чрезвычайно распространенному в его
время фатализму, и разработка стратегии достижения
«освобождения» через совершенство в ахимсе и других «обетах».
Третьим делом Джины бьшо распределение организации
своих последователей — как мужчин, так и женщин —
на монашескую и мирскую общины, которые делились
на группы, возглавляемые руководителями (ганадхары),
первым из которых был Гаутама Индрабхути.
Джайнская проповедь оказалась с самого начала столь
эффективной, что к общине сразу примкнули многие
аристократы и даже царь Магадхи Бимбисара. Из Магадан
новое учение распространялось на запад и на юг. В 3 в. до
н. э. состоялся первый джайнский собор (в Паталипутре),
посЕященный хранению и трансляции авторитетных
текстов. Одновременно произошел и первый раскол: часть
групп последовала за великим эрудитом Бхадрабаху и
отправилась на юг. О влиянии джайнизма свидетельствует
634
ДЖАЙНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
уже то, что основатель династии Маурьев Чандрагупта I,
следуя примеру Бхадрабаху, завершил свои дни
голодовкой. В 1 в. оформилась основная схизма: шветамбары
(«одетые в белое») и дигамбары («одетые странами света»)
настаивали на том, что именно они являются
аутентичными наследниками Джины и ганадхаров, но доктрина
оставалась единой. Это и позволило в 1—2 вв. Умасвати
кодифицировать как религиозное, так и собственно
философское наследие всего джайнизма в «Таттвартхадхи-
гама-сутре».
В 5 в. состоялся собор шветамбаров в Валабхи (Гуджарат),
после которого письменные рукописи авторитетных
текстов были размножены и стали распространяться в
общине. Дигамбары отвергли аутентичность канона
шветамбаров, предложив свое собрание текстов (подробнее см.
Джайнский канон). С 6—7 вв. под влиянием индуизма
начинается активное храмостроительство. Архитектурные
памятники свидетельствуют о значительном
распространении джайнизма в Гуджарате и в Центральной Индии
(наиболее яркие свидетельства — комплексы в Шравана
Белаголе и Айхоле); джайнизм стал весьма популярен и на
юге — в Карнатаке и Тамилнаде. Хотя в 10—12 вв. инду-
исты серьезно потеснили джайнов в этих регионах,
джайнизм продолжал удерживать свои позиции. В отличие от
буддизма, он не был «устранен» и после мусульманского
вторжения и позднее нашел способы контакта с
Моголами. В настоящее время шветамбары живут на севере,
дигамбары — на юге.
Предание джайнизма «записывается» как единство «трех
сокровищ» (triratna) — правильных воззрений, познания
и поведения. «Правильные воззрения» предполагают
взгляд на мир как реальную (джайнам не свойствен
иллюзионизм) множествен кость динамических и активных
духовных субстанций {дживы), которые в своем истинном
состоянии наделены всеведением и всемогуществом, но
каким-то образом подвержены притоку тонкой
кармической материи (см. Асравы), обусловливающей их
«закабаление» (см. Банаха). Они населяют три мировых региона —
инфернальный, земной и небесный (в зависимости от их
прежних действий), которые возрождаются и
разрушаются в бесчисленные мировые периоды и нуждаются в очень
трудоемких усилиях для восстановления своего
аутентичного состояния. Борьба с кармами средствами
особого поведенческого тренинга, созерцательной практики и
сурового аскетизма составляет сотериологию джайнизма,
который является классическим типом религии
самоспасения. Различие между мирянами и монахами в том, что
только вторым доступны ее завершающие этапы, тогда
как первым — ее начальные стадии. В этом джайнизм
обнаруживает значительное сходство с классическим
буддизмом и отличие от более «демократического» буддизма
махаяны. Однако с последним его сближает (начиная,
правда, со средневековья) включение в сотериологию, под
влиянием индуизма, реального храмового культа (пуджа)
и почитание героев-тиртханкаров (букв. — создатели
брода [через океан сансары]). И миряне, и монахи начинают
с выполнения пяти «великих обетов» (mahavrata):
воздержание от вреждения любым живым существам (обет par
excellance), от лжи, воровства, нецеломудрия и принятия
излишних даров. Те миряне, которые хотят «потрудиться»
больше, воздерживаются еще от питания в ночное время
(ради все того же невреждения), а также принимают на
себя три «усиливающих обета» и четыре «обета
дисциплины», завершающиеся обетом благотворительности
(прежде всего поддержка монашеской общины). Чтобы
заработать еще большую «заслугу» (пунья) и продвинуться
в борьбе с кармами, миряне могут совершать
паломничество, заниматься медитацией, соблюдать дважды в
месяц посты и приносить «покаяние» хотя бы в сезон
дождей. Идеальным концом джайнского мирянина считалась
смерть в результате поста. Ответственность за джайнские
общины несут упадхьяи — знатоки авторитетных текстов
и ачарьи — духовные наставники.
