и заключения. Новгородцев разрабатывал проблематику общественного идеала в русле того направления, к-рое было представлено уже в сб. «Проблемы идеализма» и «Вехи» и к-рому был органически присущ историософский характер, а категория социального идеала являлась в определенном смысле системообразующей Концепции Бердяева, Булгакова, Е. Н. Трубецкого, Франка, Кистяковского, Петражицкого и др. включали в себя систему принципов идеального общественного устройства и составили идеологическую и философско-теоретическую среду, в к-рой создавался труд Новгородцева, представляющий собой оригинальный синтез идей кантовского морального трансцендентализма, ценностей правового государства с православными началами рус. философского миросозерцания. Во введении автор дает критический анализ «утопического рационализма» (социалистические, анархистские, народнические теории, а также формально понятая концепция правового государства). По его мнению, рационалистические утопии существуют в рамках идеи «земного рая», основанной на устранении общественных противоречий и установлении совершенной гармонии личности и об-ва. Утопическому сознанию, считает Новгородцев, присущ религиозный эсхатологизм, смешение абсолютного и относительного, что приводит, с одной стороны, к абсолютизации общественного начала и социальных форм, с другой — к умалению значения действительной жизни. Социальная утопия ставит разум на место Бога, в связи с чем возникает вера во всемогущую силу социальных ин-тов, прежде всего государства, якобы способных чисто внешними средствами искоренить зло. Но рационально-безрелигиозная деятельность не может преодолеть зло как явление трансцендентное и поэтому неизбежно терпит крах. 1-я глава книги содержит собственно теоретическое обоснование и детальную разработку понятия абсолютного социального идеала. Развивая отдельные положения моральной философии Канта, Новгородцев предлагает отказаться от эсхатологических теорий «земного рая», заменив их концепцией нескончаемости развития нравственной идеи. Он выводит понятие абсолютного идеала из таких категорий, как нравственный закон личности и естественное право. Все три понятия как идеальные и априорные являются одно-порядковыми. Различия касаются их внешней выраженности и метафизического статуса. Если нравственный закон в большей степени направлен на самоорганизацию личности и выражает ее трансценденцию как индивидуального существа, то абсолютный идеал указывает на трансцендентное состояние об-ва как спроецированное вовне объективно-личностное сознание и призван наметить принцип социального устройства. По Новго-родцеву, триада «нравственный закон — естественное право — абсолютный идеал» есть развивающаяся нравственная идея, эволюция представлений личности от осознания ею своей нравственной природы к формулированию требований нравственной организации об-ва, на основе чего вырабатывается степень возможного сочетания личности и об-ва. Сосуществование на принципах свободы, равенства и солидарности об-ва и личности, при ее направленности к абсолютной свободе и общественному признанию, устанавливает неизбежную дистанцию между нею и об-вом, обусловливает их несводимость друг к другу и вместе с тем взаимозависимость. Абсолютный идеал предполагает существование всеобщего свободного универсума, в пределах и по законам к-рого осуществляется моральное сотворчество индивидов и поиск ими необходимого социального компромисса. Новгородцев включает в свою теорию общественного идеала значительный историософский компонент, навеянный идеями славянофильства, В. С. Соловьева, Достоевского, С. Н. Трубецкого («соборное сознание», «единая морально-религиозная ответственность») и знаменующий переход мыслителя от светского философско-правового идеализма к православию и либеральному консерватизму. По Новгородцеву, история проявляется в рациональном (общественные формы бытия личности) и иррациональном (связь личности с Абсолютом) аспектах. Нравственно-религиозное сознание личности является подлинной основой истории. Абсолютный идеал, иррационально связанный с личностью, указывает направление истории и наполняет ее смыслом. В любой исторической эпохе проявляется стремление к абсолютному, но каждый раз оно заканчивается лишь относительным приближением к идеалу. Поскольку содержанием исторического процесса является нравственный прогресс, обусловливающий в конечном счете общественный прогресс, последний предстает не как закон исторического развития, а как нравственная задача. Однако требование бесконечного нравственного совершенствования делает невозможным, по Новгородцеву, адекватное соответствие между принципами абсолютного идеала и реальной действительности. Поскольку такое соответствие предполагается в рамках православной догматики, воплощение абсолютного идеала выносится за пределы человеческой истории в сферу сверхисторического. Новгородцев