подробнее остановлюсь на человеческой способности творить. Творчество автоматически подразумевает создание чего-то нового, т. е. чиновничье мышление для этого не подходит по определению, твочество это магия, и следовательно продукт деятельности центров мышления выше второго. Эта способность происходит из простейшей, к примеру, бытовой деятельности. Если человек делает, что-то понятное, привычное, то у него есть программа действий, и ему достаточно двух первых центров мышления. Но как только ситуация заставляет заняться чем-то новым, не совсем привычным, начинается, пусть и примитивный, процесс творчества, когда человек делает шаги на основе интуиции. Поэтому в большей или меньшей степени творчески мыслить, т. е. заставлять работать центры мышления выше второго, способны все человеческие существа.
В этой связи немного остановимся на технике стимулирования такой работы. Это в общем-то непросто. Желание через волевое усилие над собой, собраться, сосредоточиться, и творчески поработать – абсурдно. Такое волевое усилие делается через первый интеллектуальный центр, который будучи активно включен, блокирует высшие центры. Поскольку творчество это магия, то для достижения творческого состояния годится весь спектр приемов, подходящих для магии, в том числе и черной. Поэтому становится понятно, почему спивались или скатывались до наркомании многие творческие люди, почему некоторые из них занимались сексуальными извращениями. Если опять вспомнить «Маленькие трагедии» Пушкина и рассуждение о совместимости гения и злодейства, то мой ответ будет положительный. Гений и злодейство очень даже совместимы, более того, для некоторых типов, извращения, насилие и садизм, – способ перейти в творческое состояние. Конечно есть примеры личностей, которые умели достигать этого благодаря йогической практике, как Рерих или Тагоры, из которых наиболее известен Рабиндранад. Но это в общем-то экзотика. А основная масса простых творческих личностей довольствуется доступным им набором приемов, среди которых слабые наркотики типа алкоголя или курева занимают далеко не последнее место, но чуть подробнее остановимся на иных.
Во-первых, необходимо отключить центр чиновничьего мышления, во-вторых, заставить моторный заниматься простым, однообразным, почти физиологическим делом, желательно приятным, чтобы создать условия психологического комфорта, расслабленности. Таким делом может быть прогулка, небольшая физическая нагрузка типа бега трусцой или катания на велосипеде, у многих мыслительный процесс стимулируется едой. Именно так же физиологически действует и процесс речи. Когда начинаешь что-то вслух излагать, то и мысли лучше «приходят» в голову, в частности, этим отчасти объясняется привычка мысленного проговаривания, так называемого внутреннего диалога. Многие работники высокоинтеллектуального труда «любят» заниматься каким-то очень примитивным интеллектуальным занятием, к примеру, раскладывать несложные пасьянсы или разгадывать кроссворды. При достаточном навыке моторный центр выполняет эту несложную интеллектуальную работу, что служит хорошим фоном для медитации. Практически так же может действовать любая развлекательная программа, в которую не погружаешься. Это может быть и телевизор, и чтение, и что угодно другое, но оно должно быть как бы фоном для основной умственной деятельности, создавать психологический комфорт и не увлекать.
Чтобы перейти к дальнейшему изложению, сформулирую полную цепочку творческого процесса.
Внешний мир Идея Творческий результат Проверка Внешний мир
Внешний мир
Начинается все с внешнего мира. Он дает основание, исходный материал, толчок и стимул для всего творческого процесса. После этого следует идея. Далее, оформление идеи в форму, пригодную для усвоения внешним миром. Потом проверка полученного результата, на его адекватность внешнему миру. И только после этого выдача окончательного творческого результата внешнему миру. В полном объеме такая схема реализуется крайне редко, в жизни мы, как правило, имеем усеченные варианты. Однако каждый этап имеет свое значение и его отсутствие в том или ином случае приводит к ущербности всего процесса творчества. Без идеи и ее оформления в виде социально усваиваемого продукта, остальной мир никогда и не узнал бы об акте творчества. А форма этого готового продукта может быть самой различной, но обязательно удобной для общественного потребления, от просто высказанной вслух мысли в присутствии других, до более сложного объекта, как художественное полотно, литературное произведение, научная теория, оформленное изобретение и т. д.
Следующим существенным элементом творчества является проверка полученного результата на соответствие внешнему миру. Иногда, как будет показано ниже, это процесс не тривиальный, но даже в относительно простых случаях, когда это делается на основании формальной логики при помощи первого центра мышления, этому надо учиться, и далеко не каждый им владеет. Тот, кто этого не умеет, иногда может выдавать очень интересные идеи, нестандартные решения, но иногда и полнейший бред, при этом сам он, как правило, не в состоянии будет отличить одно от другого. Т. е. процесс формальной проверки не самый сложный, но необходимый элемент творчества, которым по-настоящему владеют далеко не все. В частности такой социальный феномен, который получил название «женской логики», состоит в следующем. Женская «любовь» к разговорам это физиологический продукт естественного отбора. Поэтому это достаточно любимое, а следовательно, психологически комфортное занятие, и приводит к рождению мыслей, которые тут же и высказываются. Теперь бы хорошо остановиться, проверить их корректность, совместимость одной с другой, но выясняется, что этому не совсем обучены, а к тому же очень не хочется прерывать приятный процесс говорения. В чем-то сходная картина имеет место в областях человеческой культуры, где формальная проверка невозможна или затруднена. В первую очередь это относится к различной творческой гуманитарной работе, к примеру, искусству. Процесс творчества здесь физиологически ни чем не отличается от любого творческого процесса. А при проверке в значительной мере отсутствуют объективные критерии, и стало быть возможен полный субъективизм, приход к единому мнению затруднен, более того, он зачастую конфликтен и болезненен. Поэтому, во-первых, большая часть этого контингента не обучена проверке, во-вторых, очень неохотно ей занимается, потому как из комфортного творческого состояния приходится переходить в существенно дискомфортное, в-третьих, здесь гораздо сложнее выявлять шарлатанов. Отсюда возникает множество социальных последствий. Частые ссоры, переходящие в распад, в творческих коллективах. Сильное влияние на популярные виды искусства, моды и временных тенденций, большой процент бездарей, повышенная роль имиджмэйкеров и т. д. Достаточно высокий процент среди некоторых профессиональных творческих групп как бы расслабленных, инфантильных людей, не от мира сего, которые почти постоянно пребывают в состоянии отключенного первого центра. И это не придурь, а форма существования в процессе творчества, которая из-за отсутствия производственной необходимости возвращения в реальный мир, т. е. перехода в состояние проверки, оказывается практически постоянной. Попытки заставить таких людей тянуть рутину, примитивную однообразную или просто требующую мелочной конкретности работу, будут болезненны для них, и самое главное, абсолютно бесперспективны.
