том, что в нем субъективные моменты превращаются в
показатели объективных процессов;
3) метод создания коллективных биографий (или просопо-
графия), который состоит в выявлении определенного
круга лиц, в постановке ряда однотипных вопросов о датах
рождения и смерти, о браке и семье, социальном
происхождении, месте жительства, образовании, роде деятельности,
религии и т. д. Просопографический метод выявляет
определенные типы, напр. императоров в исторических
исследованиях Рима, персоналии господствующего класса
Римской империи первых трех веков н. э. (см. Prosopographia
Imperii Romani. В., 1897—98). В наши дни в Кембридже
издается «Просопография поздней Римской империи». В 19
в. метод просопографии стал использоваться при изучении
жизни ученых. Просопографический метод в
науковедении восходит к исследованиям Ф. Гальтона, А. Декандоля,
Ю. А. Филипченко, изучавших проблему наследуемости
научного таланта и воздействия на него окружающей среды
и генетических факторов. Методами просопографии были
изучены типы ученых Философского общества Эдинбурга
1748—68 (Р. Эмерсон), Парижской академии наук в 18 в.
(Дж. Макклилен), лауреаты Нобелевской премии (Г. Цу-
керман). Р. Мертон видел в просо-пографическом методе
способ соединения истории науки, науковедения и
социологии науки.
Лит.: Гиндилис Н. Л. Просопография в науковедении. — В кн.:
Метафизика и идеология в истории естествознания. М., 1994; Galton F.
English Men of Science. L., 1874; Candolle A. Histoire des Sciences
et des Savants depuis deux Siecles. Geneva, 1873; Pyenson I. Who
the Gues Were — Prosopography in the History of Science — «History
of Science», 1974, vol. 15, № 29.
А. П. Огурцов
БИОН БОРИСФЕНИТ(Bicov BopuoSevitric) (ок. 325 — ок.
255 до н.э.), из греческой колонии на Днепре (Борисфене) —
греческий странствующий мыслитель-эклектик, близкий к
киникам. Согласно Диогену Лаэртию, в юности был продан
в рабство ритору, после смерти которого получил свободу и
все имущество хозяина; книги его Бион сжег, а деньги
истратил на переезд в Афины, где принялся изучать философию:
сначала он «принадлежал к Академии», затем, вероятно под
влиянием Кратета Фиванского, «обратился к киническому
образу жизни, надел плащ и взят посох», потом стал
приверженцем киренаика Феодора Безбожника, затем учился
в Ликее у перипатетика Теофраста (Diog. L. IV 52—53). От
академиков и перипатетиков Бион усвоил почтение к
разуму («не от еды удовольствие, а от размышления», Athenaeus,
X 18, 35), от Феодора перенял атеистическое
вольнодумство, от киников — «бесстыдство» (rivaioxuvria) в поведении и
грубость в выражениях, от своего хозяина-ритора
унаследовал вкус к риторике и был известен как «искусный софист»,
пародист и острослов, полезный всем, «кто хотел
ниспровергать философские учения» (IV 47). Некоторое время жил
при дворе Антигона Гоната.
Литературное наследие Биона, известное по фрагментам,
составляли изречения (апофтегмы) и «записки» (imouvn^axa),
т. е., вероятно, записанные варианты его выступлений
перед публикой. Сохранились названия двух его сочинений:
«О гневе» и «О рабстве». Бион считается родоначальником
кинической диатрибы на основании отсылки у Диогена
Лаэртия в биографии Аристипла («как сообщают
последователи Биона в «Диатрибах»», Diog. L. II 77, 4). Фрагменты
рассуждений Биона сохранились в диатрибах киника Телета
Мегарского. В изображении Телета он выступает как
популярный моралист, который учит, как подняться над
жизненными невзгодами и справиться с тяготами бедности,
старости, изгнания и т. п. благодаря умению приспосабливаться к
обстоятельствам и быть довольным тем, что имеешь.
Лит.: Kindstrand J. F. Bion of Borysthenes. Uppsala, 1976; Телет.
Диатрибы. — В сб.: Антология кинизма, изд. подготовил
И. М. Нахов, 2-е изд. М., 1996, с. 153—171. См. лит. кет. Киники.
М. А. Солопова
БИОЭТИКА—область междисциплинарных исследований,
направленных на осмысление, обсуждение и разрешение
моральных проблем, порожденных новейшими
достижениями биомедицинской науки и практикой здравоохранения.
