не в состоянии. Каких-либо особенных качеств атомы не несут. Качества возникают лишь в ходе соединения атомов, когда вещь приобретает качество в силу количества тех или иных атомов, их взаимного расположения, характера сцепления в целое и т.п.

Но чтобы атомы были, могли реализовать свои признаки, приобрести «вещную» форму, им должно быть предоставлено место, где они могли бы «развернуться». Этим местом, скажем современным языком, должно выступать пространство. Демокрит называет его пустотой. Следовательно, первоосновы мира – это атомы и пустота. Ниже их, вне этих двух сущностей ничего нет. Гален, философ и придворный медик римских императоров (II в. н.э.), свидетельствует: «Лишь в общем мнении существует цвет, в мнении – сладкое, в мнении – горькое, в действительности же существуют только атомы и пустота. Так говорит Демокрит» (Материалисты… С. 61). Этот фрагмент позволяет нам перейти к теории познания Демокрита, которая выступает также довольно оригинальной и новой для того времени.

Для Демокрита мир познаваем как за счет наших органов чувств, так и за счет нашего разума. Но результативность этих двух видов познания не только различная, но, скажем, несравнимая. Дело в том, что он все знание делит на «темное» и «светлое». Секст Эмпирик, врач и философ II – начала III в. н.э., в своем трактате «Против ученых» пишет: «Говорит же он (Демокрит) буквально следующее: «Есть два рода познания: один – истинный, другой – темный. К темному относятся все следующие виды познания: зрение, слух, обоняние, вкус, осязание. Что же касается истинного познания, то оно совершенно отлично от первого»; когда чувственное познание исчерпывает себя и уже не в состоянии улавливать слишком малое, то тогда на сцену выступает истинный род познания, «так как он в мышлении обладает более тонким познавательным органом» (Материалисты… С. 84–85). В связи с этим делением Демокритом познания на «темное» и «светлое» необходимо сделать одно замечание, относящееся не к Демокриту, а к толкованию его теории познания в ряде учебной литературы. Считается, что человек познает чувственные вещи в силу того, что от них отлетают и воздействуют на нас невидимые копии вещей – «эйдосы». За эту идею Демокрит объявляется сенсуалистом. Но действительный Демокрит ближе, скорее, к диалектико-материалистическому толкованию процесса познания. Чувственное познание для него, скорее, не «темное», а приблизительное, относительное, частичное. Дополнением к нему, уточнением выступает мыслительный процесс, когда человек силой мысли в состоянии проникнуть за мир видимый, постичь всеобщее и закономерное. В этой идее о двух ступенях познания, движения познания от чистого созерцания к абстрактному мышлению он перегнал сенсуалистов и рационалистов Нового времени и приблизился к концепции познания философов XIX века.

В демокритовском космосе все необходимо, закономерно, все детерминировано (т.е. причинно обусловлено). Для него есть только необходимость, но нет случайности. Уже упоминавшийся нами Аэций свидетельствует: «Левкипп, Демокрит, Эпикур: мир неодушевлен и не управляется провидением, но, будучи образован из атомов, он управляется некоторой неразумной природой». Более точно о Демокрите свидетельствует Евсевий: «Демокрит из Абдеры… полагал, что искони в течение беспредельного времени все вообще – прошлое, настоящее, будущее – совершается в силу необходимости» (Материалисты… С. 67).

В заключение характеристики взглядов Демокрита кратко остановимся на его этических наставлениях, поскольку многие из них не утратили своего значения и для его далеких потомков, т.е. для нас с вами. Но продиктованы они были Демокритом для его современников. Этические поучения Демокрита являются плодом наблюдений жизни своих современников. Он осуждает жадность, излишества, чревоугодие, стремление к сладострастию и т.п. Все эти пороки он определяет не просто как недостойные, но и вредные для самого их носителя. Как свидетельствуют его позднейшие современники, он написал специальный трактат «О цели», где нарисовал идеал, к которому должен стремиться человек. Климент Александрийский (Тит Флавий), христианский теолог и глубокий знаток античной философии, умерший в начале III в., писал: «Демокрит в сочинении «О цели» считает целью жизни хорошее расположение духа, которое он называет также душевным благосостоянием» (Материалисты… С. 153).

