не признают его в индивиде. Американские и английские
школы психоанализа различались акцентами на тех или
иных инстанциях психики, объединенных во фрейдовских
схемах. Одни предпочитали укреплять Сверх-Я за счет Оно
и в поддержку Я (Анна Фрейд), другие, напротив, —
развивать Я, приглушая требования Сверх-Я (Мелани Кляйн) и
учитывая при этом, что Я — не постоянная величина, но
результат идентификаций с другими людьми (Эго-психоло-
гия), а стало быть, его функция — не обеспечение
удовольствий, а построение полноценных эмоциональных отношений
(Уинникот). Соответственно выбранным акцентам менялись
и представления о выбираемых стратегиях психоанализа.
Лингвистический вариант прочтения бессознательного,
наиболее характерный для различных школ современного
французского психоанализа, был представлен прежде
всего Ж. Лаканом (1901—81). Здесь трактовка
бессознательного дальше всего отошла от фрейдовского субстанциализма
в представлении о бессознательном. Несмотря на лозунг
«возврата к Фрейду», лакановские представления о
структуре психики и о роли бессознательного были существенно
иными, нежели у Фрейда. Лакановское бессознательное
«структурировано как язык», а то, что оно нам говорит,
слышится как «речь Другого» (не привязанные ни к каким
содержаниям материальные формы (означающие), динамика
которых создает саму возможность языкового
структурирования психики). Лакановские инстанции психики
(«реальное», «воображаемое» и «символическое») примерно
соответствуют фрейдовским инстанциям (Оно —Я — Сверх-Я).
При этом «реальное» фактически никак не представлено в
психике (оно не может иметь даже вида фрейдовской
«психической реальности»), «воображаемое» оказывается
центрирующим началом всех субъективных иллюзий, а
«символическое» — заданной культурой инстанцией прерывности,
отсутствия языка как закона. Правда, у позднего Лакана
намечается обратный сдвиг: от символического — к
воображаемому и даже реальному, и это в общем соответствует
постструктуралистскому стремлению к отказу от языка и
порядка.
Лакановские представления о бессознательном
подверглись критике в «антипсихиатрическом» движении
(достаточно сильном в США, Италии, отчасти Франции). Для
него семейные эдиповские структуры — репрессивны,
структурированное бессознательное — тоталитарно, а
Эдип — это «ошейник», сдерживающий творческие
проявления человека. Значит, нужен переход от
бессознательного как упорядоченной структуры к бессознательному
как неупорядоченной динамике. Если для мыслителей
структуралистской ориентации (и прежде всего для Леви-
Стросса) бессознательное функционирование объекта
(например, системы родства и брачных обменов) было одним
из главных условий его объективного постижения, а само
бессознательное понималось как совокупность
означающих систем, господствующих в данном обществе, то
постструктурализм подменил «символически действенное»,
законосообразное бессознательное становлением
аморфных интенсивностей. В «Анти-Эдипе» Делеза и Гваттари
(1972) кочевание машинного «тела без органов» (образ
А. Арто) основано на бессодержательных и
непредсказуемых преобразованиях энергий. Постструктуралистский
акцент в трактовке бессознательного сдвигался с
гносеологии на эстетику и политику, где роль дословесных эмоций
и аффектов была выше, чем роль слова и мысли.
Вследствие этого внимания к дословесному и внесловес-
ному «постклассический», современный этап изучения
бессознательного подталкивает исследователей в сторону
«до-классического» дофрейдовского его этапа, в результате
чего обнаруживаются сходства между допсихоаналитичес-
кими подходами к бессознательным аффектам, к тому, что
254
в самом психоанализе не укладывалось в словесные формы
(М. Борш-Якобсен (в американской транслитерации —
Борч-Джекобсен), Ф. Рустан, И. Стенгерс, Л. Шерток,
М. Шнейдер).
Если от психоаналитических картин бессознательного вновь
обратиться к его изображениям в философии, мы опять
столкнемся с той парадоксальностью познания
бессознательного, которую Фрейд сумел отодвинуть на задний план
и даже, казалось, преодолеть построением психоанализа.
Как найти такое место для познания бессознательного,
которое было бы и вне его (позволяя тем самым надеяться на
объективность), и внутри его (чтобы не быть ему чуждым)?
В самом деле, если сознание осуществляет отбор и чего-то в
себя не допускает, значит, оно уже имеет дело не с
бессознательным, а с чем-то другим. А если бессознательное что-то
из себя выталкивает, значит, оно уже способно
распознавать и в широком смысле слова — осознавать. По сути, эта
сложность была лишь экспериментально ограничена, но не
преодолена в психоанализе. Если бессознательное все равно
господствует в человеческой психике и поведении, то зачем
пытаться «поставить сознание на место бессознательного»
(или, как говорил Фрейд, «Я на место Оно»)? Фрейд верил
в победу воли и сознания над инстинктами и влечениями.
Ему не хотелось видеть, что «конечный анализ» уходит в
бесконечность: вторичные рационализации редко
преодолевают бессознательное, но часто усиливают защиты,
выстраиваемые против него субъектом.
