Рождение античной философии и начало антропологической проблематики. Драч Геннадий Владимирович
Книга посвящена возникновению и развитию античной философии, начиная от первых философских школ — милетцев, пифагорейцев и завершая Парменидом. В работе дается развернутая характеристика предшествующего появлению философии духовного и культурно-исторического развития Древней Греции. Особенностью данной работы является также то, что она содержит анализ классических западных концепций происхождения философии, что позволяет воссоздать широкое полотно основных подходов к пониманию проблемы происхождения античной философии, ее возникновения и развития.
Монография представляет собой результат и обобщение ряда курсов и спецкурсов, прочитанных на философском факультете Ростовского государственного университета. При этом мы исходим из следующего методологического обстоятельства: проведение широкого спектра историко-философских исследований (а проблема происхождения философии несомненно требует этого) предполагает интерес к историко-антропологической стороне вопроса, т.е. к тому, что определяет специфику философии. Историко-антропологические исследования должны быть, по нашему мнению, приоритетными.
Несмотря на то что антропологизм как принцип европейской культуры и философии подвергается жесткой и многозначной критике, именно антропологический образ античности продолжает оставаться в центре внимания современного читателя, не утратившего интерес к классическим сюжетам и образам античного мира. Образ античности в очередной раз меняется на наших глазах. Критика европейского логоцентризма и антропоцентризма не только обнажает современный бесчеловечный мир, в котором «структуры поглощают человека», но при таких подходах сама европейская культура предстает историей подавленной и эксплуатируемой государством человеческой иррациональности, а антропологические ее достижения оказываются не более чем неосознаваемой ранее «заботой о себе» (М. Фуко).
Однако антропологический образ античности, понятой как возвышение человека, лег в основание возрожденческой идеологии, не без обращения к античным идеям был заложен каркас просвещенческой парадигмы с ее установками на разум, прогресс и историческую перспективу. Проблема состоит в том, что просвещенческие иллюзии
разрушаются на наших глазах, а упреки адресуются античности, в которой теперь уже видят начало «забвения бытия» и истоки заблуждения разума (М. Хайдеггер).
Хотелось бы отметить, что известные исследователи — антиковеды проводят радикальное различие между античным человеком, ориентированным на жизнь «по природе», и современным прагматичным человеком, ориентированным на жизнь «ради потребления» (Ф.Х. Кессиди). Академик Ю.А. Жданов пришел к выводу о заболевании современного человечества страшным недугом — жаждой сверхпотребления, который он назвал «комплекс Эрисихтона», болезнью ненасытного и ненасыщаемого голода, который был постоянным состоянием фригийского царя Эрисихтона, насланным на него богами за бездумное разрушение окружающей природы. Эта проблема обсуждается и в нашей статье «Триумф и трагедия античного разума» [1]. На наш взгляд, было бы наивно отказываться от антропологических идеалов античности, без которых не могла бы осуществиться современная, европейская по крайней мере, культура, а вполне актуальная в этом контексте проблема гуманизации современного техногенного мира и научного поиска оказывалась бы не только невозможной, но и неуместной.
1 Научная мысль Кавказа. 1999. № 3. С. 75-83.
Представляется, что обращение к проблеме генезиса философии позволяет восстановить доверие к антропологическому ее прочтению и осмыслению. Для нас в данном случае «происхождение», «возникновение» и «генезис» выступают взаимодополняющими понятиями, характеризующими становление и развитие философии от ее начальных этапов, включая и предпосылки, до конституирования в качестве самостоятельного феномена античной культуры. И если современная эпоха, динамичная, сжимающая время, ставит вопрос о судьбах человеческой цивилизации и обостряет наш интерес к историческому прошлому, то раннегреческая философия обнажает созвучные нашему времени вопросы о взаимоотношении природы и человека, о могуществе и направленности человеческого разума.