Вместе с тем в современном обществе биоэтика выступает
и как формирующийся специфический социальный
институт, призванный регулировать конфликты и напряжения,
возникающие во взаимоотношениях между сферой
выработки и применения новых биомедицинских знаний и
технологий, с одной стороны, и индивидом и обществом — с
Термин «биоэтика» был впервые использован в 1970
американским медиком Ван Ренсселером Поттером, который
под биоэтикой понимал область исследований, призванную
соединить биологические науки с этикой во имя решения
в длительной перспективе задачи выживания человека как
биологического вида при обеспечении достойного качества
его жизни. В то же время в США возникают две структуры —
Гастингский центр (The Hastings Center) и Институт этики
им. Кеннеди (The Kennedy Institute for Ethics) Джорджтаун-
ского университета, деятельность которых была направлена
на изучение проблем биоэтики, которая, однако,
понималась при этом существенно иначе, чем у Поттера,
соотносясь не столько с биологией, сколько с биомедицинскими
науками и практикой здравоохранения. Первое десятилетие
своего существования биоэтика развивалась в основном в
США, затем постепенно стала укореняться также в
Западной Европе и других регионах мира. Ныне стремительно
развивающаяся биоэтика стала явлением глобального
масштаба, о чем, в частности, свидетельствует создание в 1992
267
Международной ассоциации биоэтики, которая каждые
два года организует Всемирные конгрессы по биоэтике.
В известном смысле биоэтика может пониматься как
продолжение и современная форма традиционной
медицинской (или врачебной) этики, восходящей к Гиппократу;
основное ее отличие от последней, однако, состоит в том,
что традиционная медицинская этика носила
корпоративный характер (так, в знаменитой клятве Гиппократа на
первом месте стоят обязательства врача по отношению к
своему учителю и своей профессии и лишь затем говорится
об обязательствах по отношению к пациентам) и исходила
из того, что во взаимодействии врача и пациента морально
ответственным агентом по сути дела является только врач.
Для биоэтики же, напротив, характерна установка на то, что
в принятии морально значимых и жизненно важных
решений участвуют как врач, так и пациент, а значит, и бремя
ответственности распределяется между обоими партнерами.
Более того, во многих случаях в выработке таких решений
участвует и третья сторона.
Так, некоторые специалисты считают, что истоком
биоэтики явилось событие, происшедшее в одной из больниц
Сиэтла (штат Вашингтон) в начале 1970-х гт. Когда в больнице
появился первый аппарат «искусственная почка», встал
вопрос о том, кому из пациентов он должен быть
подключен в первую очередь, т.е. кому следует спасать жизнь, а кто
будет обречен. Врачи больницы сочли, что они не вправе
брать на себя ответственность за эти решения, и
предложили для установления очередности создать комитет из
уважаемых граждан соответствующего округа. Этот пример
демонстрирует и еще одно важное отличие биоэтики от
традиционной медицинской этики: многие проблемы
биоэтики возникают как рефлексия относительно моральных
дилемм, порождаемых научно-техническими достижениями
биомедицины. К примеру, исторически одной из первых
проблем биоэтики стал, в связи с появлением
эффективных жизнеподдерживающих технологий (аппараты
«искусственные легкие», «искусственное сердце» и т. п.), вопрос
о том, до каких пор следует продлевать жизнь пациента,
в частности, если его сознание безвозвратно утеряно. Эта
ситуация нередко порождает конфликт интересов между
врачами, с одной стороны, и больными или их
родственниками — с другой. В отдельных случаях представители
пациента могут настаивать на продолжении жизнеподдержи-
ваюшего лечения, которое, по мнению врачей, является
бесполезным; в иных же случаях, напротив, пациенты (их
представители) требуют прекращения медицинских
манипуляций, которые они считают унижающими достоинство
умирающего. Это поставило вопрос о модификации
принятых ранее критериев, которыми следует руководствоваться
при определении момента смерти. Помимо традиционных
критериев — необратимой остановки дыхания или
кровообращения (которые теперь могут поддерживаться
искусственно) — стал применяться критерий смерти мозга.
Острота этой проблемы усилилась с успехами
трансплантологии: пересадка таких органов, как сердце, печень, легкие,
предполагает их изъятие у донора, у которого
констатирована смерть мозга; в то же время вероятность успешной
трансплантации тем выше, чем меньше времени прошло
после момента смерти. В обществе стали возникать
опасения, что продление жизни реципиента может
обеспечиваться ценой ускорения (или поспешной констатации) смерти
донора. Как реакция на эти опасения была принята норма,
согласно которой смерть мозга должна констатироваться
бригадой медиков, независимой от тех, кто занимается
заготовкой и пересадкой органов. Еще одним источником
трудных моральных дилемм стало развитие начиная с сер.
1970-х гг. технологий искусственной репродукции человека.