Мысль об абсолютной ценности для человека «хорошего расположения духа» присутствует у всех авторов, оставивших воспоминания об этике Демокрита, поэтому она сомнению не подлежит. Хорошее расположение духа достигается при условии, когда человек не берется за много дел сразу ни в своей личной жизни, ни в общественной, и что бы человек ни делал, он не должен стремиться делать выше своих сил и своей природы. «Но, даже если счастье благоприятствует и, по-видимому, возносит на большую высоту, должно предусмотрительно отстраниться и не касаться того, что сверх силы. Ибо надлежащий достаток надежнее, чем избыток» (подлинный фрагмент Демокрита, сохранен Стобеем (Материалисты… С. 153).

Демокрит настаивал не на аскетизме, а на умеренности во всем: в делах, в удовольствиях, в пище, в одежде, на необходимости контроля разума над страстями, над отношениями с другими людьми: чувство справедливости и добродетели должно господствовать, блага духовные должны доминировать над благами материальными. Наибольшим злом являются дурные поступки. Следует уметь стыдиться самого себя за все сделанное дурное. Стобей сохранил принципиальный наказ Демокрита своим современникам: «В каждой душе должен быть начертан закон: «Не делай ничего непристойного» (Материалисты… С. 158).

В заключение приведем отдельные высказывания Демокрита без каких-либо комментариев к ним. Советуем только задуматься над ними:

«Жизнь без праздников есть длинный путь без остановки для отдыха в гостиницах».

«Сильно вредят дуракам те, кто их хвалит».

«Мудрость приносит следующие три плода: дар хорошо мыслить, хорошо говорить и хорошо поступать».

«Не стремись знать все, чтобы не стать во всем невеждой».

«Многие, совершающие постыднейшие поступки, говорят прекраснейшие речи».

«Хвалить за хорошие дела – прекрасно, но прославлять за дурные дела есть дело человека лукавого и обманщика».

«Кто сам не любит никого, того, кажется мне, тоже никто не любит».

«В счастье легко найти друга, в несчастье же – в высшей степени трудно».

«Женщина не должна заниматься болтовней. Это ужасно».

«Старик был уже юношей, а юноша еще неизвестно, доживет ли до старости. Итак, благо, уже осуществившееся, лучше блага, которое еще в будущем и неизвестно, осуществится ли».

«Скупые имеют участь пчелы: они так работают, как будто бы намереваются жить вечно».

«Воспитание есть украшение в счастье и прибежище в несчастье».

Древнегреческий идеализм. Религиозно-мистический характер идеализма Пифагора

Пифагор – самый загадочный мыслитель античной Греции. Все, что мы знаем о нем сегодня, от биографии до учения, является крайне условным, приблизительным, пришедшим из вторых и третьих рук, но известно абсолютно точно: Пифагор оставил значительный след в истории мысли Древней Греции, а «пифагореизм» имел своих последователей более двух столетий.

Пифагор родился в первой трети VI в. до н.э. на о. Самос в семье богатого самосского ювелира. Его отец и мать еще до рождения сына посетили Дельфийский оракул, и дельфийская пифия (прорицательница) предрекла им «сына, который принесет свет всем людям на все времена». Рождение Пифагора произошло в Сидоне, вдали от Самоса. Домой молодые вернулись только через год, когда ребенок уже был посвящен Аполлону, а жрец храма Адонаи благословил младенца на служение Истине. Эти моменты биографии Пифагора-младенца взяты не из научного труда, а из ходячего из века в век мистико-фантастического представления о Пифагоре, который уже с рождения был «обречен» стать богочеловеком. Позже он и сам причислял себя к таковым, а его верные ученики даже не сомневались в словах своего «Аполлона Гиперборейского», пережившего четыре перерождения и теперь принесшего людям истинное учение о боге-Свете, о перерождении душ и вечной грядущей жизни душ в высях Млечного пути.

