понятием – человечество.
Человеческое общежитие можно понять, объяснить, но его нельзя стремиться искусственно переделывать, даже если это стремление будет вытекать из самых гуманных соображений. Отсюда вытекает и бедность философии на оригинальные социальные теории. Ценность любой социальной теории определяется её близостью к объективной истине, а эта истина должна исходить из ряда непреложных констант социального бытия: материально-практическая деятельность, духовная сторона общежития, наличие постоянного стремления всего общества и отдельного индивида сделать жизнь богаче, радостнее, духовно насыщеннее, наличие постоянной связи и всесторонней преемственности поколений. Ни один социальный философ не может не коснуться этих сторон социального бытия; если же он абсолютизирует какую-либо грань общественной жизни и на этом попытается создать целостную «философию истории», то за такой теоретической картиной социальной жизни мы не увидим ни теории, ни жизни.
Об истории и её временном характере хорошие стихи написал английский поэт П. Шелли. Сюжет прост. Случайный путник рассказывает автору о встрече с обломком статуи и увиденной на нем надписи:
«…Но сохранил слова обломок изваянья:
«Я – Озимандия, Я – мощный царь царей.
Взгляните на мои великие деянья,
Владыки всех времен, всех стран и всех морей…» —
Вокруг нет ничего. Глубокое молчанье.
Пустыня мертвая. И небеса над ней».
Писать об истории, теоретизировать о законах развития общества крайне трудно. Особенно трудно делать экстраполяции в человеческое будущее, где «завтра» отличается от своего «сегодня», а «послезавтра» не будет похожим ни на «сегодня», ни на «завтра». В свое время на весь мир прозвучали слова: «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!». Грустным минором этого громогласного заявления первого коммуниста планеты является факт, что его сынок перебрался в «бастион капитализма» и принял подданство США.
Однако ряд авторов, писавших о философии истории, оставили заметный след в общественной мысли Запада. В качестве примера кратко рассмотрим историческую концепцию английского аналитика истории Арнольда Тойнби, автора двенадцатитомного сочинения «Исследование истории» (издавалось с 1934 по 1961 годы); американского теоретика, видного социального философа Уолта Ростоу, автора нашумевшей в 60-е годы работы «Стадии экономического роста. Некоммунистический манифест». Французский социолог Раймон Арон, анализируя современную цивилизацию в условиях идейного и социально-политического противостояния двух мировых «лагерей», завершил свой анализ разработкой теории конвергенции. Если Тойнби пытался уловить всеобщие закономерности прошлого, то Ростоу и Арон пытались заглянуть в будущее, разработать своего рода социальную футурологию (следует только помнить, что авторы социальных концепций того периода находились под сильным прессом политической идеологии – вне зависимости от того, была она «западной» или «восточной», т.е. коммунистической).
Для Тойнби нет мировой истории, а есть только история сосуществующих локальных цивилизаций, которых на всей планете он насчитал 13 (в первоначальном варианте теории он таких цивилизаций выделял 21). Каждая из них в своем развитии проходит несколько обязательных стадий: возникновение – рост – надлом – разложение, после чего ей на смену приходит новая цивилизация. Движущей силой развития каждой цивилизации является «творческое меньшинство», за которым следует «инертное большинство», лишенное «жизненного порыва». Об этой теории следует сказать, что нечто похожее уже высказывалось рядом авторов задолго до Тойнби: в частности, итальянским философом Д. Вико (1668–1744) и русским социологом Н. Данилевским (1822–1885). Вико развивал взгляд на историю как на закономерный гигантский круговорот сменяющих друг друга этапов в развитии народов, которая открывается «божественной стадией» существования и приходит к «человеческой» со всеми её особенностями; Данилевский на историю смотрел как на сменяющие друг друга «культурно-исторические типы» цивилизаций, которых он насчитал в истории десять. Наиболее перспективной и успешной будет одиннадцатая, «славянская», цивилизация.
Философия истории Ростоу писалась как открытый противовес учению Маркса о грядущем приходе всемирного коммунистического общества, которое явится высшей общественно-экономической формацией во всей истории человечества. Ростоу, признав наличие объективной закономерности в истории, предложил рассматривать её как историю «стадий экономического роста», когда она от традиционного состояния (всеобщей нищеты, полуголодного существования) через ряд промежуточных ступеней поднимается к «стадии массового потребления». К этой стадии, согласно Ростоу, пока подошли лишь Англия и США. Но такая стадия – будущее всех исторических народов, и к ней должен стремиться весь мир. После столь категорических «научных» утверждений становится понятным подзаголовок его работы: «Некоммунистический манифест». Ростоу абсолютизировал роль производительных сил в жизни общества, возведение потребления в основную ценностную ориентацию истории является спорным. Но эту теорию нужно воспринимать конкретно-исторически: она создавалась в тот период, когда шла острейшая борьба за влияние на социальное сознание народов «третьего мира», а лидер коммунистического лагеря грозился экономически «похоронить капитализм», к чему более столетия назад призывал «пролетариев всего мира» «Коммунистический манифест» Маркса и Энгельса.
Теория конвергенции (по-другому называемая «теория единого индустриального общества») более демократична, не так идеологически засорена, как теория Ростоу, более интеллектуальна. Арон, стремясь постичь законы истории, сосредоточил внимание на роли производительных сил в историческом процессе, на развернувшейся с начала 50-х годов научно-технической революции, затронувшей не только все сферы производства, но оказавшей влияние на характер общественных отношений, на состояние духовной жизни общества, межнациональные отношения.
