абстрактность деклараций бого¬искателей была следствием как ненаучности самого их
27
мировоззрения, так и двойственности социального поло¬жения, в котором оказалась буржуазия и ее идеологи накануне первой русской революции. Эта двойственность состояла в исторической необходимости выступлений бур¬жуазии против абсолютизма (отсюда ее демократические лозунги) и против пролетариата (что обусловливало ее контрреволюционные поползновения). Поставленные ме-жду самодержавием и пролетарским движением либе¬ральничающие лидеры богоискательства вынуждены бы¬ли, с одной стороны, заигрывать как с господствующей идеологией, так и с марксизмом, а с другой — «вести борьбу на два фронта». В. И. Ленин следующим образом охарактеризовал эту ситуацию: «Психологически неиз¬бежны также, при положении буржуазии между молотом и наковальней, идеалистические фразы, которыми опери¬рует теперь с таким безвкусием наш либерализм вообще и его излюбленные философы в особенности» (2, 10, 200). Примером одной из таких «идеалистических фраз» может служить высказывание Булгакова о «великих задачах», стоящих перед богоискательством: «…политическое рас¬крепощение, экономическое возрождение, культурный ре-нессанс и религиозная реформация» (36, 358). Насколько нереалистичными и беспочвенными были эти «великие задачи», говорят социально-философские идеи Мереж¬ковского, Бердяева и Булгакова, выступивших в эти годы с проектами, в которых религиозно-мистические идеи со¬четались с псевдорадикальной, анархо-революционной и даже абстрактно-социалистической фразеологией.
В таких работах, как «Грядущий Хам», «Не мир, но меч», Мережковский громче всех пророчествовал о ми¬стико-революционном превращении крестьянской общи¬ны в «христианскую общественность», о «религиозной революции», о «Третьем завете» как новой послехристи¬анской религии св. Духа и т. п. «…Революция, — писал он в годы первой русской революции, — сойдет с тепе¬решней плоскости своей, социально-политической, в глу¬бину религиозную, которая, впрочем, включит и эту плос¬кость, как третье измерение включает второе» (75, 13, 96).
Несколько ранее в статье с характерным названием «Теперь или никогда» он призывал русскую церковь по¬рвать связь с «отжившими формами русской бюрокра¬тической государственности» и вступить в союз с русским
28
народом и русской интеллигенцией в борьбе «за великое общественно-политическое обновление и освобождение России».
Н. Бердяев в 1907 г. опубликовал работу «Новое рели¬гиозное сознание и общественность», написанную под влиянием Мережковского и под впечатлением револю¬ционных событий. С еще не совсем определившихся рели¬гиозно-философских позиций в ней была предпринята попытка позитивно решить проблему социальной реали¬зации «нового религиозного сознания». В этой первой книге Бердяева — религиозного философа был собран пе¬стрый конгломерат положений «мистического анархиз¬ма», ницшеанства, антимарксизма и религиозного модер¬низма.
Вслед за Мережковским он ратовал за «новую» религию, которая «должна быть более чем христианской, она должна быть религией богочеловеческой, религией совершенного соединения божества и человечества, со¬вершенным воплощением духа в жизни человечества, вос¬полнением и дополнением истины христианства» (10, 47). «Истинной», «праведной и святой революцией», по Бер-дяеву, оказывалась не реальная революция 1905— 1907 гг., а «революция духа». Критикуя научный социа¬лизм за атеизм, Бердяев выступает за соединение «эво¬люционно-реформаторского социализма» с религией как началом, единственно способным «оправдать» этот «ней¬тральный социализм». В конечном счете в качестве обще¬ственного идеала им был предложен неопределенный и противоречивый проект новой — после Вл. Соловьева — теократии. «Вселенская церковь нам грезится, — писал он, — а не вселенское государство, теократия, царство бо¬жие и на земле, а не царство кесаря и иной власти чело¬веческой. Общинный, внегосударственный социализм, органически развивающийся из земского хозяйства в широком смысле этого слова, связанный с органически перерожденной в первоосновах общественной тканию, вполне соединим с свободной теократией» (там же, 95).