Эти вопросы были поставлены уже в раннегреческой натурфилософии, но обращение к истокам европейской цивилизации представляет не только исторический интерес. В фокусе современной теоретической мысли оказываются исторические экспликации особенностей развития науки и гуманизации научного поиска. Кроме того, обращение к античной философии, где уже у ее истоков разрабатываются рационалистические концепции мира и человека, позволяет обосновать ряд проблем, актуализующихся усилением роли человека в современном обществе.
Проблема человека применительно к ранним этапам древнегреческой философии требует и своего специального, сугубо антиковедческого обоснования. Утвердившийся в нашей литературе термин «натурфилософия», употребляемый при характеристике как начальных, так и зрелых этапов древнегреческой философии, ориентирует на трактовку охватываемых им учений о природе в их противопоставлении учению о человеке, начинаемому обычно с софистов и Сократа. Этой же цели обычно служат и понятия «досократовская философия» и реже «дософистическая философия». Однако уже фактическая сторона вопроса не позволяет согласиться с такой постановкой вопроса.
Известный отечественный исследователь А.О. Маковельский справедливо оспаривал применение к Демокриту термина «досократик» и восходящих к этому термину вышеприведенных значений [1], поскольку у Демокрита наличествует глубоко обоснованное учение о человеке и обществе. Но вправе ли мы приписывать учение о человеке ранним философам (милетская школа философии, Ксенофан, ранние пифагорейцы, Гераклит и др.)?
Сложности в изображении досократиков (мы используем этот термин в его хронологическом значении) объясняются тем обстоятельством, что от их произведений уцелели лишь отдельные фрагменты, впервые собранные воедино Г. Дильсом в 1903 г. в его труде «Die Fragmente der Vorsokratiker». В последующих переизданиях книги Дильса, осуществленных с добавлениями В. Кранца (их собрание фрагментов и по сегодняшний день остается наиболее полным), содержится много нового, но общая концепция остается прежней. Дильс, используя термин «досократики» применительно к раннегреческим философам, закреплял с его помощью определенную трактовку ранних этапов греческой философии. В частности, Фалеса он рассматривает вначале как одного из семи мудрецов, затем как философа [2].
1 Маковельский А.О. Древнегреческие атомисты. Баку, 1946.
2 Diels H., Kranz W. Die Fragmente der Vorsokratiker. Berlin, 1964. S. 61-66, 67-81.
Тем самым Дильс разделил появление и развитие философии как мудрости и как знания, отдавая предпочтение «научной» (математика, космология, космогония) стороне вопроса. В то же время интерес Фалеса и других раннегреческих философов к проблемам общественной жизни и назначения человека (что, собственно, и составляло содержание древнегреческой мудрости) остался в тени. Радикального переосмысления концепция Дильса не получила и по сегодняшний день.
Произошло это, в частности, потому, что те положения, которые могли бы открыть для исследователя мир антропосоциальной тематики раннегреческой философии, отличаются наибольшей архаичностью выражений и зачастую квалифицируются учеными как «социоморфизмы» и «антропоморфизмы», устойчиво трактуются как пережитки, «родимые пятна мифологии» и даже как «рецидивы мифологического мышления» [1].
Рассмотрим эту проблему с другой стороны. Могла ли быть возникающая философия «бесчеловечна», представлял ли для нее интерес мир (природа) сам по себе, безотносительно к человеку? Проблематично, чтобы для ранних мыслителей, архаизм которых обычно подчеркивается, такое разделение вообще было возможно. Другими словами, мы предлагаем довести обсуждение проблемы происхождения античной философии до определения конститутивных признаков возникающей философии и поставить вопрос об учении о человеке как о таком признаке.
В отечественной литературе уже обращалось внимание на данные вопросы. В.В. Соколов, характеризуя становление философии, отмечал связь этого процесса с «собственно научной мыслью». И в то же время Соколов делает существенное замечание: «Предметом первых философских размышлений, естественно, становились не только явления природы, окружающей человека, но и мир самого человека и в его отношениях с другими людьми, и в его индивидуальном существовании. Отсюда понятно, что этико-социальная и этико-психологическая мысль неотделима от философии уже при самом ее возникновении» [2].
