жерт¬вой идеалистического и негативистского понимания переходности исторической эпохи, переходности, темпы которой (от самодержавия к капитализму и империа¬лизму, а от них — к коммунизму) лавинообразно нара¬стали и которая в условиях современности приняла фор¬му перехода от капитализма к коммунизму во всемирно-историческом масштабе. «Происходит страшное ускоре¬ние времени, быстрота, за которой человек не может угнаться» — так реагировал Бердяев на изменение духа времени (25, 42). Призыв к борьбе против истории, при¬роды, объективной реальности казался наиболее «про¬стым» и радикальным решением. «Динамическая», эмо¬циональная, проповеднически-исповедальная форма обо¬снования и выражения в экзистенциализме Бердяева такой борьбы явилась альтернативой реальному дина¬мизму эпохи. И если объявлялась борьба с объективной реальностью, то это означало по крайней мере ее при¬знание. Бердяев хотел бороться не с понятием, идеей материи, как это раньше делал Дж. Беркли, а против самой объективной реальности.
«Свобода» и «дух» — основные категории философии позднего Бердяева, которые проникают у него все сферы реальности: космическую (природу), социальную, этиче¬скую, религиозно-мистическую. На них без труда можно указать через описание «подлинного» или «испорченно¬го» состояния этих сфер, но определить их, как таковые, довольно нелегко. «О духе нельзя выработать понятия Но можно уловить признаки духа, — замечает Бердяев. — Можно сказать, что такими признаками духа являются свобода, смысл, творческая активность, целостность, лю¬бовь, ценность, обращение к высшему божественному миру и единение с ним» (21, 32). Определение духа дает¬ся Бердяевым в ходе выяснения его отношения к природе, т. е. в аспекте основного вопроса философии. С присущей
156
ему экстравагантностью Бердяев заявляет: «Объективной реальности не существует, это лишь иллюзия сознания, существует лишь объективация реальности, порожден-ная известной направленностью духа… Первожизнь есть творческий акт, свобода; носительницей первожизни яв¬ляется личность, субъект, дух, а не «природа», не объект» (24, 311—312). Не подлежит никакому сомнению, что такая позиция, принимающая за первичное дух, является идеалистической. Сложнее обстоит дело с выяснением во¬проса о типе этого идеализма. Бердяевскую философию можно отнести к особой разновидности субъективного идеализма. Чтобы убедиться в этом, нужно подробнее рас¬смотреть некоторые детали бердяевской «пневматологии». Как было отмечено выше, Бердяев не отрицает суще-ствования объективного мира, как такового, но считает его неподлинным. Он убежден, что против него можно и должно бороться, можно и должно разрушить его, исходя из «духа», «свободы». «Мы, — подчеркивал Бердяев отли¬чие своей позиции от берклианской, — совсем не стоим перед дилеммой или признать подлинной реальностью объект, входящий в субъект познания, или совсем отри¬цать реальность, разлагая ее целиком в ощущения и по¬нятия, созидаемые субъектом. Самый субъект есть бытие, если уж употреблять это слово, и единственное подлин¬ное бытие есть бытие субъектов» (21, 13). Очевидно, объект не рассматривается Бердяевым как комплекс ощу¬щений (Мах) или как отчужденная идея (Гегель), тем не менее объективная реальность оказывается у него ка¬ким-то образом зависимой от бытия субъекта, вернее духа» субъекта (почему Бердяев и замечает мимохо¬дом: «если уж употреблять это слово», так как понятие «бытие» неприемлемо для него из-за неистребимой его натуралистичности). Природа, объекты не несут в себе «первожизни», ибо, по Бердяеву, «люди живут в объек¬тивированном мире совершенно так же, как будто бы он Выл наиреальнейшим миром. Но это мир знаков и сим¬волов…» (там же, 60). Бердяев утверждает, что носите¬лем подлинной первожизни является личность, которая объявляется духом и свободой. Это положение остается у него неизменным, несмотря на то что личность в силу «закона поляризации человеческого существования» мо¬жет стать рабски зависимой от природы, «неподлинной». В конечном счете все зависит от «установки духа», кото-
157
рая «свободно избирается» и не может быть обоснована чем-то более фундаментальным; она «не оправдывается», а «оправдывает», и о мотивах ее «невозможно спорить». Видимо, поэтому Бердяев не создал никакого разработан¬ного учения об «установке духа», хотя в своей философ¬ской автобиографии, как и во многих других работах, отмечал: «…все мне представлялось зависящим от на-правленности сознания, от установки духа» (24, 36—37). Если разъяснения сущности самой духовной установки относительно редки, то описания результатов двух ее про¬тивоположных направленностей образуют содержание центральных концепций его экзистенциализма — творче¬ства и объективации.
