А. Хладенигуса (1742), «Опыты всеобщего
искусства истолкования» Г. Ф. Майера ( 1756) и др. Однако вплоть
до начала 19 в. герменевтическая проблематика не
выделена в качестве особой предметной области, в силу чего
герменевтика остается частью других дисциплин (прежде
всего теологии и филологии) и служит скорее дидактическим,
чем научно-исследовательским целям. Заслуга
обоснования герменевтики как науки принадлежит Ф. Шлейер-
махеру. Для Шлейермахера герменевтика — универсальная
теория истолкования как такового, безотносительно к
тому, о каких текстах идет речь — «сакральных»,
«классических» или просто «авторитетных»; правила
интерпретации едины для всех текстов. Герменевтика, по
определению Шлейермахера, — это учение о «взаимосвязи правил
понимания». Цель этого учения состоит в прояснении
условий возможности понимания письменных документов.
Любой письменный документ представляет собой
языковое обнаружение, имеющее двойную природу: с одной
стороны, он есть часть общей системы языка, с другой, —
продукт творчества некоторого индивида. Перед
герменевтикой стоит поэтому двойная задача: исследование
языкового обнаружения в качестве элемента определенной
языковой системы и вместе с тем — как обнаружения стоящей за
ним уникальной субъективности. Первую часть задачи
выполняет «объективное» (или «грамматическое»)
истолкование, вторую — «техническое» (или «психологическое»).
Грамматическое истолкование анализирует текст как часть
определенной лексической системы, психологическое же
— индивидуальный стиль, т.е. комбинации выражений, не
заданные лексической системой. Этот аспект
герменевтической теории Шлейермахера (оставленной им лишь в
рукописных фрагментах) позволил некоторым теоретикам и
практикам герменевтики (Х.-Г Гадамер, М. Франк)
противопоставить Шлейермахера позднейшим представителям
герменевтической традиции (В. Дильтей, Г. Миш, Й. Вах),
развивавших преимущественно психологическую сторону
«искусства понимания». Сам Шлейермахер, правда, в
поздних работах отдавал предпочтение разработке
«технической», т.е. субъективной, психологической интерпретации.
Предпосылкой «вживания» (Einleben) как метода работы
исследователя является то, что и исследователь текста, и
его автор суть индивидуальные выражения одной и той же
сверхиндивидуальной жизни («духа»), К Шлейермахеру
восходит также важное различение между
«компаративными» и «дивинаторными» процедурами интерпретации:
если в первом случае высказывания, составляющие
определенный письменный документ, истолковываются в
сравнении с языковым и историческим контекстом (т. е. с
иными текстами соответствующей эпохи), то во втором случае
дело заключается в интуитивном схватывании смысла
произведения. Шлейермахер обратил внимание на круговой
характер процесса понимания («герменевтический круг»):
понимание части (напр., отдельного слова) невозможно
без понимания целого (в. частности, того предложения, в
которое это слово входит), но понимание целого, в свою
очередь, предполагает понимание частей. Важным этапом
становления герменевтики была «философия жизни»
В. Дильтея, в рамках которой герменевтике приписывается
особая методологическая функция. Дильтею принадлежит
заслуга систематического развития тезиса, согласно
которому «понимание» есть не частный аспект теории
познания, но фундамент гуманитарного знания («наук о духе»)
вообще. Это положение Дильтея, однако, было
подготовлено интенсивными дискуссиями в исторической
(Й. С. Дройзен) и филологической (А. Бёк) науке 2-й пол.
19 в. Дройзен, в частности, обратил внимание на
методологическую нехватку, препятствующую историографии стать
наукой. Методом исторического познания, по Дройзену,
должно стать «понимание». Предмет последнего
составляют не объективные факты, а то, что уже было в свое время
проинтерпретировано; работа историка — это
«понимающее схватывание» уже когда-то понятого. Сходные мысли
применительно к трупу филолога высказывает Бёк. Его
знаменитая формула, согласно которой филология есть
«познание познанного», имеет в виду два обстоятельства.