По-новому подошел к данной проблеме Ф.Х. Кессиди. Столкновение разума и веры, лежащее в основе перехода «от мифа к логосу», предполагало размежевание воображаемого с реально существующим, замену обычая (неписаных норм) законом в политической жизни. Соответственно, гилозоизм, пантеизм и антропоморфизм, по мнению Кессиди, представляют собой «как результат сохранения некоторых существенных элементов дофилософских форм сознания, так и продукт специфически античного (космолого-
А.Н. Чанышев справедливо обращает внимание на субстанционализм возникающей философии. Без проблемы субстанции (без рационального ее осмысления) философия, естественно, невозможна. Однако Чанышев не отрицает и того, что наряду с проблемой субстанции возникающая философия обсуждала и ряд других вопросов, в том числе и антропологических [1]. Сегодняшняя его позиция по этим вопросам в основе своей осталась прежней [2].
В связи с обсуждаемыми проблемами возникает еще одна. Основные сообщения о раннегреческих философах принадлежат Аристотелю, который зачастую приводит историко-философский материал лишь в качестве примера, в ходе позитивного рассмотрения интересующего его вопроса и с целью выявления возможных подходов к его решению. Более того, Аристотель, характеризуя приводимые им учения, использует собственную терминологию, в достаточной степени чуждую этим учениям, облекая их в несвойственную им оболочку. Последнее обстоятельство служит иногда в поиске аутентичного содержания ранних философских учений основанием для полного разрыва с перипатетической доксографической традицией, например в форме обращения к древневосточным космогоническим версиям, в разновидность которых превращаются первые греческие философские учения. При таком подходе греческая философия представляется не более как продуктом экстраполяции восточных биоморфных образов на область мироздания, осуществляемой средствами греческого разума.
Конечно, Аристотель облекал учения предшественников в несвойственную им терминологию, но полемизируя с ними, он не мог извратить их содержания. Более того, связанный с учением о перводвигателе принцип целесообразности допускает присутствие человека в мироздании, в чем Аристотель с досократиками не расходился. Другое дело, что, подвергая критическому пересмотру досократовскую концепцию physis как основы мироздания, Аристотель опирался на переосмысление содержащихся в ней представлений о языке и мышлении и отказывался от образов и слабых персонификаций в пользу понятий.
И последнее замечание: антропологические вопросы позволяют связать историческое рассмотрение философии с культурными ценностями и установками эпохи и тем самым проследить генезис философии в ее общекультурном аспекте. Обращение с этих позиций к
11
античной философии не только значительно расширяет сферу поиска ее истоков и генезиса, но доводит рассмотрение проблемы до обсуждения вопросов античной культуры вообще. Исторический и культурный регион, к которому мы обращаемся,- Древняя Греция. Но не потому, что здесь и только здесь был «открыт человек». Отнюдь нет. Наше обращение к ранним этапам развития древнегреческой культуры должно послужить сближению исторического рассмотрения Востока и Запада, поскольку обращение к проблемам человека в истории раннегреческой культуры и философии подрывает достаточно распространенный тезис о том, что в отличие от Востока, где философия зарождается как этико-социальное учение, раннегреческая философия начинается как учение о природе, как «чистая» философия природы (натурфилософия), без обращения к человеку.
Хронологические рамки монографии охватывают исторический период от микенской Греции до архаического полиса, включая не только его основные философские, но и шире — духовные течения (лирика, Солон, милетская натурфилософия, Ксенофан, Пифагор и ранние пифагорейцы, Гераклит и Парменид). Речь идет, по сути, об истории раннегреческого мышления. Автор использует в данной книге материалы, содержавшиеся в его монографии «Проблема человека в раннегреческой философии» (издательство Ростовского университета, 1987), которая вышла тиражом в 3000 экземпляров и давно стала библиографической редкостью. За прошедшее время появилось много новых и интересных работ по обсуждаемой здесь проблеме. Однако два обстоятельства делают не только возможным, но и необходимым обращение к антропологической проблематике