Эти технологии, с одной стороны, вызывают сложности в
установлении родственных отношений — вплоть до того, что
у одного ребенка может быть пять родителей, а женщина,
выносившая его («суррогатная мать»), может быть
одновременно и его же бабушкой, если ребенок был зачат
яйцеклеткой ее дочери. С другой стороны, технологии искусственного
оплодотворения нередко включают манипуляции с
человеческими эмбрионами, вплоть до так называемой редукции
эмбрионов, когда часть развивающихся (и жизнеспособных)
эмбрионов приходится умерщвлять в пробирке либо даже
в утробе матери. В результате актуальной становится и
проблема установления критериев для точного определения
момента начала человеческой жизни, что налагает
определенные моральные обязательства на окружающих.
Основная сфера интересов биоэтики — моральное
содержание взаимоотношений между врачом и пациентом либо,
в контексте биомедицинских исследований, проводимых
на людях, между исследователем и испытуемым. При этом
признается, что интересы (а в современном
плюралистическом обществе — и ценности) сторон далеко не всегда и
не во всем совпадают. Более того, это несовпадение вовсе
не обязательно определяется злой волей участников
взаимодействия. Так, конфликт интересов между
исследователем и испытуемым носит институциональный характер:
для первого важно прежде всего получение новых научных
знаний, тогда как для второго — улучшение или
сохранение собственного здоровья. Отношения сторон при этом
существенно несимметричны: врач или исследователь
обладает специальными знаниями и умениями, которых
обычно нет у пациента (испытуемого); вместе с тем именно
на долю последнего приходится тот риск, с которым
неизбежно связано любое (а особенно экспериментальное)
медицинское вмешательство.
Бурное развитие и беспрецедентное могущество
биомедицинских технологий в последние десятилетия ведут к тому,
что естественный жизненный процесс индивида от
рождения (и даже от зачатия) до самой смерти становится все
более опосредуемым и контролируемым, т.е. организуемым
и управляемым социально и технологически. При этом по
отношению к пациенту (испытуемому) медицинские
вмешательства приобретают все более инвазивный, глубокий,
а нередко и агрессивный характер, а их стоимость, как и
совокупные затраты индивида и общества на поддержание
и улучшение здоровья, неуклонно возрастают. В этих
условиях задачей биоэтики является защита жизни, здоровья,
телесной и личностной целостности, прав и достоинства
пациента (испытуемого). Иными словами, вся сфера
медицинской практики и биомедицинских исследований
рассматривается в биоэтике как одна из областей, в которой
реализуются (или нарушаются) в буквальном смысле слова
жизненно важные права человека — вплоть до
вызывающего особенно острые дискуссии права самостоятельно
принимать решение об уходе из жизни, когда болезнь
неизлечима и сопряжена с тяжелыми физическими и душевными
страданиями (см. Эвтаназия).
268
Наиболее разработанный механизм зашиты прав и
достоинства пациента представляет собой концепция
информированного согласия, в соответствии с которой всякое
медицинское вмешательство должно осуществляться только
на основе компетентного, добровольного, осознанного и
явно выраженного согласия пациента (испытуемого);
последнему должна быть в понятной для него форме
представлена вся необходимая информация о целях вмешательства,
связанном с ним риске и возможных альтернативах.
Первоначально норма информированного согласия применялась
в практике биомедицинского эксперимента; в настоящее
время в большинстве стран, включая Россию, эта норма
институционализирована, т.е. закреплена не только
этически, но и юридически как для исследовательских, так и
для терапевтических вмешательств. Все отступления от этой
нормы (согласие не самого пациента, а его представителей,
когда пациент некомпетентен; вмешательство без согласия
в чрезвычайной ситуации и пр.) также закрепляются
юридически.
Еше один институциональный механизм, развитый и
обоснованный в рамках биоэтики, предназначен для защиты
испытуемых — участников биомедицинских
исследований. Суть его состоит в обязательной этической
экспертизе каждой заявки на биомедицинское исследование,
предполагающее проведение экспериментов на людях. Такую
экспертизу проводит этический комитет, статус которого
должен гарантировать ее независимость от администрации
лаборатории, в которой будет проводиться исследование, от
самих исследователей и от тех, кто финансирует
исследовательский проект. Проведение исследования без одобрения
этического комитета не допускается; дополнением этого
механизма является политика большинства ведущих
биомедицинских журналов, не принимающих к публикации
статьи об исследованиях, не прошедших этическую экспертизу.
Характерно, что в ходе экспертизы оценивается не только
собственно этическая сторона проекта (напр.,
соразмерность риска, которому подвергаются испытуемые,
ожидаемым для них выгодам), но и его научная обоснованность —
поскольку считается недопустимым подвергать
испытуемых какому бы то ни было риску, коль скоро реализация
проекта не даст значимого научного результата. Стоит также
отметить, что система этической экспертизы, действующая
в США, распространяется не только на биомедицинские, но
и вообще на любые исследования