Во-первых, филологическое знание добывается в ходе
реконструкции некоторого документа; но то, что подлежит
реконструкции, уже представляет собой определенное
знание. «Рекогнитивный» акт филолога всегда нацелен на
некоторое когнитивное целое. Во-вторых, документы, с
которыми имеет дело филолог, суть письменно
зафиксированные результаты познавательных усилий того или иного
индивида; но эти фиксации несут в себе большее
содержание, чем было ведомо оставившему их индивиду.
«Сообщаемое» не сводится к тому, что тот или иной автор
намеревался сообщить (ср. тезис Шлейермахера о необходимости
«понять автора лучше, чем он сам себя понимал»). В своей
«Энциклопедии и методологии филологических наук»
(курс лекций, прочитанных между 1809 и 1865; издан в
1877) Бёк выделяет четыре основных типа интерпретации:
«грамматическую», «историческую», «индивидуальную» и
«родовую» (т. е. относящуюся к различным типам речи и
литературным жанрам). В грамматической интерпретации
текст понимается, исходя из целостного контекста
«общеупотребительных выражений языка», в исторической —
исходя из взаимосвязи «ходовых представлений» данной
эпохи (в обоих случаях дело идет об объективных условиях
сообщения). Субъективные условия сообщения
анализируются через истолкование индивидуальности говорящего
(«индивидуальная» интерпретация») и через отнесение
сообщения к определенному типу, или роду речи (родовая,
или «генерическая» интерпретация). У Дильтея
герменевтика — часть грандиозного методологического проекта,
цель которого состоит в обосновании значимости
историко-гуманитарного познания («наук о духе») и
несводимости процедур последнего к процедурам
естественнонаучного познания («наук о природе»). «Понимание»
есть, по Дильтею, единственно адекватное средство
передачи целостности, именуемой Жизнью. «Понимание»
трактуется при этом как та процедура, благодаря которой
«жизнь» вообще может быть прояснена и осмыслена.
«Жизнь» здесь — наименование духовно-исторического
мира, важнейшей характеристикой которого является его
изоморфность нам как познающим. Живое может быть
познано живым. «Дух в состоянии понять лишь то, что
порождено духом». Многократно пересматривая свою кон-
512
ГЕРМЕНЕВТИКА ФИЛОСОФСКАЯ
цепцию понимания, Дильтей то сосредоточивается на его
интуитивном и в этом смысле иррациональном характере,
то подчеркивает связь интуитивного постижения с
понятийным мышлением. Под влиянием критики со стороны
баденского неокантианства (Риккерт), а затем и под
влиянием феноменологии Гуссерля Дильтей стремится
освободить свою концепцию от явного психологизма. Он
заостряет внимание на несводимости понимания к «вчувствова-
нию» (Einuehlung), вводит, наряду с понятием
«переживание» (Eriebnis), понятия «выражение» (Ausdruck) и
«знание» (Bedeutung), а также обращается к понятию
«объективного духа» Гегеля. В этот период Дильтей рассматривает
понимание как «воспроизводящее переживание»
(Nacherlebnis), которое имеет дело не только с индивидуальными
психическими актами, но и со сферой несводимых к
отдельным субъектам идеальных значений. Водоразделом в
истории герменевтики стал труд М. Хайдеггера «Бытие и
время» (1927). Понимание здесь выступает не как способ
познания, но как способ бытия. Герменевтика приобретает
тем самым онтологический статус. Она перестает быть
вспомогательной дисциплиной или методологией
гуманитарного познания, становясь универсальной «философией
понимания». Этот вывод и делает из хайдеггеровской
работы Гадамер, выступивший в начале 1960-х гг. с концепцией
герменевтики философской. Превращению герменевтики в
философию противостоят сторонники традиции
герменевтики как учения о правилах и процедурах
интерпретации текстов (Э. Бетти, Е. Д. Хирш, Т. Зеебом и др.).