Современная цивилизация, подчеркивал Арон, основывающаяся на научно-техническом прогрессе, сближает страны и народы, снижает идеологическое противостояние основных социально-экономических систем; культурно-исторические типы общежития конвергируют (приближаются, превращаются) в более высокие формы общежития, стремясь выравняться с уже имеющимися достижениями истории. Арон выступал против обострения отношений «Восток – Запад», предсказывал дрейф социализма в сторону западных социально-политических и культурных ценностей. И такой дрейф начался, когда с трибуны ООН лидер Советского Союза заговорил о приоритете общечеловеческих ценностей над социально-классовыми. Это явилось сигналом начала конца социализма. Для СССР теория конвергенции оказалась пророческой. Вот только ожидаемых «ценностей» Россия все никак приобрести не может: корабль придрейфовал к Западу с «пустым трюмом»! Историю делали «через колено». «Думали, как лучше, – получилось, как всегда».
Философия перед лицом современного мира и современных проблем.
Современный мир для философии (и не только для неё) – это всесоциально-экономические и политические реалии второй половины XX века, перебравшиеся в начало XXI столетия с их негативными и позитивными сторонами. Поскольку новое столетие выступает как следствие по отношению к веку минувшему, а слово «проблема» имеет смысл как чего-то нерешенного, недоделанного, то необходимо обратить внимание на тот клубок проблем, которыми отягощено сегодняшнее мировое сообщество, чтобы успешно развиваться дальше. Каждая форма бытия (а социальная материя – одна из таких форм) может успешно существовать и развиваться при условии, что все составляющие её элементы гармонизированы, уравновешены, составляют единое целое.
При первом, приближенном, подходе к обществу мы должны выделить в нем два основных составляющих элемента: сферу материального производства и сферу духовную, при этом каждая из них при более обстоятельном рассмотрении будет подразделяться еще на ряд своих специфических подсистем.
Если рассматривать состояние материального производства в глобальном масштабе, то продолжает оставаться деление современной цивилизации на высокоразвитые и слаборазвитые страны. Очевидно, эту диспропорцию человечеству предстоит решать в наступившем столетии, иначе этот разрыв будет постоянно увеличиваться и к концу столетия цивилизация будет поделена на два полюса: полюс богатства и полюс бедности, со всеми вытекающими отсюда последствиями, вплоть до открытых столкновений. Но развивающаяся мощь производства параллельно развивает и сопутствующее ему загрязнение окружающей среды, нарушение баланса в каждой из областей окружающей человека природы (геосфера, гидросфера, атмосфера), когда человек все больше привыкает смотреть на природу не как на ареал обитания, а как на источник сырьевых ресурсов, которые в его сознании измеряются пока что миллиардами (будь то тонны, баррели, кубометры, гектары и т.д.).
Но одновременно с этим растут и начинают измеряться так же в миллиардах объемы промышленно-бытовых отходов, причем «достижения человеческого гения» (полимерные материалы, пластмассы, стекло и т.п.) не усваиваются окружающей средой. Не вступают в общий круговорот вещества. Современное человечество, особенно в промышленно развитых странах, буквально задыхается в собственных испражнениях, а экзотических регионов на Земле остается все меньше. Выходит, что, насилуя природу, человечество подрубает тот сук, на котором сидит.
Серьезной проблемой является идущий повсюду процесс сокращения земледельческих площадей, при этом он активнее всего идет там, где уже сегодня ощущается их недостаток (Африка, Азия, Латинская Америка, – при активном приросте населения в этих регионах). Надежды на преодоление надвигающегося «мирового голода» с помощью выращивания мутантных культур иллюзорны, поскольку «оптимисты» не учитывают принцип универсальной связи всего со всем в живом организме, который формировал свою гармонию с окружающей средой многие миллионы лет. Акульи плавники уже превратились в деликатесную пищу для гурманов, предстоит освоить само мясо акул; людям будущего (если не конца столетия), возможно, придется оценить не только крокодилью кожу, но и мясо столь экзотического представителя живой фауны.
Не менее тревожным является и состояние духовного мира человека, формируемого под влиянием современной цивилизации. Цивилизация потребовала от каждого индивида основательной грамотности и высокого профессионализма. Практически подготовка каждого индивида к самостоятельной жизни и активной жизнедеятельности начинается с раннего детства, когда перед каждым ребенком ставится задача по усвоению всего богатства всех предыдущих цивилизаций. Человеку предстоит быть на уровне достижений современной науки, техники, технологий, мировой культуры. Его духовное «Я» превращается в хранилище информации, где уже нет места тому, что всегда определяли как «духовность». А бездуховность проявляется в равнодушии к чужой бедности, чужой неудаче, чужому горю, чужой судьбе, даже чужой жизни.
Уже ранние христиане отметили пагубность для человека такой болезни, как стяжательство. «Не собирайте себе сокровища на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут… Ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше», – с такими словами обращался Христос к слушающему Его народу (Матф. 6:19, 21). Но дух вещизма становится настоящим проклятием для современного цивилизованного человечества. Сегодня индивид ошарашен горами накопленных всем человечеством материальных и духовных богатств, призывным блеском витрин, рекламными зазывалами со страниц газет, с экранов телевизоров, где каждому во имя достижения «полного счастья» предлагают немедленно купить извивающуюся зубную щетку или невиданные в деревне часы, немедленно отправиться в путешествие, иначе проспишь всю экзотику бытия, – все это делает современный мир «страшным» для индивида. Ему предстоит или отвернуться от мира, или пуститься «во все тяжкие», чтобы как можно больше заиметь, приобрести, накопить. О своей и человеческой духовности останется подумать только в Светлое Христово Воскресение или в месяц «очищения» – «рамадан», поскольку в остальные дни года на размышления не остается времени: надо спешить как можно больше, любыми путями, умыкнуть и «спрятать под корягу». И глубоко ошибаются те, кто считает, что «умыкание» – это чисто российская болезнь.