Учение об объективации имеет прямое отношение к ос¬новному вопросу философии, хотя и ставит его не в ас¬пекте первичности духа или природы, а в аспекте проис¬хождения природы, объектов, объективной реальности. «Объективность, — пишет он, — есть объективация, т. е. порождение известной направленности духа и субъекта» (там же, 345). В отличие от западноевропейской филосо-фии Нового времени, особенно немецкого классического идеализма, Бердяев ставит основной вопрос философии «антигносеологически». Его более интересует вопрос о реальных изменениях, борьбе и динамике, происходя¬щей между духом-субъектом и объективной реально¬стью. Бердяев подчеркивает, что он якобы идет дальше всякой гносеологии с ее бессильными, «гамлетовскими» рассуждениями о бытии, он желал бы, чтобы философия была не о чем-то, а чем-то, или, иначе говоря, чтобы описывались не гносеологические отношения между субъ¬ектом и объектом, а взлеты и падения, борьба и творче¬ство в недрах духовного бытия субъекта, по отношению к которому природа и объект всегда вторичны.
Поскольку объективация есть такая установка духа субъекта, которая характеризуется направленностью это¬го духа вовне, и поскольку объективный мир оказывается продуктом этого объективированного, застывшего духа, то перед Бердяевым встает не проблема истинности отра¬жения объективного мира субъектом, а нечто более ради¬кальное и фантастичное — задача изменения духовной установки и тем самым изменения мира. Уместно вспо¬мнить здесь оценку Марксом подобных методологических процедур: «Это требование изменить сознание сводится
158
к требованию иначе истолковать существующее, что зна¬чит признать его, дав ему иное истолкование» (1, 3, 18). Как религиозный мыслитель, Бердяев сталкивается в этом пункте с догмой христианства о творении мира бо¬гом, что несколько ограничивает волюнтаризм его экзи¬стенциальной философии.
Опасность, связанная с постоянной возможностью проникновения элементов объективного идеализма в эк¬зистенциальную пневматологию, устраняется за счет подчеркивания онтологической значимости «направлен¬ности» духа, которая целиком зависит от субъекта, так как быть духом н свободой личность «обречена», ибо она и есть дух н свобода либо в «подлинном», либо в «пад¬шем» и объективированном состоянии. Это означает, что субъективный идеализм берет верх. Солипсизм и иллю¬зионизм такой точки зрения маскируются воинствующей формой их выражения, когда перед субъективным духом, объявленным первичным, ставится задача полного пре¬образования мира, «объективированного» самим же субъективным духом. Бердяев так формулирует пробле¬му: «Есть ли объективация погружение духа в мир для его духовного завоевания, а возвращение внутреннего существования уход из мира?» «Это, — продолжает он, — есть основной вопрос и вопрос чрезвычайно трудный. Мы тут сталкиваемся с парадоксом духа. Объективация есть приспособление духа к состоянию мира, конформизм и неудача творческого акта духа, подчинение личного об¬щему, человеческого нечеловеческому, вдохновения за¬кону. Но в этом царстве объективации духовность может как раз принимать формы отрешенности от мира и ухода от мира, мировраждебная и жизневраждебная аскеза мо¬жет быть коррелятивна царству объективации. Возврат же духа внутрь подлинного существования может озна¬чать революционную активность в отношении к объекти-вированному состоянию мира, может быть восстанием свободы против детерминации, т. е. может означать внед¬рение духа в мир для его одухотворения и преображе¬ния» (21, 142). Главное, против чего предостерегает здесь Бердяев, — это опасность отрешенности духа от мира. Такая отрешенность, согласно общему замыслу его фило¬софии, означает отказ духа от самого себя, вернее от сво¬его объективированного состояния.