Лкг.: Ауэрбах Э. Мимесис: изображение действительности в
западноевропейской литературе. М., 1976; Богин Г. И. Филологическая
герменевтика. Калинин, 1982; Горский В. С. Историко-философское
истолкование текста. К., 1981; Siondi Р. Einfuhrang in die literarische
Hermeneutik. Fr./M., 1975; Texthermeneutik: Aktualitat, Geschichte,
Kritik. Paderborn, 1979; GadamerK-G. Seminar: Hermeneutik und die
Wissenschaften. Fr./M., 1978.
**’ В. С. Малахов
ГЕРМЕНЕВТИКА ФИЛОСОФСКАЯ- направление
западной, преимущественно немецкоязычной,
философии. У истоков этого течения (называемого также
герменевтической философией) лежит «Бытие и время» М.
Хайдеггера, а также ряд его работ 1950-х гг.; концептуальное
же развертывание философская герменевтика получила в
работе X.-F. Гадамера «Истина и метод».
Согласно подходу Хайдеггера, развитому в «Бытии и
времени», феномен понимания следует рассматривать не в
теоретико-познавательной, а в онтологической
плоскости. Человеческое бытие (Dasein) есть с самого начала
бытие понимающее. Именно благодаря изначально
присущему Dasein пониманию бытия в принципе возможно до-
дискурсивное «раскрытие» мира. Анализ процесса этого
раскрытия Хайдеггер называет «герменевтикой
фактичности». Задача такой герменевтики — истолкование
изначально заложенного в человеческом бытии понимания
бытия (SeinsVerstandnis). Стремясь в поздний период своего
творчества (со 2-й пол. 1930-х гг.) освободить
«фундаментальную онтологию» от экзистенциалистских обертонов,
Хайдеггер ведет речь о понимании не в связи с
человеческим бытием, а в связи с «историей бытия», раскрытием
которой является язык. Герменевтическая работа должна
состоять в том, чтобы способствовать этому раскрытию.
Герменевтика, т. о., есть собственно философия. Эти хай-
деггеровские мысли, равно как и основоположения его
«фундаментальной онтологии», нашли развитие в трудах
Гадамера. Последний разрабатывает философскую
герменевтику Хайдеггера применительно к традиции
герменевтики как теории интерпретации текстов. Для него, как и
для Хайдеггера, понимание есть форма первичной
данности мира человеку. Оно не просто лежит в основе
нашего отношения к тем или иным текстам, но в основе нашего
отношения к миру. Человеческое бытие как бытие-в-мире
изначально находится в ситуации понимания.
Истолкование последней и составляет подлинную задачу
герменевтики. Тем самым истолкованию (интерпретации)
придается особый статус: в ходе истолкования дело идет не только
— и не столько — о тех или иных объективациях культуры,
сколько о нас самих. Это положение не следует трактовать
как декларацию субъективизма. Высшая цель
философской герменевтики — с серьезностью отнестись к
заключенному в тексте содержанию, дать ему сообщить то, что
он имеет сообщить, а смысл этого сообщения не сводить
ни к замыслу автора, ни к субъективным потребностям
читателя. Переориентируя истолкование с психологической
реконструкции на внеположную субъективности
«предметность» (Sachlichkeit), Гадамер демонстрирует верность
своего подхода требованию феноменологии вернуться к
«самим вещам», гуссерлевскому «zur Sache selbst!».
Размышлениями позднего Хайдеггера о языке
инспирирована выдвигаемая Гадамером философия языка,
нашумевший тезис которой гласит: «Бытие, которое
может быть понято, есть язык». Именно благодаря языку
традиция существует как живой континуум. В медиуме
языка становится возможным то, что Гадамер называет
«исторически-действенным сознанием»: понимаемое
нами произведение, сколь бы исторически далеким от нас
оно ни было, вступает с нами в диалог и тем самым
оказывается частью «события традиции» (равным образом
частью этого события является и наша интерпретация).
Разрыв между традиционной герменевтикой, т.е.
