используются автора¬ми, издателями и распространителями продукции подоб-
281
ного рода. Законам конъюнктуры и конкуренции подчи¬няются и различные «центры по изучению России» в высших учебных заведениях, они так же, как и другие подразделения институтов и университетов, вынуждены заниматься саморекламой, быть динамичными и гибкими в борьбе за выживание.
Показательны уже те советы, которые предлагает авторский коллектив (И. Бохеньский, Ф. Эдельманн, Т. Блейкли, Дж. Клайн, Дж. О’Роурк, Д. Маккарти и др.) читателю, желающему изучать марксистскую филосо¬фию. «1. Не читай книгу, — наставляют они американ¬ского студента, — прежде чем не будешь информирован заслуживающим доверия авторитетным источником, что это хорошая книга. Конечно, это правило трудно приме¬нять. Но пытайся. 2. Не читай авторов, которые очевидно не являются действительными специалистами в этой об¬ласти». После этого, полагают члены команды Бохень¬ского (так он сам называет коллектив составителей-редакторов), предупрежденный и несколько напуганный читатель готов поверить в искреннюю заботу о нем, тут-то ему и подсовывается третий совет: «3. Сначала читай введение в предмет. Настоящая книга не является таким введением, но ее назначение — скорее до некоторой сте¬пени заменить заслуживающий доверие авторитетный источник, о котором упомянуто выше» (там же, 8). И только после таких оболванивающих рекомендаций «специалисты» из «свободного мира» советуют присту¬пать к чтению оригинальных текстов. Но быть может, «введения», которые рекомендуются в «руководстве по марксистской философии», действительно объективны и серьезны? Ничуть не бывало. Рекомендуются, например, сочинение известного антикоммуниста Р. Ханта «Теория и практика коммунизма» и книга его не менее враждеб-ного марксизму коллеги X. Эктона «Иллюзия эпохи: марксизм-ленинизм как философское кредо».
По своему низкому качеству «руководство» не отли¬чается от рекомендуемых им «введений». Например, в разделе «В. И. Ленин» сказано буквально следующее: «Он (В.И. Ленин. — В. К.) возвратился из ссылки после того, как царь был свергнут, и возглавил государствен¬ный переворот против социалистической революции» (там же, 46). Сотни миллионов людей знают, что Ленин был вождем первой в мире победоносной социалистиче-
282
ской революции. В написанное составителями «руковод¬ства» трудно поверить, но английский текст настолько ясен, что ошибиться в переводе просто невозможно: «Не returned from exile after the Czar was overthrown and led a coup against the socialist revolution». Бохеньского и его соавторов подвела здесь не какая-то «узкая специализа¬ция» (они считают себя философами, а не историками), а ненависть к марксизму-ленинизму и СССР. В угоду этой негативной страсти они и пошли на такую заведо¬мую ложь.
Для понимания сущности ленинизма наряду с други¬ми «авторитетными» источниками авторы «руководства» рекомендуют все те же книги «Истоки и смысл русского коммунизма» Бердяева и «Историю русской философии» Зеньковского. Если первая, по мнению антикоммунисти¬ческой «команды Бохеньского», показывает, что «отсут¬ствие критической традиции является причиной догма-тизма в русской интеллектуальной истории вообще и в советской ветви марксизма в особенности», то двухтом¬ник Зеньковского (вводные части) рекомендуется с целью уяснения основного различия между русской и западной философией *.
Идея «специфического», т. е. национально-народни¬чески-мистического, «истока» ленинизма взята на воору¬жение не только философствующими «советологами», но и антикоммунистами-политиками, историками, журнали¬стами-международниками и т. п. Это, собственно, и озна¬чает, что религиозно-мистическое наследие включено (правда, в несколько трансформированном виде) в исход¬ные установки, базовые теории и стратегические идеи современных идеологов антикоммунизма всех профилей. Так, достаточно известные представители этого воинства 3. Бжезинский и С. Хантингтон видят историческую осно¬ву «советской идеологии» примерно там же, где ее искали русские контрреволюционеры-мистики. «Понятие «Треть¬его Рима», — пишут Бжезинский и Хантингтон, — было полезным для власти, так как оно сочетало обращение
* Именно во вводных частях 1-го тома Зеньковский утверждает, что сутью «русского философского творчества» является «восприятие мира в лучах пасхальных переживаний…» (61, 1, 38—39). Вот вам и «основа» различия между русской и западной философией, о кото¬рой сегодня так охотно рассуждают западные «советологи», демон¬стрируя тем самым примитивный уровень своих изысканий.
