книге «Шаблоны советской мысли» исходит, казалось бы, из здравой идеи, когда пишет: «Русская мысль в последние десятилетия XIX в. различным образом подготавливала интеллектуальную почву для восприятия марксизма в России; и ленинизм является не только плодом марксиз¬ма, но также и русской почвы» (148, 113). После такого утверждения для выявления специфики ленинизма самым подходящим делом был бы конкретный анализ истори¬ческой и идеологической ситуации в России последней трети XIX в., ведущих общественно-политических и мировоззренческих направлений, их классовых и экономиче¬ских основ, а коль скоро речь идет о марксизме в России, то и ленинских работ, где всесторонне анализируется как политическая атмосфера, так и основные перипетии борь¬бы идей не только на русской, но и на западноевропей¬ской почве.
Деджордж, однако, пошел по другому пути. Он по сути перечислил давно известные стереотипы, в плену которых он осознанно либо неосознанно оказался. «Вну¬три русской традиции, — повторяет он зады веховско-эмигрантской мифологии, — могут быть найдены русское мессианистическое сознание, придающее особое значение будущему, с его мечтою о «Москве — Третьем Риме», объ¬единяющем Восток и Запад, острое моральное чувство зол капитализма и буржуазного мещанства с сопутствую-щим подчеркиванием общинной жизни и собственности, внимание к социальным и этическим проблемам, скорее чем к чисто спекулятивным философским вопросам» (там же).
«Русская традиция» в понимании Деджорджа пред¬стает как набор религиозных и моральных характери¬стик, произвольно выхваченных из социальной психоло¬гии угнетенных классов («чувство зла капитализма» и т. п.). Не надо обладать особым воображением, чтобы представить, какую нелепую интерпретацию получает проблема генезиса ленинизма и советской философской науки в изложении этого антикоммуниста.
Один из «отцов» современной «советологии», И. Бо¬хеньский, охотно прибегает к приемам фальсификации, отмеченным выше. Собственные (неотомистские) взгля¬ды Бохеньского далеки от идей русских религиозных
276
философов. Однако роднящая их религиозность застав¬ляет его «соблазниться» и вслед за русскими религиоз¬ными философами истолковывать марксизм-ленинизм в терминах христианской мифологии: «Коммунистическая целевая установка, эсхатология ложна, так как не соот¬ветствует действительным человеческим стремлениям. Она пренебрегает большей частью потребностей чело¬века и посредством смысловой подтасовки ставит на ме¬сто (подлинного) стремления к счастью, свойственного реальному отдельному человеку, «счастье» мифического будущего общества» (143, 640). Такое искажение научно обоснованных в марксизме коммунистических идеалов не случайно, оно полностью согласуется с основными мето¬дологическими принципами антикоммунизма. С точки зрения Бохеньского, имеется три «компонента» в маркси¬стско-ленинской идеологии, и прежде всего в филосо¬фии, — «основная догма, систематическая надстройка и неклассифицируемые доктрины» (145, 7). Примеры «ос¬новных догм»: «человечество эволюционирует к лучшему состоянию», «это развитие необходимо», «атеизм», «тео¬рия классов и классовой борьбы» и т. д.
Бохеньский — достаточно опытный антикоммунист, чтобы не знать, что марксистско-ленинская философия — это наука, имеющая строгое экономическое, историческое, естественнонаучное и методологическое обоснова¬ние. Поэтому и все то, что он называет «догмами», не дано откровением, а добыто в результате глубоких науч¬ных исследований, обобщений достижений естественных и общественных наук и социальной практики. Видимо, поэтому Бохеньский уводит разговор о марксистских «догмах» совсем в другую сторону. По его мнению, они являются «догмами», так как, во-первых, «не подчиня¬ются никакому изменению» и, во-вторых, потому, «что нет свободы среди коммунистов интерпретировать их раз¬личным образом» (там же, 8).
Как известно, Бохеньский — специалист не только в области «советологии», но и логики. Однако, как анти¬коммунист, он встает в данном случае на дорогу софи¬стики, а не логики, подменяя анализ генезиса сущности и основных обобщений (не догм!) марксизма-ленинизма вопросом о человеческих отношениях по поводу идей. Но и здесь, если заключать от противного, он готов назвать «недогматическим» коммунистом того, кто изменит основ-
277
ным выводам марксистской философии и научного ком¬мунизма, т. е. если марксист… перестанет им быть.