Посвящение в монахи происходит после
четырехмесячного испытательного срока; жизнь порвавшего с миром
детально регламентирована (определенные части суток
выделены для сбора милостыни, «учебы», сна и медитации),
как и правила принятия пищи, а также «исповеди»
(идеально ежедневной) и «покаяния». Оставшись один на один
с кармами, джайнский монах предпринимает пять средств
остановки их притока (см. подробнее Самвара) и на
завершающей стадии уничтожает их вовсе (см. Нирджара).
Лит.: Glasenapp H. von. Der Jainismus. В., 1925; Schubring W. Die
Lehre der Jainas, nach den aiten Quellen dargestellt. В., 1935; Jaini S.
The Jaina Path to Purification. Berkeley, 1979.
В. К. Шохин
ДЖАЙНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ— философская традиция,
надстраивавшаяся в течение веков над «догматическим»
и сотериологическим преданием джайнизма и
сопровождавшая его внутренние схизмы и полемический диалог
с другими индийскими религиями, но разрабатывавшая
также и вполне «самоцельную» дискурсивную
проблематику, в первую очередь в области теории познания и
диалектической логики.
В истории джайнизма первые опыты философствования
восходят уже к самому Джине Махавире (5 в. до н. э.),
которому принадлежала бесспорная заслуга решительного
противодействия очень популярным в его эпоху детерминизму
и фатализму, а также самой начальной разработки
контекстной концепции истины как преодоления крайностей
«догматизма» и агностицизма. По джайнским преданиям,
«старцу» Бхадрабаху (3 в. до н. э.) джайнская философия
обязана разработкой 10-членного силлогизма, который
на деле является моделью диалектического дискурса. В
текстах же, позднее вошедших в канон шветамбаров, уже
представлена начальная категориальная система в виде
субстанции, качества и проявления (Уттарадхьяяна 28).
Основополагающий этап джайнской философии связан с
двумя именами. Дигамбар Кундакунда (между 1—3 вв.)
разрабатывает названную систему категорий и. отдельно, пять
субстанций (джива, дхарма, адхарма, пудгала, акаша), а
также основную методологию всей джайнской философии
— доктрину анэкантпа-вада. Его ученик Умасвати
кодифицирует основоположения джайнской философии в своей
знаменитой «Таттвартхадхигама-сутре», и его текст
становится основным авторитетом и для дигамбаров, и для
шветамбаров. Последние приписывают ему и
автокомментарий «Бхашью», который кладет начало комментаторской
традиции в джайнской философии.