герменевтической традицией, как она развивалась от Ф. Шлейер-
махера и В. Дильтея до Э. Бетти включительно, и
философской герменевтикой достаточно очевиден. Если в
традиционной герменевтике понимание выступает как
методологическая, то в философской — как
онтологическая категория. Если цель традиционной герменевтики
— методически выверенная реконструкция
объективированных смысловых интенций, то цель философской
герменевтики — анализ структуры герменевтического
опыта под углом зрения раскрытия заключенного в нем
«мироотношения» (Weltverhaltnis), т.е. человеческого
отношения к миру.
С середины 1970-х гг. (не в последнюю очередь в связи
с переводом книги 1адамера «Истина и метод» на англ.
язык) начинается «герменевтический бум», затронувший,
кроме европейских стран, США и Канаду. При этом идеи
Гадамера наиболее интенсивно осваиваются не столько
философами, сколько литературоведами, литературными
критиками и искусствоведами. В сфере философии
влияние Гадамера ограничивается преимущественно
немецкоязычным пространством (М. Франк, Р. Виль, Р. Бубнер
и др.). В числе мыслителей, воспринявших импульс
философской герменевтики, следует назвать австрийского
513
ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКИЙ КРУГ
теолога Э. Корета, использующего положения
«экзистенциальной герменевтики» (или «герменевтической
феноменологии») Хайдеггера и Гадамера для модернизации
неотомистской антропологии. Своеобразную версию
философской герменевтики предложил П. Рикёр. Он приходит к
герменевтике из феноменологии, и в частности из
феноменологии религиозного опыта. Важнейший элемент
последнего — феномен греховности. Поскольку
артикуляцией феномена греховности является признание, которое
есть не что иное, как языковое событие, перед
феноменологом встает задача интерпретации. Это, во-первых,
интерпретация символов греха и вины, а во-вторых, —
мифов о грехопадении и избавлении.
Герменевтический проект Рикёра (так же, как и
герменевтика Гадамера) опирается на «Бытие и время» Хайдеггера.
Но если Хайдеггер, введя онтологическое понятие
понимания, проложил «короткий путь к Бытию», то герменевтика,
разрабатываемая Рикёром, идет к Бытию, т. е к онтологии,
«длинным путем». Задача такой герменевтики —
раскрытие структур значения, обладающих избыточностью.
Такими структурами являются символы. Выделяются три
основных типа символов — «космические», или иерофани-
ческие (составляющие предмет феноменологии религии),
символы сновидения, или «онирические» (составляющие
предмет психоанализа), и поэтические (составляющие
предмет литературной критики). Герменевтическое
истолкование нацелено на то измерение символа, которое,
находя выражение в языке, не полностью тождественно
этому выражению; несводимый к языку остаток —
мощное и действенное в символе — требует установления
обратной связи между языком и опытом, связи между сферой
языка и конституцией живого опыта. Установление такой
связи — важнейший момент герменевтики. Т. о., в отличие
от Гадамера, в конечном итоге сводящего
герменевтический опыт к языковому опыту, Рикёр перенацеливает
герменевтику на интерпретацию внеязыковых феноменов.
Герменевтика должна поэтому вступить в продуктивный
диалог с теориями интерпретации, поставляемыми такими
направлениями исследования; как психоанализ и
структурализм. Общее между ними состоит в том, что конститу-
ирование смысла они возводят к некоей независимой от
субъекта бессознательной инстанции (динамика влечений
в первом случае, структуры языка — во втором).
Размежеванию с психоанализом посвящена работа Рикёра «Об
интерпретации. Эссе о Фрейде» (1965), размежеванию со
структурализмом (а также с аналитической философией) —
сборник статей «Конфликт интерпретаций» (1969). Если
герменевтика — это теория правил, которым подчиняется
интерпретация символов, то психоанализ может
рассматриваться как разновидность герменевтики. Расшифровка
символов сновидений в психоанализе чрезвычайно важна,