Миф об ортодоксальности и догматизме ленинизма входит в арсенал современного антикоммунизма уже в качестве аксиомы. Этот предрассудок был заимствован в основном у веховцев и контрреволюционных эмигрант¬ских философов, экстраполировавших свой вымысел о «национальном догматизме» русской души на проле¬тарское мировоззрение. Враги марксизма упорно не же¬лают признавать того факта, что марксизм-ленинизм — это научная идеология, не догма, а руководство к дей¬ствию. Революционно-преобразующий, действенный и творческий характер марксизма-ленинизма нашел свое грандиозное воплощение в построении в СССР развитого социализма, в образовании мировой социалистической системы и все более широком развертывании мирового революционного процесса.
Влияние религиозно-идеалистических установок рус¬ских мистиков без труда прослеживается в неотомистской линии клерикального антикоммунизма. Несмотря на то что Бохеньский, например, чужд экзистенциалистскому типу иррационализма, присущего взглядам многих рус¬ских религиозных философов XX в., однако и он для ха¬рактеристики интеллектуальных и социально-психологи¬ческих традиций в России обращается к давно изношен¬ным веховско-богоискательским идеям. «Может быть, неправильно говорить о «русской душе», — с нехарактер¬ной для него двусмысленностью замечает он, — но никто всерьез не может отрицать крайне догматическую и спе¬кулятивную позицию многих предшественников Ленина в России» (146, 5). Как и подавляющее большинство со¬временных «советологов», Бохеньский находится под гип¬нозом стереотипов, выработанных контрреволюционной веховской философией. Религиозно-мистические легенды о «русской душе», сочиненные Бердяевым, Зеньковским и др., суть не что иное, как пропагандистская гипертро¬фия религиозно-мещанских представлений о националь¬ных традициях. Эти представления расцвели в эпоху кризиса эксплуататорской России в сознании ее реакци¬онных и декадентских апологетов, напуганных надвигав¬шимся крахом устарелой надстройки, испугавшихся идей социализма и подъема революционного творчества на¬родных масс.
278
В. И. Ленин указывал на то, что абстрактные и туман¬ные разглагольствования о существовании какой-то ми¬стической национальной «души» в аспекте социальном представляют собой разговоры мещан и обывателей о своей собственной «душе», которая в своем одинаково ненаучном, убогом и реакционном содержании интер¬национальна. Это, как писал В. И. Ленин А. М. Горь¬кому, — продукт «тупого мещанства, хрупкой обыватель¬щины, мечтательного «самооплевания» филистеров и мелких буржуа, «отчаявшихся и уставших» (как Вы из¬волили очень верно сказать про душу — только не «рус-скую» надо бы говорить, а мещанскую, ибо еврейская, итальянская, английская — все один черт, везде парши¬вое мещанство одинаково гнусно, а «демократическое мещанство», занятое идейным труположством, сугубо гнусно)» (2, 48, 227—228). Как раз на такой мещанской точке зрения стоит в данном случае и Бохеньский, обра¬щающийся к истлевшим богоискательским представле¬ниям об извечном «догматизме» «русской души». Крайне сомнительные спекуляции вокруг вопроса о душе пона¬добились ему, чтобы внести свой вклад в фальсифика¬цию проблем идейных истоков ленинизма. В «программ¬ной» статье «О советских исследованиях» («On Soviet Studies» — точнее было бы сказать «О советологических исследованиях») ленинизм объявляется результатом ус¬ловий, «целиком отличающихся от условий Англии и Германии 1850 г.». Кроме того, «духовная почва» Ленина «сильно отличалась» от «духовной почвы» Маркса. «До¬статочно назвать такие имена, — продолжает Бохень-ский, — как Белинский, Чернышевский, Нечаев, Ткачев и Огарев, чтобы понять это» (144, 6).