Такое нагромождение совершенно несовместимых и к тому же до неузнаваемости деформированных теорий — от «социалистических» идей до построений Вл. Соловье¬ва — весьма характерно для Бердяева. Это был хаос фи¬лософских влияний, усугубленный к тому же фрагментар-
29
ным стилем мышления и соответствующий не установив¬шейся еще философской позиции. Об этом говорит хотя бы то обстоятельство, что идеи земского, буржуазно-демократического «освобожденства» странным образом соединены здесь с идеями общинного социализма и тео¬кратии. Пожалуй, осторожнее других была выражена точка зрения С. Булгакова, до перехода на религиозные позиции много писавшего на темы политической эконо¬мии и, может быть, поэтому скептически относившегося к фантастическим проектам Мережковского и Бердяева. Еще в 1904 г. он стремился убедить читателей «Нового пути», что «идеализм» как направление не отрицает ни народнической, ни марксистской программы, а «молча¬ливо» к ним примыкает. «…То, в чем «идеализм», тоже как «направление», мог бы противопоставлять себя и марксизму, и народничеству, касается больше всего теоретических, философских основ миросозерцания, а не очередных вопросов практической политики» (34, 266).
Накануне первой буржуазно-демократической рево¬люции в России Булгаков понимал, что у буржуазной демократии и пролетариата имеются некоторые общие задачи, особенно в области «очередных вопросов практи¬ческой политики», что нашло выражение в его призыве к консолидации антисамодержавных сил под либераль¬ными знаменами «нового религиозного сознания». Он предлагал соединить аграрную программу народников и «классовый интерес» марксизма с религиозно-антрополо¬гическими и этическими идеями «идеалистов». Вся эта «общественная и правовая» программа, заключал он, «может быть охарактеризована как либерализм…» (там же, 269). Булгаков в данном случае довольно рельефно выразил общую предреволюционную тенденцию либера¬лизма — превратить рабочее и революционно-демократи¬ческое (крестьянское) движение в «хвост либерализма» (В. И. Ленин).
Уже в начале 900-х годов Ленин сделал вывод о том, что союзниками пролетариата в буржуазно-демократиче¬ской революции будут не либеральные буржуа, а кресть¬янство, что буржуазия будет играть в сущности контр¬революционную роль. Революционные события 1905— 1907 гг. подтвердили правильность ленинских выво¬дов.
30
§ 4 Реакционная роль богоискательства в годы первой русской революции и ее поражения
Богоискательство не сыграло какой-либо заметной положительной роли в буржуазно-демократической рево¬люции 1905 г.: антисамодержавные настроения вполне уравновешивались в нем чувствами антимарксистскими и антипролетарскими, поэтому «акт 17 октября» был вос¬принят кадетами и представителями «нового религиоз¬ного сознания» как удобный повод для того, чтобы за-явить об «окончании» революции и о бессмысленности дальнейших выступлений трудящихся против царизма. Впоследствии, оценивая историческую роль русского ли¬берализма и его идеологов, В. И. Ленин с убийственной иронией писал: «Эти трусы, болтуны, самовлюбленные нарциссы и гамлетики махали картонным мечом — и даже монархии не уничтожили!» (2, 44, 145). «Политиче¬ская совесть» и «политический ум» богоискателей, в боль¬шинстве своем примыкавших к кадетам, состояли, по сло¬вам В. И. Ленина, «в том, чтобы пресмыкаться пред тем, кто сейчас сильнее, чтобы путаться в ногах у борющихся, мешать то одной, то другой стороне, притуплять борьбу и отуплять революционное сознание народа, ведущего отчаянную борьбу за свободу» (там же, 12, 289). Де¬кабрьское вооруженное восстание в Москве, дальнейшее развитие революционных событий в России, а после по¬ражения революции захлестнувшая страну жестокая ре¬акция царизма — все это в совокупности повлекло за со-бой решительное изменение социальной психологии буржуазно-помещичьей интеллигенции, решительную пе¬реоценку ею задач, целей общественного развития и даже философии истории России.