Волюнтаризм субъективного идеализма выражается
159
в требовании, чтобы дух «возвратился внутрь» не путем простой отрешенности от мира ( = объективированною состояния духа), но путем его деобъективации. Это и означает «революцию», «восстание» духа против приро¬ды, «преображение» мира и т. п. Учение об объектива¬ции было разработано Бердяевым достаточно детально Наиболее существенным в нем является вопрос о формах объективации духа. Не вдаваясь в подробности, можно вычленить следующие из них: объективация как эксте¬риоризация и овременение (пространство и время — это, по Бердяеву, формы объективированного духа), объекти¬вация как социализация, объективация как «охлаждение» творческих актов (превращение свободы в необходи¬мость, творчества в результат, вдохновения в закон и т. п.), объективация как символизация, объективация духа в сознании. Все эти конкретные формы объектива¬ции суть частные случаи фундаментального процесса объективации духа в бытие, они играют у Бердяева роль специфических экзистенциалов, вернее «антиэкзистенциа¬лов», бытия человека в мире (в «царстве объективации»).
Работа, проделанная им по мистификации объектив¬ного мира, подготовила плацдарм для той битвы с приро¬дой, обществом и сознанием, которую развернул Бердяев, объявив «революционное восстание» против «объективи¬рованного состояния мира». Без учения об объективации концепция творчества и свободы выглядела бы чересчур авантюристической и голословной. Так в свое время и была воспринята ранняя книга Бердяева «Философия свободы», когда его учение об объективации еще не по¬лучило ясного выражения (см. 111). Теперь же, когда мир рассматривался всего лишь как некое состояние, как объективация субъективного духа, оставалось только уточнить, какими способами деобъективировать его, «воз¬вратить» в дух и в каких терминах описать «преображен¬ное» состояние мира.
Для того чтобы лучше понять бердяевскую концепцию творчества, ее удобнее всего представить как ряд требо¬ваний, предъявляемых к субъекту, требований, выполне¬ние которых делает личность «экзистенциальной», непо¬средственной носительницей «преображенного» мира, по¬длинным воплощением духа, свободы и реальности. Как уже отмечалось, первым шагом в «революции духа» яв-ляется «изменение установки духа». Поскольку дух для
160
Бердяева означает целостность личности, то изменение установки духа должно сопровождаться концентрацией всех способностей человеческой личности вокруг ее ядра — духа. Среди главных из них он называет религи¬озную веру, волю, свободу, творческий экстаз.
Бердяев был философом-мистиком, относившим себя к христианству православного типа, причем его религи¬озность была настолько тоталитарной, что вторгалась и в область философских интуиции. Так, религиозная вера и направленность духа к богу объявлялись необходимы¬ми условиями «духовной революции» и «разрушения» объективированного мира. С тех же позиций решается и проблема времени. Наиболее стабильной в этом отноше¬нии является идея обращенности личности к концу, т. е. идея эсхатологической направленности духа. Про¬блема времени связывается с решением вопроса об отно¬шении его к вечности. Но и здесь «экзистенциальное вре¬мя» (понятие, введенное Бердяевым) означает «конец» физического, «дурного» времени (прошлого, настоящего и будущего) и приобщение к вечности в «Мгновениях» религиозно-мистического экстаза (творчества). «Творче¬ская духовная жизнь, — писал он уже в «Смысле твор¬чества», — не есть движение по плоскости, это движение вертикальное, ввысь и вглубь. Это вертикальное глубин¬ное движение в мире проецируется на плоскости и внеш¬не воспринимается как перемещение точек пересечения плоскости перпендикулярами. Поверхностное сознание видит лишь плоскостное движение… Сознание глубин¬ное видит движение вертикальное. Ныне, на космиче¬ском перевале, так глубоко изменяет мир вертикальное движение, что происходит перемещение плоскостей, про¬исходит распластование и распыление мира и переход в иное измерение» (13, 329). Время, как и все, на что обращалось религиозно-идеалистическое мышление Бер¬дяева, мистифицировалось и переставало рассматривать¬ся как форма существования объективной реальности.
Бердяев неустанно призывал к «разрушению» созна¬ния, считая эту процедуру самым верным