В видах деятельности, где форма изложения творческого результата более формализована, а это относится к технике и особенно к математизированым областям знания, методы проверки лучше отработаны. Творческих личностей опять же немного, как и везде, но зато квалифицированно оценить уже полученный результат, способен почти каждый, работающий здесь. И идеальным инструментом для этого является математика. Однако и здесь люди зачастую трудятся сообща, осуществляя некоторое разделение труда. Один творит, дугой за ним формализует работу, включая проверку. Безусловно первый способен выполнить и вторую часть, но если это не было бы выгодно обоим, то такие творческие коллективы не складывались бы. Для личности, способной творить, тянуть рутину – тяжкое наказание, и она охотно идет на такое разделение труда. Творческий режим существования гораздо комфортнее, нежели обыденный. Наличие отработанной культуры формального изложения результатов деятельности, хорошо приспособленной для последующей проверки и использования, приводят к существенно иной научной культуре именно в этой среде. Поэтому, в частности, есть очень серьезная доля истины в утверждении, что в любой науке, науки ровно столько, сколько в ней математики. Именно в этих областях человеческого знания и сложился в первую очередь тот подход, который я в начале книги назвал научным. Естественно, его далеко не всегда удается перенести на все области человеческого творчества, но если за какую-либо науку, в которой пока еще не очень прижился научный подход, как к примеру философия или история, берутся люди с физико-математической культурой, то вероятность научного прорыва серьезно возрастает. Именно такой результат получился у авторов Новой Хронологии. И одна из причин, кроме социальных, уже указанных выше, почему их результаты отвергаются учеными-историками, состоит в том, что основная масса этих ученых пока еще не владеет научным методом мышления, а остается на позициях догматизма. Поэтому в условиях наличия противоречащих друг другу исторических материалов, ученые-историки видимо полагают, что вопрос установления истины будет решаться голосованием в их среде. Именно по этим причинам и я адресую эту свою работу к соответствующему контингенту, который способен относительно легко воспринимать новые идеи и работать с ними, а не тем, кого целый год большая толпа хором должна уговаривать (общественный гипноз, а не логика).
Творческий процесс по реконструкции истории, в условиях, когда возможна преднамеренная фальсификация, исторические материалы разрознены, зачастую противоречивы, особое значение и наибольшая сложность ложатся на этап проверки сформулированной идеи. Если в частности говорить о Новой Хронологии, то основная концепция сформулирована. Над ее оформлением пришлось творчески основательно поработать. Но далее, когда устанавливаются детали истории, выбор вариантов в каждом конкретном случае невелик. Наиболее творческим процессом становится не высказывание идеи, а ее проверка. Проверка превращается в сложную медитацию над идеей по поводу ее совместимости со всем историческим материалом, причем с учетом возможности его искажения, т. е. учет конкретных политических интересов и технической возможности для фальсификации, учет экономики, психологии и т. д. Из-за обилия фактического материала, нехватки времени, а может быть и умения, именно это не всегда делают авторы Новой Хронологии. Отсюда и набор наших расхождений в реконструкции истории. К примеру, они считают, что Христианство в Византии возникло до Христа, Крестовые походы начались еще при его жизни. Я допускаю это как вариант, но моя реконструкция представляется более логичной с множества точек зрения. Аналогично, вероятно, используя еврейские источники, они переносят слова «иудеи» на русскую почву, что психологически очень сложно смоделировать, т. к. слово «иуда» в русском языке не могло никогда иметь положительного значения. Т. е. в процессе этой реконструкции надо было выбрать психологически и технически оптимальный вариант для фальсификации, чтобы потом правильно реконструировать историю. Я таким вариантом посчитал еврейскую фальсификацию значения одного слова, которое невозможно было выкинуть из легенды, а по версии авторов Новой Хронологии, надо пренебречь отрицательным значением в Христианстве слова «иуда» и в древние времена, и в наше, не заметить определенного родства со словом «жид», причем употреблявшегося официально в резко отрицательном смысле, и назвать словом «иудеи» очень уважаемое сословие на Руси. Естественно, исходя из экономии мышления моя версия гораздо предпочтительнее, хотя она все равно остается только версией. Вполне может быть, что откроются новые данные, которые заставят и меня пересмотреть ее.
Наиболее сложной для творчества областью знания является философия. Во-первых,