283
к государственному национализму… с обращением к русскому религиозному православному чувству, которое настраивало людей против чуждых национальных и ре¬лигиозных сил» (147, 24). Далее идет в ход «интелли¬гентско-веховская» концепция философии истории Рос¬сии: будучи подавленной политической тиранией, интел¬лигенция породила широкий круг идей «от крайнего пессимизма до наивного утопизма», т. е. западничества и славянофильства, по их терминологии. «Эта сопутст¬вующая традиция, — продолжают они, — была отмечена склонностью к политическому мессианизму — пристрасти¬ем к абстрактным, абсолютным принципам, часто с обер¬тонами утопизма — почти как форма психологической компенсации за лишения и угрозы очень тонким револю¬ционным связям с жизнью, за чувство отчужденности интеллектуалов перед лицом политического и социаль¬ного крушения» (там же, 26—27).
Нагромождение домыслов и попытка представить СССР как духовного и политического наследника всякого рода националистических, утопических и мессианских «традиций» имеет совершенно открытую политическую цель — посеять подозрения к задачам политики мирного сосуществования, целям коммунистического строитель¬ства.
И это становится ясным, когда Бжезинский, Хан¬тингтон и им подобные подводят читателя к выводу, что «в России относительно простой доктринальный абсолю¬тизм Победоносцева был заменен относительно более усовершенствованным идеологическим абсолютизмом Ленина» (там же, 31). В борьбе с первым на земле социалистическим государством, являющимся сегодня лидером сил мировой демократии, мира и социализма, антикоммунисты не брезгуют никакими сравнениями и аналогиями. Расчет столь же прост, сколь и примити¬вен. Если западный обыватель не испугается коммунизма и марксизма-ленинизма, то, может быть, он испугается тени реакционера Победоносцева. В своих потугах извра¬тить сущность коммунистического строительства в СССР сторонники «теории преемственности» пускаются на раз¬личные ухищрения. Так, А. Гершеркрон изобрел даже смехотворный термин «советский абсолютизм» (см. 149), а С. Томпкинс разглагольствует о некоем «восточном деспотизме» (см. 159). Изыскания всех этих «специали-
284
стов» по России ведут лишь к разжиганию национализма в своих странах, духа отчужденности и вражды, усилия «советологов» препятствуют позитивным сдвигам в обла¬сти международных отношений.
Как отмечалось выше, в современной антикоммуни¬стической историографии СССР существует несколько «исследовательских» и пропагандистских уровней. Когда эта историография преследует практические пропаганди¬стские или политические задачи, тогда наряду с восхва¬лением русского идеализма, либерализма и консерватиз¬ма происходит своеобразная трансформация и смещение оценок в рамках кардинальной установки — борьбы с Со¬ветским Союзом и мировой системой социализма. В ас¬пекте идеологическом возникают стержневые антикомму¬нистические концепции идейного и политического разви¬тия России и СССР — это так называемая концепция «русской исключительности» (Р. Даниэльс, X. Кон, Д. Томашич, С. Томпкинс, Д. Гроу и др.), концепция «преемственности» (X. Шварц, А. Гершеркрон, К. Блек и др.), концепция «тоталитаризма» (Р. Макмастер, С. Хук, А. Арендт, 3. Бжезинский и др.) *.
Смысл первой «модели» — доказать специфичность, исключительность «судьбы России» или «русского духа» на основе построений русских религиозных философов, «евразийских», «азиацентристских» идей и т. п. Предста¬вители этого рода доктрин исходят из стремления проти-вопоставить русский исторический процесс, опыт постро¬ения социализма в СССР процессу развития западно¬европейских стран. Попытка эта явно архаична и реак¬ционна, особенно перед лицом все более очевидной со¬временной всемирно-исторической закономерности — ин¬тернационализации общественной жизни. «Социализм, — пишет советский ученый Э. Баграмов, — утвердил новый взгляд на национальное: его ценность определяется не мифической «исключительностью», являющейся якобы результатом «избрания» или уникальной судьбы. Нацио¬нальное, будучи продуктом материальной и духовной дея¬тельности народа на протяжении ряда эпох, заключает в себе сочетание общечеловеческого и специфического» (см. 7).