В силу неистребимости подобных парадоксов современная
западная философия — преимущественно философия
сознания, а также философия языка — отторгала послефрей-
довское, т.е. уже явно тематизированное, понятие
бессознательного. Однако, не будучи философским, это понятие
побуждало философию к отклику и в конечном счете
воздействовало на самые разные формы философствования.
Главные русла современной западной философии — экзис-
тенциалистско-антропологическое и позитивистско-анали-
тические — отторгали бессознательное на разных
основаниях. Насколько совместимо экзистенциалистское мышление
(Ясперс, Хайдеггер, Сартр) с психоанализом — вопрос до
сих пор спорный. Экзистенциализм приемлет в лучшем
случае бессознательное описательное, но не приемлет
схемы причинного объяснения бессознательного, сексуальный
детерминизм, обусловливающий судьбу человека его
прошлым. С точки зрения «экзистенциального психоанализа»
(Сартр) вся психика сознательна, однако при этом многое
в сознании нерефлексивно и не столь уж отличается от
бессознательного. Феноменология отрицает
«бессознательное сознание», подрывающее саму ее опору в
«непосредственных данностях сознания»; однако и в раннем учении
Гуссерля об интенциональности, и в позднем его учении
о жизненном мире есть элементы, которые можно изучать и
с точки зрения бессознательного.
Представители различных форм позитивистской
философии не занимались разработкой проблемы
бессознательного, но высказывали свое отношение к
психоаналитическому познанию. Так, Витгенштейн резко критиковал
абсурдные спекуляции и фантастические
псевдообъяснения во фрейдовской трактовке сновидений и других
бессознательных явлений, а Поппер, пройдя через
увлечение индивидуальной психологией Адлера, установил, что
психоанализ недоступен фальсификации, а потому
является не наукой, а мифом. В целом же с точки зрения кри-
тико-рефлексивных установок позитивистской философии
науки психоаналитическое познание бессознательного
е является ни экспериментальной наукой, ни наукой
наблюдения; в нем нет ни правил сравнения между
конкурирующими объяснениями, ни интерсубъективно значимых
критериев (при смене анализа меняется и схема объяснения);
это либо пара-недо-наука, либо просто ненаучное знание.
В науках о духе гипотетико-дедуктивный мир не работает, а
исследование смысловых связей вместо причинных не
Ближе к психоаналитическим подходам находится
философская антропология (М. Шелер, А. Гелен, X. Плесснер,
Э. Ротхакер), в которой глубинные бессознательные
процессы, лежащие в основе внутреннего мира человека,
спроецированы на общество и культуру. Для франкфуртцев второго
поколения (Ю. Хабермас) психоаналитическая работа с
бессознательным важна как дополнение к освободительному
проекту критики общества, будучи одной из форм
исправления недостатков человеческой коммуникации. Акцент
на коммуникации делает и А. Лоренцер в своей «глубинной
герменевтике»; для него бессознательное — это «комплекс
жизненных проектов», а его содержание — фигуры
социального взаимодействия, запечатленные в «одушевленном
теле». Анализ бессознательного органично включается в
концепции синтетического типа (П. Рикер), где
опосредуются крайности «чистой» феноменологии и «чистой»
аналитической философии. Для П. Рикера критика фрейдовских
понятий (и прежде всего понятия бессознательного) —
это путь к новому пониманию сознания; при этом анализ
процедур интерпретации оказывается связующим звеном
между психоанализом (как герменевтикой культуры) и
феноменологией.
В последние десятилетия новые подходы к бессознательному
складываются на стыке различных дисциплин — в
социальной психологии (сопоставительное межкулыурное
изучение социальных представлений), лингвистике (механизмы
двуязычия и многоязычия, своеобразие отношения к
родному языку), антропологии (воображаемые «ядра власти» в
экономической антропологии М. Годелье), этнопсихиатрии
(аналоги эдиповских структур на материале первобытных
обществ) и проч. Профессиональные философы, которые
являются одновременно практикующими
психоаналитиками, делают попытки описать, учитывая работу
бессознательного, некоторые построения классической западной
философии (например, М. Давид-Менар читает «Критику
чистого разума» сквозь призму идей Сведенборга, влиявших
на Канта). Актуальны вопросы, связанные с ролью
аффектов в познании, например: «эпистемофилическое влечение»
(бессознательный генезис познавательного интереса как
такового); работа мысли в травматических ситуациях,
связанных с символической кастрацией (лишением чего-то
жизненно важного); построение идеалов как компенсаторный
механизм психики, руководящий мыслью и поведением
(М. Бертран); аффективные компоненты психических
действий и состояний (признание реальности события, отказ,
вера, согласие и пр.), во многом определяющих собственно
познавательные процессы (М. Шнейдер), и др.