Одним из первых с попыткой такого пересмотра выступил П. Струве. Социальные взгляды Струве не были связаны с определенной религиозно-философской программой. Он признавал правомерность и необходимость мистики, защищал религиозную веру, считал религию важнейшим фактором общественной жизни, но никакого систематического выражения религиозность Струве в его многочисленных очерках и статьях не получила. В лагере богоискателей Струве занимал особое место. Он всегда оказывал большое влияние на социально-полити-
31
ческие взгляды ведущих его представителей: Бердяева Булгакова, Франка и др. Струве, кроме того, был тесно связан с «новым религиозным сознанием» организацион¬но. Он был вдохновителем и участником важнейших сборников религиозно-философских буржуазных идеоло¬гов: «Проблем идеализма» (1903), «Вех» (1909), «Из глу¬бины» (1918).
В 1908 г. Струве откровенно и прямолинейно заявлял: «В дни ноябрьского (1905 г. — В. К.) опьянения револю¬ционными речами вся та интеллигенция, которая нахо¬дилась вне кадров присяжной «революции», и в том числе и кадеты, должны были не стоять в стороне и мудро качать головой, а в мертвой схватке сразиться с рево¬люционным безумием, повести — перед народным созна¬нием — беспощадную борьбу с ним. Люди, которые так думали и так чувствовали в то время, находились, к со-жалению, в полном одиночестве» (117, 41). «Великий мастер ренегатства», как называл его Ленин, и здесь, как обычно, писал с изрядной долей лжи и лицемерия. «Интеллигенция», которую имел в виду Струве, не нахо¬дилась в одиночестве в своей оппозиции и нападках на революцию. Как часть буржуазии, она выступала против революционных масс, а в период реакции стала верной прислужницей самодержавия и контрреволюции. «Нигде в мире, может быть, буржуазия, — писал В. И. Ленин, — не проявила в буржуазной революции такого реакцион¬ного зверства, такого тесного союза со старой властью, такой «свободы» от чего-нибудь хоть отдаленно похо¬жего на искренние симпатии к культуре, к прогрес¬су, к охране человеческого достоинства, как у нас…» (2, 16, 65).
Специфическим признаком извращенности религи¬озно-философского сознания буржуазной интеллигенции явилась тенденция рассматривать все наиболее актуаль¬ные проблемы идейной борьбы, общественной жизни и даже философию истории России через призму вопроса о роли и сущности интеллигенции. Причина такого под¬хода состояла не только в том, что передовая русская интеллигенция с середины XIX в. играла действительно выдающуюся роль в жизни общества, но и в том, что «новое религиозное сознание» намеренно рассматривало ее как единую, замкнутую, едва ли не сектантскую про¬слойку, которая тем не менее должна духовно руководить
32
массами и вести их за собой. И коль скоро роль «бессословной» интеллигенции — «соли земли рус-ской» — объявлялась основной для судеб России, то, следовательно, отечественная история, ее перспектива оказывалась зависимой в решающей степени от религи¬озных (или атеистических), философских, моральных, социологических воззрений и политических действий ин¬теллигенции. Другими словами, вся общественная жизнь России ставилась в зависимость от «интеллигенции во-обще», превращалась как бы в ее внутреннее дело.
Обсуждая проблему интеллигенции, богоискатели ско¬рее умышленно, чем по недоразумению создали ряд дву¬смысленностей. Во-первых, то они относили самих себя к одному из направлений интеллигенции, то говорили об интеллигенции как бы со стороны, не причисляя себя к ней. Во-вторых, то они усматривали свои истоки (от¬части) в революционно-демократической, то в религиоз¬но-идеалистической либеральной и консервативной ин¬теллигенции. Этот, по выражению Ленина, «искусствен¬ный, запутывающий дело способ выражения» имел определенные тактические и психологические основания. Главная цель запутывающей манипуляции с объемом и содержанием понятия «интеллигенция» заключалась в том, чтобы критика интеллигенции приняла форму ее самокритики, особенно же самокритики революционно-демократической интеллигенции. Веховцам важно было выступить в качестве лиц, принадлежащих к интеллиген¬ции и будто бы имеющих в силу этого какое-то особое моральное право на такую критику. С другой стороны, «новое религиозное сознание», выступая от имени интел¬лигенции, претендовало после критического разбора «инакомыслящих» (народнического и марксистского) на¬правлений на то, чтобы «примирить» и «объединить» во¬круг себя «покаявшуюся», «прощенную» (религиозной интеллигенцией) всю русскую интеллигенцию.
Особенно рельефно
