В современной этико-педагогической литературе,
рассматривающей проблемы воспитания, доминируют в основном
две полярные позиции: 1) авторитарное, акцентированно
патерналистское понимание воспитания как воздействия
извне; 2) гуманистический подход, рассматривающий
воспитание с точки зрения тех процессов, которые происходят
внутри сознания личности.
В первой модели воспитание понимается прежде всего как
система строгих требований к поведению, опирающаяся
на высший авторитет (отца, лидера, учителя,
руководителя и т. д.), как достаточно жесткая регуляция поведения; в
ней главное внимание уделяется технике воспитания, тому,
как наиболее полно воздействовать на воспитуемого. В этой
парадигме воспитания объект воспитательного воздействия
— личность — унифицируется, обедняется, усредняется,
обезличивается. Личность подгоняется под готовые клише,
образцы, модели, стандарты. В словаре такого понимания
воспитания поведение характеризуется через позиции типа:
нормальное — девиантное, адаптированное —
неадаптированное, лояльное — нелояльное, приличное —
неприличное, конфликтное — неконфликтное. Независимо от того,
в каком конкретном социальном пространстве — семье,
церкви, школьной среде, государстве и т. д. — данная
модель воспитания осуществляется, ее главным недостатком
является забвение интересов личности, что приводит к
конфликтам, отчуждению, замкнутости, бунту,
возникновению несчастного сознания. Методы такого воспитания
— наказание (вплоть до физического), бойкот, остракизм,
отлучение, дрессура и т. д. Результатом является человек,
представляющий собой роботизированного индивида,
конформиста, ориентированного на социальное одобрение,
престиж, рабски копирующий принятые в обществе нормы
и правила поведения и этикета.
Переход от авторитарно-репрессивного к
гуманистическому видению воспитания означает, что главным звеном
воспитательного процесса становится сам воспитуемый, что
необходим учет индивидуально-личностных способностей
и задатков, неповторимых особенностей личности, что
задача процесса воспитания — развить все лучшее, что
заложено в индивиде от природы, обеспечить его расцвет,
всестороннее и гармоничное развитие. Гуманистическая модель
воспитания ориентирована в первую очередь на изучение и
обогащение внутреннего мира воспитанника, учитывает его
индивидуальные особенности и опирается на его
самостоятельные духовные усилия. Мир детства, возрастной период
юности и молодости приобретают при этом высокий
ценностный статус как лучшее время в жизни человека. Если в
первой модели воспитания ребенок обесценивается как
неполноценный взрослый, то в гуманистической модели
воспитания детство ценится как сокровищница особых
положительных качеств — чистоты, наивности, светлой любви,
привязанности (евангельский призыв «будьте как дети»).
Мир детства становится предметом заботы государства и
общества, возникает индустрия игрушек, детской моды,
развлечений, искусства. В семье соответственно интересы
смещаются с хозяйственно-экономических на
воспитательные цели.
Авторитарный подход как внешнее принуждение и
гуманистический подход как свободное развертывание
внутренних возможностей индивида могут быть
синтезированы в единой концепции стадиального развития личности.
Вопрос о стадиях (ступенях, уровнях)
духовно-нравственного развитая ребенка наряду с содержательным анализом
нравственных целей воспитания занимает центральное
место в современных этико-педагогкческих и этико-пси-
хологических теориях. Воспитание проходит через ряд
качественных стадий; оно начинается с внешнего воздействия
на ребенка и ориентировано на формирование автономной
личности, способной к кооперации и сотрудничеству с
другими. Одним из методов воспитания автономной личности
считается развитие морального мышления (с детских лет
до поздней юности) путем использования историй о
моральных противоречиях — дилеммах, в процессе решения
которых пробуждается естественная способность ребенка
к постижению добра и зла. Зрелый интеллект автономной
личности, что одновременно является и признаком такой
зрелости, необходимо сопровождается высшим уровнем
морального развития — антиэгоистической ориентацией на
взаимопомощь, сотрудничество и справедливость.
Л. В. Коновалова
Лит.: Августин Блаженный. Исповедь. — В кн.: Августин Блаженный.
Исповедь. Абеляр. История моих бедствий, М., 1992; Гегель Г. В. Ф.
Феноменология духа. СПб., 1913; Дидро Д. Письма. — Соч. в 10 т.,
т. 9. М.—Л., 1935—47; Дистерверг Ф. А. В. Руководство для
немецких учителей. М., 1913; ДьюиДж. Введение в философию
воспитания. М., 1921; Ильенков Э. В. Об идолах и идеалах. М., 1968;
Кант И. Критика чистого разума. — Соч. в 8 т., т. 3. М., 1994;
Коновалова Л. В., Крутова О. Н., Шварцман К. А. Философия и
этика воспитания. М., 1993; ЛоккДж. Мысли о воспитании. М.,
1913; Он же. Педагогические соч. М., 1939; Макаренко А. С.