В России о Фрейде знали чуть ли не с кон. 19 в., а
психоаналитическая теория и практика начали развиваться
раньше, чем в ныне ведущих странах психоанализа (Франции и
255
БЕТ
США. Сразу после революции психоанализ в России
воспринимался как средство раскрепощения
бессознательного, а тем самым — расцвета личности и производственного
подъема. Изменение идейно-политической и
экономической конъюнктуры на рубеже 1920-х и 1930-х гг. упразднило
этот запрос: личный порыв плохо совмещался с
пятилетками. Много споров велось о том, насколько идея
бессознательного и принципы психоанализа совместимы с
марксизмом, но насаждение единомыслия и единовластия в 1930-х гг.
прекратило эти споры. Однако, если историк психоанализа
в России вынужден перескакивать от сер. 1930-х гг. прямо
к кон. 1980-х гг., когда началась републикация Фрейда и
оживление психоанализа на российской почве, то
применительно к изучению проблемы бессознательного такой
перескок был бы неправомерен: нечто важное делалось и
в промежутке.
Инициатором изучения самой темы бессознательного в
советской науке послевоенного периода был Ф. В. Бассин.
Уже на Всесоюзном совещании по философским вопросам
высшей нервной деятельности и психологии (1962), где
впервые после знаменитой Павловской сессии наметился
отход от догматических интерпретаций рефлекторной
теории, Бассин показал значение проблемы бессознательного.
Основой ее изучения в СССР были, помимо
естественнонаучных подходов к высшей нервной деятельности, теория
установки грузинского психолога Д. Н. Узнадзе,
обобщения данных современных наук — таких, как лингвистика,
кибернетика, нейрофизиология, психология. Каждая из
этих наук изучала свой срез в проблеме
бессознательного; наиболее исследованным был психологический аспект
проблемы (А. Н. Леонтьев, А. Г. Спиркин, М. Г. Ярошевс-
кий и др.). Бессознательное не входило в набор категорий
марксизма и потому его изучение никогда не поощрялось.
Однако интерес к этой проблеме выживал в рамках других,
институционально более приемлемых исследований по
таким темам, как сознание и познание, научное и
художественное творчество, структура личности, смысл и направленность
педагогических воздействий, порождение речи, переработка
информации и др. Усилиями группы энтузиастов во главе с
Бассиным (в нее входили грузинские психологи,
сторонники теории установки — А. Шерозия и А. С. Прангишвили, а
также французский психиатр Леон Шерток) в октябре 1979
в Тбилиси был организован международный симпозиум
«Бессознательное: природа, функции, методы исследования»,
многотомные труды которого в течение десяти лет ( 1979—89)
были наиболее надежным источником знаний о
бессознательном для советского читателя. Этот конгресс уже был
свидетельством реабилитации проблемы бессознательного в
советской науке, но еще не был реабилитацией психоанализа,
который стал вновь проникать в Россию только с 1989. Этот
этап принес свободу психоаналитических практик и
институций — в той мере, в какой они возможны в современной
России, но пока не дал ощутимых результатов в области познания
бессознательного.
Ист.: Фрейд 3. Введение в психоанализ: лекции. М., 1989; Он
же. Избранное. М, 1989; Он же. Очерки по психологии
сексуальности. Рига, 1990; Он же. Психология бессознательного. М.,
1990; Он же. Психоаналитические этюды. Минск, 1991; Он же.
Толкование сновидений. Киев, 1991; Он же. «Я» и «Оно». Труды
разных лет. Тбилиси, 1991, Т. 1,2; Он же. О клиническом
психоанализе. М, 1991; Он же. Психоанализ. Религия. Культура. М.,
1992; Он же. По ту сторону принципа удовольствия. М., 1992; Он
же. Избранное. Ростов н/Д., 1998; Зигмунд Фрейд. Психоанализ и
русская мысль. М., 1994; Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в
психоанализе. М, 1995; Он же. Инстанция буквы в
бессознательном, или Судьба разума после Фрейда. М, 1997; Он же.
Семинары. Кн. 1. Работы Фрейда по технике психоанализа (1953—1954).
М., 1998; ЛоренцерА. Археология психоанализа. М., 1996; Моско-
вичи С. Век толп. М., 1996; Рикер П. Герменевтика и психоанализ.
Религия и вера. М, 1996; Фромм Э. Миссия Зигмунда Фрейда. М.,
1996; Юнг К. Г. Архетип и символ. М., 1991; Психоанализ и науки
о человеке. М., 1995; Ricoeur P. De l’interpretation. Essai sur Freud.
P., 1965; Idem. Le conflit des interpretations. Essais d’hermeneutique.
P., 1969; Roustang F. Un destin si funeste. P., 1976; Idem. Elle ne le
lache plus. P., 1980; Mendel J. La societe n’est pas une famille. De la
psychanalyse a la sociopsychanalyse. P., 1992.
Лит.: Бессознательное, ред. H. О. Лосского и Э. Л. Радлова. СПб.,
1914; Бессознательное: природа, функции, методы исследования,
т. I, II, III. Тбилиси, 1978; т. ГУ М., 1985; Лвтономова И. С.
Концепции
