P., 1949; Marrou H. L S. Augustin et l’augusinisme. P., 1955 (рус.
пер.: Марру А.-И. Святой Августин и августинианство.
Долгопрудный. 1999); Jaspers К. Platon. Augustin. Kant. Drei Grunder des
Philosophierens. Munch., 1967, Flasch K. Augustin. Einfuhrung in sein
Denken. Stuttg., 1980.
Онто-теология и гносеология. Ritter J. Mundus Intelligibilis. Eine
Untersuchung zur Aufnahme und Umwandlung der Neuplatonischen
Ontologie bei Augustinus, Fr./M., 1937; Chevalier I. S. Augustin et la
pensee grecque. Les relations trinitaires. Fribourg, 1940; Falkenhahn W.
Augustins Illuminationslehre im Lichle der jungsten Forschungen. Koln,
1948; Cayre F. La contemplation Auguatinienne. P., 1954; Anderson J. F. St.
Augustine and Being. A metaphysical essay. La Haye, 1965; ArmstongA. H.
Augustine and the christian Platonism. Villanova, 1967; Wittmann L.
Ascensus. Der Aufstieg zur Transzendenz in der Metaphysik Augustins.
Munch., 1980; Bubacz B. St. Augustine’s theory of knowledge.
N. Y.-Toronto, 1981; O’Connell RJ. St. Augustine’s Platonism,
Villanova, 1984; Idem. Imagination and Metaphysics in St. Augustine.
Milwaukee, 1986.
Антропология, психология, этика: Mausbach J. Die Ethik des
heiligen Augustin. Bd. 1-2, 2 Aufl. Freiburg, 1929; Nygren G. Das
Pradestinationsproblem in der Theologie Augustins. Lund, 1956; Clark
M. T. Augustine. Philosopher of Freedom. N. Y.-P, 1958; Korner F.
Das Sein und der Mensch. Die existenzielle Seinsentdeckung des jungen
Augustin. Freiburg-Munch/, 1959; Stelzenberger J. Conscientia bei
Augustinus. Paderborn, 1959; Henry P. Saint Augustine on Personality.
N. Y, 1960; Berlinger R. Augustins dialogische Metaphysik, Fr./M.,
1962; Mader J. Die logische Struktur des personalen Denkens. Aus der
Methode der Gotteserkenntnis bei Aurelius Augustinus. Wien, 1965;
Maxsein A. Philosophia cordis. Das Wesen der Personalitat bei
Augustinus. Salzburg, 1966; Schmaus M. Die psychologische
Trinitatslehre des hl. Augustin. 2 Aufl. Munster, 1967; O’Connell RJ. St.
Augustine’s early Theory of Man. A. D. 386-391. Camb. (Mass.), 1968;
Stein W. Sapientia bei Augustinus. Bonn, 1968; Boehms S. La
temporalite dans l’anthropologie augustinienne. P., 1984.
Эсхатология и социология: Deane H. A. The political and social ideas of
St. Augustine. N. Y.-L., 1963; Markus R. Saeculum: history and society
in the theology of St. Augustine. Cambr, 1970; Schmidt E. A. Zeit und
Geschichte bei Augustinus. Hdlb., 1985.
Эстетика. Бычков В.В. Эстетика Аврелия Августина. М., 1984;
Svoboda К. L’esthetique de Saint Augustin et ses sources. Brno,. 1933.
Традиция. Nygren A. Augustin und Luther. В., 1958; Smits L. Saint
Augustin dans l’oeuvre de Jean Calvin, т. 1-2, Assen, 1957-58; Bene Ch.
Erasme et Saint Augustin ou Influence de Saint Augustin sur
l’humanisme d’Erasme. Gen., 1969; Sellier P. Pascal et Saint Augustin.
P., 1970 (см. также лит. к ст. Августинианство.
Библиография. Andresen С. Bibliographia Augustiniana, 2 Aufl.
Darmstadt, 1973; Miethe Т.Е. Augustinaian Bibliography 1970-
1980. Westport-L., 1982.
A.A. Столяров
37
АВГУСТИНИАНСТВО
АВГУСТИНИАНСТВО— направление в
западноевропейской богословско-философской мысли, основным
теоретическим источником которого явилось учение
Августина. Наибольшим влиянием пользовалось в средние века.