Джайнская схоластика представлена многочисленными
комментариями (как прозаическими, так и
стихотворными) к сочинениям Кундакунды, сутрам Умасвати, текстам
шветамбарского и дигамбарского канонов (см. Джайнский
635
ДЖАЙНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
канон), а также специальными трактатами и
компендиумами на джайнском пракрите и санскрите. Среди
наиболее авторитетных дигамбарских комментариев сутр
Умасвати — «Сарвартхасиддхи» Пуджьяпады (6 в.) и
«Гандхахастимахабхашья» Самантабхадры (7 в.),
вступительная часть которого «Аптамиманса» была посвящена
разработке диалектической логики сьядвада (см. ниже).
Акаланка (7 в.) комментировал и Умасвати и Самантаб-
хадру, составив также три трактата по диалектической
логике. Сиддхасена Дивакара, также комментировавший
сутры Умасвати, применил методологию сьядвады к
дескрипции субстанций, качеств и проявлений и написал
гносеологический трактат «Ньяяватара», где
систематизировал источники знания. Шветамбару Харибхадре
(8 в.), помимо многочисленных трактатов и
комментариев (в т. ч. даже к «Прамана-самуччае» основателя
буддийской школы логики Дигнаги), принадлежит
первый в истории индийской философии компендиум
«Шиддаршана-самуччая», в котором джайнская
философия излагается наряду с другими основными системами
его времени (позднее его примеру следуют Раджашек-
хара и ряд других авторов, излагавших «шесть систем»).
Видьянанда (9 в.), защищавший джайнскую философию
от атаки мимансака Кумарила Бхатты, комментировал и
Умасвати, и Акаланку, составив также несколько
гносеологических трактатов. Дигамбар Немичандра (9 в.)
известен двумя стихотворными трактатами: в краткой «Дра-
вьясанграхе» исследуются основные субстанциальные
системы — душа и не-душа, «освобождение», его условия
и причины, в очень подробных калькуляциях и
дескрипциях тысячестишья «Панчасанг-рахи» — учение о душе,
кармическая материя, космология и натурфилософия, а
также природа и типология знания. Джиначандра Гани
(10—11 вв.) известен трактатом «Навататтва-пракарана»,
где исследуются 9 категорий, список которых дополняет
перечень Умасвати (см. ниже). «Энциклопедисту» Хема-
чандре (12 в.) принадлежал, помимо многих сочинений
по самым различным дисциплинам знания, трактат по
источникам знания «Праманамиманса». Его же тридца-
тистишье «Аньяйогавьяваччхедика» послужило основой
для знаменитого толкования «Сьядвадаманджари» Мал-
лишены (13 в.), где с позиции джайнского «срединного
пути» в познании подвергаются критике «крайние»
системы вроде буддийской шуньявады. Среди завершающих
фигур в истории джайнского философского творчества
выделяется Гунаратну (15 в.), чей комментарий к
компендиуму Харибхадры «Таттварахасья» стал важнейшим
вкладом во все разделы джайнской философии.
Специфику системы джайнской философии составляют
некоторые особенности 1) теории познания и
диалектической логики, 2) структурализации категориальных схем
и 3) сотериологии, основанной на своеобразно
понимаемой природе кармы.
1. В отличие от других индийских систем, джайнская
философия выясняет не столько вопрос о том, какие
источники знания (см. Прамана) следует считать
«атомарными», а какие вторичными, сколько дифференциацию
«непосредственных» и «опосредованных» способов познания
мира. Умасвати ( 1.9— 12) и его комментаторы различают по
этому принципу пять источников знания, которые имеют
мало общего с брахманистскими: «мысль» (mati),
«свидетельство» (sruta), «ясновидение» (avadhi), «телепатия»
(manahparyaya) и «всеведение» (kevala), из которых
опосредованные — первые два, непосредственные — остальные
три. В «мысль» включаются и чувственное восприятие и
умозаключение, очень четко различавшиеся и брахманис-
тами и буддистами (1.13). Три первых средства познания
могут быть, в отличие от двух последних, ошибочными
(1.32 — 33). Все они различаются по своему «диапазону»:
два «опосредованных» фиксируют все субстанции, но не
все их проявления; «ясновидение» — также и проявления,
наделенные цвето-формой; «телепатия» — также и сами
познания, достигаемые «ясновидением»; «всеведение»
— все проявления всех субстанций (1.27—30).