Книга для родителей. Лекции о воспитании. —Соч., т. 1—7. М., 1950;
К Маркс, Ф. Энгельс. О воспитании и образовании, в 2 т. М., 1978;
Платон. Государство. Пир и др. — Соч. в 3 т. М., 1968—72; Руссо Ж.-Ж.
Эмиль, или О воспитании. М., 1896; Сухомлинский В. А.
О воспитании. М., 1975; Шпет Г. Г. Философские этюды. М., 1974;
Он же. Явление и смысл. Феноменология как основная наука и ее
проблемы. М., 1914.
ВОСПРИЯТИЕ— чувственное познание (субъективно
представляющееся непосредственным) предметов
(физических вещей, живых существ, людей) и объективных
ситуаций (взаимоотношения предметов, движений, событий).
Для восприятия характерно специфическое переживание
прямого контакта с реальным миром (чувство реальности
воспринимаемого). Исторически восприятие отличалось от
ощущения, которое характеризует не целостный предмет, а
лишь отдельные качества, свойства, а также от мышления
как сознательного размышления, анализа, как
интерпретации, поскольку мышление выступает как
опосредованная деятельность, а его результаты (абстракции, понятия,
идеализации, теоретические объекты, идеи, теории и т. д.)
могут и не восприниматься. Восприятие отличается также
от наглядных образов представлений, которые, будучи
субъективно непосредственно данными, вместе с тем не
сопровождаются чувством прямого контакта с реальным миром.
Восприятие было предметом изучения в философии как
вид знания, занимающий определенное место среди других
его видов. Для рационалистов (Декарт, Спиноза и др.)
восприятие, которое они четко не отделяли от ощущения, либо
вообще не относится к знанию, либо рассматривается как
«смутное знание», которое не может лежать в основе
познания. Контакт с реальностью, переживаемый в восприятии,
является с этой точки зрения мнимым. Для представителей
эмпиризма именно в восприятии следует искать обоснова-
443
ние всей системы знания в целом. Но поскольку, как
показывает опыт, восприятие может вести к заблуждению,
порождать иллюзии, необходимо было в составе самого
восприятия выделить такие его компоненты, которые
являются несомненными и непосредственными. Так, в
философии эмпиризма были выделены элементарные
«атомы» чувственного познания — ощущения. Согласно
этой концепции, восприятие строится из ощущений на
основе законов ассоциации, которые были
сформулированы сначала Д. Юмом и Д. Гартли, а затем изучались
в экспериментальной психологии 19 — нач. 20 в. С этой
точки зрения восприятие в отличие от ощущения
предполагает некоторую деятельность ума, но степень
активности ума в данном случае минимальна, т. к. ассоциации
между ощущениями не столько обнаруживаются, сколько
навязываются самим опытом.
Когда в нач. 20 в. были обнаружены (в частности, геш-
тальтпсихологией) факты, ставящие под сомнение
возможность понимания восприятия как результата простой
ассоциации «атомарных» ощущений, в философии
эмпиризма была сделана попытка в какой-то степени учесть
эти факты и в то же время спасти основную идею
эмпиризма: существование несомненного и непосредственно
данного .чувственного содержания, лежащего в основе
восприятия и всей системы знания в целом. Напр., были
постулированы т. н. чувственные данные (Д. Мур, Б.
Рассел и др.), из которых якобы возникает восприятие.
Согласно этой точке зрения, если я, напр., воспринимаю
помидор, то можно усомниться в том, действительно ли
существует предмет моего восприятия (может быть, это
лишь подделка под помидор, или его отражение в зеркале,
или же просто моя галлюцинация). Но нельзя усомниться
в том, что непосредственно моему сознанию дано
некоторое красное пятно круглой и отчасти выпуклой формы,
выступающее на фоне других цветовых пятен и имеющее
некоторую видимую глубину (см. Price H. H. Perception.
L., 1932, p. 3). Это и есть т. н. чувственное данное,
имеющее довольно парадоксальный характер. Во-первых, с
одной стороны, оно существует вне моего сознания
(поэтому отличается от его непосредственного схватывания
в акте сознания). С другой стороны, оно не является
физической вещью. Во-вторых, с одной стороны, оно
носит сугубо личный характер, с другой — именно из
чувственных данных возникает восприятие, имеющее дело с
предметами, чувственно доступными всем другим людям.
В-третьих, чувственное данное считается существующим
вне моего сознания, вместе с тем оно зависит от
состояния и актов сознания. Так, если мы даже сможем
выделить некоторое чувственное данное, то его внимательное
рассмотрение поможет нам обнаружить такие детали,
которых мы не замечали ранее (напр., какие-то новые
оттенки в цвете, какие-то особенности формы). Но это
значит, что содержание чувственно данного не является
чем-то несомненным и непосредственным, ибо оно
может меняться в зависимости от актов сознания субъекта.