До 12 в. содержательно не отходит от учения Августина ни
в многочисленных компиляциях (от Проспера Аквитан-
ского до Петра Ломбардского), ни в попытках
«обновления» тех или иных концепций Августина (Ансельм Кентер-
берийский, Гуго Сен-Викторский и др.). Стало долее
открытым и эклектичным в 1-й пол. 13 в. (Александр из Гэльса,
Жан из Ла-Рошели, Гилъом из Оверни и др.). Обрело
философскую самобытность во 2-й пол. 13 — нач. 14 в.,
когда его противодействие распространявшемуся арисготе-
лизму сопровождалось все более активной ассимиляцией
идей Аристотеля и его интерпретаторов неоплатонической
ориентации (Авиценна, Авицеброн и др.). Полемика августи-
нианцев, главным образом францисканцев, с томистами,
преимущественно доминиканцами, обостренная
осуждением в 1277 парижским епископом Этьеном Тампье ряда
томистских тезисов, стимулировала новый подход к
истолкованию текстов Августина и оформление наиболее
типичных августинианских учений, но одновременно
выявила разные философские позиции представителей поз-
днесредневекового августинианства, магистральная линия
развития которого проходила от Бонавентпуры через Генриха
Гентского к Дунсу Скоту. Последователями Бонавентуры
были Вальтер из Брюгге (ок. 1225—1307), Матфей из Ак-
васпарты (ок. 1235/40-1302), Евстахий из Арраса (ум.
1291), Джон Пеккам (ок. 1225-92), Роджер Марстон (ум.
1303) и др. О кризисе школы Бонавентуры
свидетельствовали сочинения Л. Ж. Оливи (ок. 1248-96), Ричарда из
Мидлтауна (ум. ок. 1307) и др. Критическое отношение
к предшественникам (в т. ч. к Генриху Гентскому) было
свойственно и Дунсу Скоту.
В решении кардинального для эпохи вопроса о
соотношении богословия и философии августинианцы (прежде
всего Бонавентура и его ученики) стремились подчинить
философию богословским построениям, ограничив сферу ее
компетенции разъяснением ряда догматов (напр., о бытии
Бога) и разработкой логического инструментария.
Признанию (напр., Дунсом Скотом) особого познавательного
значения метафизики сопутствовало одновременное
сужение круга богословских положений, допускавших
рациональное обоснование. Отводя определенную роль
«физическим», т.е. каузальным, доказательствам бытия Бога,
августинианцы обычно отдавали предпочтение
«метафизическим», т.е. онтологическим, — априорным (Генрих
Гентский) или апостериорным (Дуне Скот) — аргументам,
основанным на принципе превосходства идеи
абсолютного бытия над всеми другими идеями. Нередки были и
ссылки на виртуальную врожденность идеи Бога человеческой
душе (Александр из Гэльса, Бонавентура), на «внутренний
инстинкт сознания» (Оливи) и т. п.
Онтология августинианства, ориентированная на
разработку богословской проблематики, была проникнута
духом креационизма. Божественные идеи, учение о которых
было традиционным для христианского неоплатонизма,
трактовались Бонавентурой как подобия всех вещей,
выражающие творческую природу Логоса, вместе с тем Генрих
Гентский под влиянием Авиценны приписывал им — до их
осуществления во внешней реальности — «сущностное
бытие» в божественном разуме, а Дуне Скот, напротив,
признавал за ними лишь относительное, «познаваемое бытие»
Бонавентура и др. отстаивали тезис о творении мира во
времени и пытались доказать логическую
противоречивость понятия сотворенной бесконечности, отвергая как
аверроистское положение о вечности вселенной, так и
уклончивую позицию Фомы Аквинского, но
целесообразность этих попыток была поставлена под сомнение Дунсом
Скотом. Возражая против томистского тезиса о том, что
онтологический статус творений характеризуется
реальным различием сущности и существования, некоторые
августинианцы разделяли учение о реальном тождестве в
творениях сущности и существования, но в большинстве
случаев они определяли различие сущности и
существования как промежуточное между логическим и реальным
различиями.
Наиболее типичным для францисканского
августинианства средством отличения сотворенных, в т. ч.
бестелесных, субстанций от Творца стало указание на соединение
в них формы и материи, или концепция т. н.
всеобщего гилеморфизма, возводившаяся к Августину, а порой и
к Авицеброну. При этом тезис о том, что материи
изначально присуща минимальная актуальность, отстаивался
и сторонниками (Джон Пеккам, Ричард из Мидлтауна),
и противниками названной концепции (Генрих
Гентский, Дуне Скот).