Изучая уроки физики в школах ионийских жрецов, Пифагор уже к 20-ти годам задумался о сущности бытия, поскольку уроки Фересида, беседы с Фалесом и Анаксимандром его не удовлетворяли. Э. Шюре, опираясь на работы Фабра д’Оливе, показывает полное смятение юного Пифагора перед природой. «В синтезе трех миров кроется тайна Космоса!.. Три мира: естественный, человеческий и божественный, взаимно поддерживая и определяя друг друга, определяют вселенскую драму двойным движением – нисходящим и восходящим» (Э. Шюре. Великие посвященные. С. 217). Эти слова Шюре вложил в уста Пифагора, но в целом они довольно близки к космологии пифагореизма. Нужно отметить также, что мировоззрение Пифагора несет на себе печать египетско-жреческого мировосприятия, египетских религиозно-мистических мистерий. Пифагор пробыл в Египте 22 года, прошел курс полного посвящения, был допущен к тайнам мистерий, сравнялся по положению среди храмовых служителей с иерофантами (старшими жрецами, руководителями мистерий), владел «тайнами» высшего Глагола-Света, изучил и запомнил священные книги Гермеса. Обязательным условием посвящения являлось требование ничего не записывать (но непременно все помнить), ничего не разглашать непосвященным. Но распространять полученное учение было обязанностью, что и делал Пифагор позже в своей общине в Кротоне. Есть также свидетельства, что Пифагор в Египте пережил вторжение Камбиза и в числе плененных жрецов оказался в Вавилонии, где продолжал постигать восточные мистические учения.

Шюре в своем исследовании пишет: «Наука чисел и искусство воли – вот два ключа магии, – говорили жрецы Мемфиса, – они открывают все двери Вселенной» (с. 219). Трудно поверить, что где-то сохранились слова жрецов, тем более что все «таинственное» было в изустной форме. Однако само учение Пифагора, излагаемое пифагорийцами второго и третьего поколений и выдаваемое за истинное, говорит о том, что собственное учение Пифагора, его образ жизни, уверенность в своей божественной природе и свойстве всевидения позволяют нам делать вывод, что Пифагор действительно верил в свое владение «ключами» к «дверям Вселенной».

Центральная идея Пифагора – раскрыть картину превращения духа в материю «путем мирового творчества» и его обратного восхождения к исходному единству «посредством индивидуального творчества», которое осуществляется с помощью развитого сознания. Речь здесь идет о теории перерождения душ, об инкарнации. Как же, в ясном изложении, Пифагор понимал, видел эту инкарнацию? Для него всеми видимое в ясную ночь звездное небо – это населенный душами космос с небесами-планетами. Звезды Млечного пути (во времена Пифагора «звездность» Млечного пути не знали) – это души будущих жителей Земли или души уже живших, ушедшие в мир Сатурна навсегда. Звезды различной степени яркости – это души или поднимающиеся, или опускающиеся в мир материи, приближаются к Земле. Но уйти навсегда от земли в мир Единого дано не всякой душе, а только предельно чистой, благочестивой (сам Пифагор заявлял своим ученикам, что он пережил четыре инкарнации и помнит, кем он был на земле до своего нынешнего состояния).

В Вавилонии Пифагор пробыл, согласно косвенным свидетельствам, 12 лет. За это время он освоил мистические искусства персидских магов по овладению «оккультными» силами природы (пантоморфный огонь и астральный свет). К годам возвращения Пифагора в родной Самос там, как и во всей Малой Азии, господствовали персы. Они превратили в одичавшую пустыню когда-то культурный ареал: закрыли и разрушили школы и храмы, все