Джайнская диалектическая логика представлена в
систематизации семи реальных способов познания
действительности (пауа), которые, однако, чреваты
абсолютизацией какого-либо одного аспекта вещей, против которой
и обращена джайнская концепция контекстности истины.
Результатом этой «познавательной терапии» является
модель syad-vada, позволяющая строить предикации с
«квантором ограничительности» всеми позициях: 1) в
некотором смысле А есть X; 2) в некотором смысле А есть не-Х;
3) в некотором смысле А есть X и не-Х; 4) в некотором
смысле А неописуемо; 5) в некотором смысле А есть X и
неописуемо; 6) в некотором смысле А есть не-Х и
неописуемо; 7) в некотором смысле А есть X и не-Х и неописуемо.
Примером мог бы послужить кувшин, которому в
определенном контексте можно приписать вечность, в другом
эфемерность, в третьем и то, и другое и т. д. Особенностью
джайнского подхода (отразившегося уже в древней притче
о слепцах, каждый из которых отождествлял слона с одной
из его частей) является убеждение в том, что контекстность
предикаций зависит не от нашего интеллекта, но от много-
контекстности самой действительности;
2. Джайны придерживаются двух совершенно различных
систем категорий: чисто онтологической (субстанции,
качества, проявления) и космологическо-сотериологической.
Вторая «записывается» различными способами. Умасвати
именует категории этой классификации tattva и
насчитывает их 7: джива, аджива (с конкретизацией до дхармы,
адхармы, акаши и пудгалы), асравы, бандха, самвара, нирд-
жара, мокша (1.4; V. 1). Некоторые последующие
философы включали в адживу также время (кала). Другие, напр.,
Джиначандра Гани, увеличивали список до 9, добавляя
еще «заслугу» (пунья) и «порок (папа) (см. Папа-пунья) —
«каналы» асравы. Первая система категорий отчасти
напоминает разрабатывавшуюся у вайшешиков (по
отношению к которой является своеобразной аббревиатурой),
вторая отлична от вайшешиковой (см. Падартха),
поскольку не является чисто онтологической, и от
буддийской, поскольку претендует на параметризацию самой
действительности, а не способов ее освоения в познании
(см. Панчавидхакальпана);
3. Особенности джайнской сотериологии связаны в
первую очередь с тем, что карма, от которой призвано
освободиться духовное начало, мыслится более «материально»,
чем у брахманистов и буддистов. Это — тончайшая
материя, образующая одно из субтильных тел души-дживы,
которое «растет» в результате постоянного притока новых
карм. Стратегия джайнского пути к «освобождению»
связана с поэтапной приостановкой этого притока, а затем
с деструкцией и самого условия этого притока
—«кармического тела».
636
ДЖАЯНТА БХАТТА
Лит.: Лысенко В. L, Терентьев А. А., Шохин В. К. Ранняя
буддийская философия. Философия джайнизма. М.. 1994.
В. К. Шохин
ДЖАЙНСКИЙ КАНОН— канон авторитетных текстов,
кодифицированный на соборе в Валабхи (в Гуджарате) в 5 в.
шветамбарами (см. Джайнизм). Как и буддийский канон
(см. Трипитака), джайнское собрание канонических
текстов стало результатом многовековой трансляции предания.
Основные вехи этой трансляции связаны с первыми
последователями основателя учения Джины Махавиры, затем
с деятельностью первых кодификаторов устного
собрания канонических текстов на соборе в Паталипутре в 3 в.
до н. э. при Чандрагупте I, хранением и передачей текстов
монахами-рецитаторами (вачака), о которых
свидетельствуют надписи первых веков новой эры и, наконец, с
письменной фиксацией текстов на джайнском пракрите.
Соответственно