Разбирая высказывания этого антикоммуниста, посто¬янно приходится отделять истину от лжи и полулжи, так как вопрос о происхождении ленинизма запутан и извра¬щен им очень искусно. То, что исторические условия воз¬никновения ленинизма отличались от условий, в которых формировался марксизм, — факт очевидный. Но его не¬обходимо правильно истолковать. Объект исторического анализа как для Маркса, так и для Ленина был в прин¬ципе одним и тем же — капиталистическая общественно-экономическая формация; между тем капитализм, не из¬менив своей эксплуататорской сущности и основных зако¬нов своего существования, перешел в свою высшую и
279
последнюю стадию развития — империалистическую. Опираясь на работы Маркса и Энгельса, Ленин в новых исторических условиях продолжил, развил и обогатил марксистское учение. Понятия «продолжил», «развил», «обогатил», «углубил» и т. п. наиболее адекватны для описания отношения Ленина к наследию Маркса и Эн¬гельса. Бохеньский же искусственно раздувает факт раз¬личия эпох, «духовных основ» и личных качеств с целью вырыть пропасть между ленинизмом и марксизмом *. Что же касается предшественников ленинизма в России, то действительно революционно-демократическая и ма¬териалистическая традиция высоко оценивалась Лени¬ным. Но это не исключало критической переработки им передовых общественно-политических и философских идей. И во всяком случае Ленин не имел никакого сочув¬ствия к заговорщицкой тактике и бланкистским идеям Нечаева и Ткачева (мысль эта навеяна Бохеньскому опять-таки Бердяевым). Хорошо известна целеустремлен¬ная борьба Ленина против всяческих форм левачества, псевдореволюционности и авантюризма.
Особенно рельефно идейная нищета, антинаучность и предвзятость современных антикоммунистов проявляется тогда, когда они принимаются за создание различных по¬пулярных пособий и практических «руководств» по «изу¬чению» коммунизма для студентов своих стран. Образчи¬ком такого шарлатанского использования религиозно-мистических и антикоммунистических идей русской религиозной философии (наряду с другими «советологи¬ческими» приемами) в борьбе с марксизмом-ленинизмом и советской философской наукой на поприще дезинфор¬мации учащихся высших учебных заведений может слу¬жить «Руководство по марксистской философии», издан¬ное в США в 1972 г.
Казалось бы, авторов «пособия» нельзя заподозрить в несерьезном отношении к делу. «Марксизм, — пишет тот же Бохеньский в предисловии, — оправданно являет¬ся объектом широко распространенного интереса, так как он составляет теоретический базис нескольких могуще¬ственных политических организаций. Он не лишен также
* Не случайно этот фрейбургский иезуит изобрел бессмысленное словосочетание «советско-русский диалектический материализм». В этом он вполне ученик Бердяева, создавшего фантом «русский коммунизм».
280
и чисто философского интереса… К сожалению, изуче¬ние марксизма и особенно философского аспекта мар¬ксизма было предметом многочисленной вводящей в за¬блуждение литературы, написанной либо людьми, не знающими объекта, либо пропагандистами…» (150, 1). Характерен в этой связи пример, приводимый Бохень¬ским: «Я видел недавно обширную библиографию о мар¬ксизме, данную студентам в респектабельном американ¬ском университете. Она содержала около 200 названий, но (а) ни одной работы Ленина, (b) практически не упо¬мянуто ни одной серьезной западной работы о марксист¬ской философии, (с) она содержала огромное число книг, написанных авторами, так же информированными, как тот незадачливый преподаватель, который составил эту библиографию. Очевидно, студенты, руководимые таким образом, могут быть только введены в заблуждение; они никогда не поймут, что такое марксизм» (там же).
Факт, приводимый Бохеньским, вполне мог иметь ме¬сто, и ничего удивительного в этом нет. Любопытно дру¬гое. Когда «советологи» всерьез критикуют своих коллег по профессии (что случается не так часто), они никогда не приводят конкретных имен, названий книг и т. п. (как этого не делает в данном случае и Бохеньский). Такая критика всегда абстрактна и подчиняется тому же за¬кону рекламы: если фирма доказывает, что ее товар луч¬ше, она, сравнивая его с другими образцами, никогда не называет марку и фирму-производителя последних. В этом смысле Бохеньский не оригинален. К тому же его «товар», как это будет видно из дальнейшего, имеет такие изъяны, которые непростительны даже самому невеже¬ственному антикоммунисту.
Не отказывая Бохеньскому в справедливости оценки работ, фабрикуемых буржуазными авторами, эту оценку следует рассматривать не более как своего рода коммер¬чески-рекламный трюк. Является фактом, что антиком¬мунистическая индустрия не целиком находится на дота¬циях монополий, фондов мультимиллионеров, специаль¬ных правительственных служб и т. п. Это относится н к «советологической» и антикоммунистической литерату¬ре, которая, как и всякий товар на капиталистическом рынке, подчиняется его законам. Реклама и прочие атри¬буты «свободного рынка» широко