* Детальный анализ основных направлений западной историо¬графии СССР см.: Марушкин Б. И. История и политика. М., 1969.
285
Вымыслы буржуазных историков и политологов об «извечном антагонизме» России и Запада вдохновляют идеологов «атлантической солидарности», натовцев, всех реакционеров и противников разрядки и международного сотрудничества. Когда же идея национальной исключи¬тельности соединяется с тенденцией истолковать обще¬ственно-политические и философские идеи революцион-ных демократов, революционных народников и ленинизм в категориях религиозно-идеалистической и консерватив¬ной мысли, истолковать как явление «русской религиоз¬ности», «загадочности», «эсхатологизма», «мессианизма» и т. п., тогда возникает доктрина «преемственности» и концепция «русского коммунизма» в качестве ее част¬ного проявления. Сторонники этого направления в «сове-тологии» объявляют ленинизм чисто национальным явле¬нием, якобы впитавшим в себя «экспансионистские» и «панславистские» черты самодержавной России. Исходя из этих ложных экстраполяции и параллелей, предста¬вители концепции «преемственности» отождествляют идеологию и практику СССР с идеологией и практикой царской России, на этом пути происходит фальсификация целей и принципов всей внешней и внутренней политики Советского Союза. Такими недостойными средствами антисоветчики преследуют и внутриполитические цели, такие, как запугивание населения своих собственных стран «угрозами коммунизма», выклянчивание огромных средств для военно-промышленных комплексов и т. п.
В работах некоторых антикоммунистов концепции «исключительности» и «преемственности» сознательно и бессознательно превращаются в «теоретическую» базу для доказательств «тоталитаризма», «агрессивности» и «деспотизма» Советского государства. Что объединяет все эти доктрины, так это их цель служить идеологиче¬ским оружием для борьбы с СССР. Они являются общей платформой всех антикоммунистов и антисоветчиков. В аспекте внутренней жизни капиталистических стран такие «теории» призваны, с одной стороны, ввести в за¬блуждение общественное мнение, сдержать прогрессив¬ные процессы общественной и духовной жизни, с дру¬гой — объединить охранительные усилия реакционеров и консерваторов всех оттенков. Иначе говоря, эти теории играют реакционную роль как во внутреннем, так и в ме¬ждународном аспектах общественной жизни стран капи-
286
тализма; они отравляют социальную атмосферу в своих странах и ухудшают международный климат.
Негативная и разрушительная роль «советологии» и буржуазной историографии философской и общественно-политической истории СССР очевидна, а несостоятель¬ность идеологической активности буржуазии в этой сфере постоянно доказывается самой жизнью. Историческая обреченность фальсификаторской антисоветской пропа¬ганды, в том числе и обращающейся к религиозно-фило-софским представлениям русских мистиков, предопреде¬лена генеральным направлением развития современной исторической эпохи — движением человечества к социа¬лизму и коммунизму.
287
§ 3. Религиозная философия в России начала XX в. и религия в СССР
Современная эпоха всемирной истории отличается не¬бывалой сложностью как по содержанию процессов, вы¬ражающих ее сущность и направление развития, так и по богатству форм, в которых развиваются эти процессы. Главная черта, которая определяет сложность и дина¬мику прогресса мировой истории XX в., — это переход че¬ловечества от капитализма к коммунизму. По своим по-следствиям, их глубине и радикализму, по активности народных масс, в него включенных, этот переход бес¬прецедентен и связан с началом подлинной человеческой истории. В этих переходных условиях существуют и функ¬ционируют все современные формы общественного созна¬ния и социальные институты. Наличие двух мировых со¬циальных систем — социалистической и капиталистиче¬ской — самым различным образом оказывает влияние на состояние религиозного сознания. Это влияние испыты¬вает и русское православие — наиболее значительная религиозная организация в СССР.
Одним из факторов, который явным и косвенным об¬разом вплетается в процесс отражения православием современности и отчасти обусловливает его эволюцию, является идеологическое, идейно-философское и рели¬гиозно-модернистское наследие «нового религиозного со¬знания», ведущие представители которого одновременно составляли внецерковную ветвь религиозного реформа¬торства. Однако это влияние настолько специфично и
287
сложно по своему проявлению, что о нем необходимо говорить дифференцированно, выделив предварительно следующие аспекты проблемы ««новое религиозное со¬знание» и современность»:
— влияние некоторых