В философском эмпиризме 1-й пол. 20 в. (неореализм,
критический реализм, ранний логический позитивизм)
велись дискуссии относительно природы чувственных
данных и логики построения из них восприятия. При
этом использовался аппарат символической логики для
демонстрации того, как объект восприятия может быть
понят в качестве определенной совокупности, класса или
семьи чувственных данных (как актуально
присутствующих в чувственном поле сознания, так и возможных).
Попытки понимания восприятия на основе чувственных
данных не дали никакого результата, ибо в итоге все же
пришлось признать, что само выделение чувственных
данных и их идентификация возможны только на базе уже
существующего восприятия и что построение восприятия
из чувственных данных логически невозможно, ибо
предполагает использование бесконечного множества
последних. Философская критика тезиса о возможности
построения восприятия из ощущений или чувственных данных
была особенно четко дана с позиций поздней философии
Л. Витгенштейна Дж. Райлом и с позиций
феноменологии М. Мерло-Понти.
В психологии 20 в. были пересмотрены многие
философские предпосылки, лежавшие в основе классического
понимания восприятия. Этот пересмотр шел по следующим
линиям.
1. Прежде всего произошел отказ от понимания
восприятия как соединения атомарных чувственных содержаний
— ощущений, который породил интерпретацию
восприятия как целостного и структурного. Впервые этот подход
был сформулирован гештальтпсихологами, а впоследствии
был принят (с теми или иными модификациями) и
другими направлениями в психологии. В этой связи восприятие
понимается не как результат более или менее активной
деятельности ума, а как нечто непосредственно данное.
Характеристика данности, приписывавшаяся ранее
ощущению, считается в рамках данной концепции чертой
восприятия. Однако если с классической точки зрения ощущение
не только непосредственно, но и несомненно и
безошибочно, то с точки зрения гештальтпсихологии восприятие,
будучи непосредственным, в то же время может приводить к
ошибкам, иллюзиям.
2. Другие направления в исследовании восприятия в
противовес гештальтпсихологии подчеркивали как раз его
активный, конструктивный характер. Но эта активность
была понята по-новому в сравнении с ее классическим
пониманием. Активность субъекта в построении восприятия
состоит не просто в констатации ассоциаций (как
считала классическая философия и психология), а в решении
интеллектуальных задач. При этом интеллект имеет дело
не с ощущениями или чувственными данными, а с
сенсорной нформацией, которая им не просто перерабатывается,
организуется в определенные структуры, в частности те,
с которыми имели дело гештальтпсихологи. Ж. Пиаже
исходит из того, что различие между восприятием и развитым
мышлением непринципиально, а характеризует лишь разные
стадии развития интеллекта. С его точки зрения, восприятие
возможно лишь на базе существования определенного типа
интеллектуальных операторных структур.
Дж. Брунер, Р. Грегори, а вслед за ними другие
представители современной когнитивной психологии исходят из того,
что процесс восприятия — процесс категоризации,
осмысления воспринятого, процесс принятия интеллектуального
решения, вне которого восприятия не существует. Это
решение, которое не осознается (и поэтому субъекту восприятия
предстает как что-то непосредственно данное), возможно
лишь на основе отнесения воспринимаемых предметов к
тому или иному классу объектов, к той или иной категории,
начиная с таких, как «стол», «стул», «дерево», и кончая
категориями предмета, движения, причинности и т. д. Неко-
444
торые из этих категорий (выступающих в роли
перцептивных гипотез, перцептивных эталонов) являются продуктом
опыта, другие имеют врожденный, доопытный характер.
Дж. Брунер относит к последним «время», «пространство»,
«движение», «тождество», «причинность»,
«эквивалентность» и др. Вот почему восприятие и выделенные на его
основе отдельные чувственные качества предмета имеют
не только индивидуальный, но и «родовой», обобщенный
характер, т.е. выступают как представители определенной
чувственной универсалии.
Т. о., в современной когнитивной психологии происходит
в какой-то форме возвращение к тому пониманию опыта,
которое формулировал И. Кант, выступавший как
критик эмпиризма. Согласно Канту, опыт предполагает
организацию чувственных впечатлений в априорных формах
пространства и времени, а также применение априорных
категорий рассудка. Правда, современная когнитивная
психология еще дальше Канта отстоит в этом пункте от
эмпиризма. Кант все же считал, что, во-первых, априорные формы
пространства и времени применяются к ощущениям (т. е.
допускал существование последних, от чего отказалось
большинство представителей современной психологии),
во-вторых, различал восприятие и опыт, считая, что первое
в отличие от второго обязательно