Позднесредневековое августинианство, распространяя
антитомистскую доктрину множественности
субстанциальных форм на сферу антропологии, постулировало
наличие в человеке нескольких иерархически
упорядоченных форм (по меньшей мере двух, т.е. разумной души и
формы человеческой телесности, как, например, у Генриха
Гентского). В целом для антропологии августинианства
(как и для Августина) характерно колебание между
платонической трактовкой души как самодостаточной
духовной субстанции и аристотелевской — как энтелехии, или
формы тела. Бонавентура и др. делали акцент на первой
трактовке, однако многие (в т. ч. Генрих Гентский и Дуне
Скот) предпочитали более умеренный психосоматический
дуализм, соединение души с телом. В отличие от томистов
августинианцы утверждали, что потенции души реально
не отличаются от ее сущности.
Вопрос о возможности достоверного познания истины
ставился в августинианстве в связи с интерпретацией учения
Августина об иллюминации (божественном озарении).
Истиной вещей называлось их соответствие вечным
прообразам, а истиной высказываний — соответствие
утверждаемого реальному положению вещей, при этом на первый
план выдвигалась умопостигаемая правильность
соответствия между знаком и обозначаемым, и в частности между
разумом и вещью. Многие августинианцы признавали
божественные идеи не объектом достоверного
интеллектуального познания, а его основанием. Пытаясь обновить
августиновскую доктрину иллюминации, некоторые
авторы сближали ее с аристотелевско-авииенновским учением
о деятельном разуме (Джон Пеккам, Роджер Марстон и
др.). Активная «реабилитация» естественного света
разума характерна для Ричарда из Мидлтауна, а также Дунса
Скота, в своей критике иллюминизма Генриха Гентского
подчеркивавшего интуитивно воспринимаемую
достоверность первоначал, чувственного опыта и внутренних актов.
Некоторые мыслители были склонны дополнить
августиновскую доктрину иллюминации аристотелевским учени-
38
АВЕНАРИУС
ем об абстракции, хотя и распространяли его лишь на
сферу т. н. низшего рассудка. Сближение деятельного и
возможного (потенциального) разума выразилось в
приписывании возможному разуму определенной познавательной
активности и способности подвергаться прямому
воздействию деятельного разума. Августинианцы придерживались
августиновского тезиса об активном характере
чувственного познания, хотя иногда и совмещали его с
аристотелевским тезисом о пассивности чувства (напр., Бонавентура).
Некоторые авторы рассматривали внешний объект лишь
как побудительный повод для создания душой
представления о нем, другие же (напр., Дуне Скот) допускали
активное взаимодействие объекта и чувственной способности.
Вместе с тем признавалась и возможность
интеллектуального познания единичных материальных вещей:
опосредствованного или — гораздо чаще — прямого, в частности
интуитивного.
Тяготея к традиции т. н. христианского сократизма,
многие представители августинианства отстаивали примат
интроспекции над познанием внешнего мира, самопознание
человеческой души трактовали как происходящее «без
помощи внешних чувств» (Бонавентура) актуальное
постижение душой ее собственного существования и ее сущности.
Интуитивное познание внутренних актов иногда
считалось предпосылкой прямого созерцания сущности души
(напр., у францисканца Виталя дю Фура, ок. 1260-1327),
а иногда — нет (напр., у Дунса Скота). Неспособностью ав-
густинианцев избежать дуализма чистого и эмпирического
Я была обусловлена двойственность их подхода к
вопросу о самосознании, которая проявилась в трениях между
спекулятивной концепцией самосознания, подчинявшей
анализ ума, или чистого Я, тринитарным разработкам, и
концепцией внутреннего чувства, выступавшей в
качестве теории самосознания человека, или эмпирического Я.
Одни (напр., Генрих Гентский) делали акцент на первой
концепции, другие же (напр., Дуне Скот) — на второй,
отводя внутреннему чувству главную роль также и в
осознании человеком волевых актов и свободы воли.
Волюнтаризм августинианства, контрастировавший с томистским
интеллектуализмом, был связан с учением о примате блага
над истиной и любви над познанием. По мнению августи-
нианцев, человеческая воля, обладающая свободой выбора
и автономной активностью, превосходит разум настолько,
что может пренебрегать его рекомендациями,
предлагаемый же разумом объект есть лишь обязательное условие
(Оливи. Роджер Марстон, Генрих Гентский и
