c исполнением их долга, и презирать смерть. Ввиду этого старость даже мужественнее и сильнее молодости. Этим и объясняется ответ, данный Солоном тирану Писистрату на его вопрос, на что полагаясь оказывает он ему столь храброе сопротивление; Солон, как говорят, ответил: «На свою старость» [45]. Но лучше всего оканчивать жизнь в здравом уме и c ясными чувствами, когда сама природа постепенно ослабляет скрепы, ею созданные. Как разрушить корабль, как разрушить здание легче всего тому, кто их построил, так и человека легче всего уничтожает все та же природа, которая его склеила; ведь всякая склейка, если она недавняя, разрывается с трудом, а если она старая, то легко. Из этого следует, что старики не должны ни жадно хвататься за эту часть жизни, оставшуюся им, ни покидать ее без причины [46]. (73) И Пифагор запрещает покидать без приказания императора [47], то есть божества, укрепленный пост,