полагает, что абсолютный идеал как вневременной и иррациональный образ уже существует, но еще не осуществлен, что социальный универсум построен на его принципах, развивается по его законам по направлению к полному воплощению его требований. Вселенское единство, как общечеловеческое единство народов и цивилизаций, осуществляется и проявляется в процессе исторического восхождения к Абсолюту, и, наоборот, земная человеческая история воплощает в себе развитие вселенского единения на пути к идеалу. Т. обр., история находит свой смысл в трансцендентном единстве абсолютного идеала с человечеством, в одинаковом стремлении всех к этому идеалу. Во 2-й главе Новгородцев рассматривает социалистические и отчасти анархистские учения, относя их к одним из самых древних и влиятельных утопических построений и считая полюсами социально-философской мысли, отражающими реальный антагонизм объективного и субъективного, целого и части, об-ва и личности. Однако, по его мнению, указанные системы, ставя своей задачей построение совершенного об-ва, возводят себя в своего рода религию, доходят до самого крайнего предела, чем повергают общественное сознание и само об-во в глубокий кризис. Он приходит к выводу, что в революционном социализме (марксизме) теория классовой борьбы противостоит «идее общего народного дела», «принципу сотрудничества и солидарности классов», т. е. тем идеалам, к-рые отстаивает такой фундаментальный ин-т цивилизационного об-ва, как правовое государство, а значит, противоречит и организованному в соответствии с нормами и ценностями последнего об-ву. Реформистское направление в социализме, с его т. зр., объективно сближается с либерализмом, дополняя «узкое и отвлеченно-формальное понимание начала свободы» требованием социально-экономических гарантий удовлетворительной жизни всех членов об-ва и выступая за поэтапные преобразования, сохраняющие морально-правовую субстанцию социального устройства как основу дальнейшего прогресса. В анархизме, как полагает Новгородцев, абсолютизация свободы, взятая в отрыве от др. составляющих нравственного начала личности (стремление к равенству и общественной солидарности), превращает ее в отвлеченную, замкнутую на себя рациональную идею, что делает теорию анархизма типичной утопией. По своему же содержанию анархизм глубоко иррационален. Лежащая в его основе идея абсолютной свободы личности ведет к отрицанию к.-л. регулирования общественных отношений, норм и принципов, связывающих лиц между собою, и на практике означает уничтожение основ общественного устройства, а тем самым гибель «дела свободы».
Л и т.: Зеньковский В. В. История русской философии: В 2 т. Париж, 1948–1950. Т. 2. С. 351–364; Лососий Н. О. История русской философии. М, 1991.С. 386–387; Исаев И. А. Политико-правовая утопия в России (кон. XIX — нач. XX в.). М., 1991.
В. Н. Жуков
ВВЕДЕНСКИЙ Александр Иванович (19(31).03.1856, Тамбов — 7.03.1925, Ленинград) — философ, психолог, логик. По окончании в 1881 г. историко-филологического ф-та Петербургского ун-та был оставлен для подготовки к проф. званию по кафедре философии. В 1884–1886 гг. находился в научной командировке в Германии (Берлин, Лейпциг, Гейдельберг), где работал у К. Фишера. С 1887 г. — приват-доцент Петербургского ун-та. Защитив в 1888 г. магистерскую диссертацию «Опыт построения теории материи на принципах критической философии», становится зав. кафедрой философии. Преподавал в ряде др. высших учебных заведений С.-Петербурга, читая курсы логики, психологии, истории философии, ведя семинары по философии Канта, Аристотеля, Платона. Среди его слушателей были известные впоследствии философы Жаков, Лапшин, Н. О. Лосский, С. И. Поварнин. В. был редактором мн. переводов и изданий европейской философской литературы (в частности, лекций по истории философии В. Виндельбанда), одним из организаторов Санкт-Петербургского философского об-ва, начавшего свою работу в январе 1898 г. с его выступления «Судьбы философии в России», в к-ром он выражал надежду на ближайший расцвет рус. философии. Главные работы В.: «Опыт построения теории материи на принципах критической философии» (1888), «Логика как часть теории познания» (1909, затем еще 3 издания), «Психология без всякой метафизики» (1914, 3 издания). В 1922 г. В. был уволен из ун-та. В. не создавал своей системы и, по общему признанию, в историю философии внес сравнительно мало нового. Он был прежде всего преподавателем философии, организатором философской жизни, воспитателем философской культуры рус. об-ва. Считая различные мировоззрения ступенями самопознания человечества, В. в рамках такой общей постановки задачи разрабатывал 3 группы вопросов: натурфилософии, гносеологии и метафизики. Их решение он ищет в кантовском научно-критическом агностицизме, отвергая возможность научной метафизики, т. е. познания бытия, как оно существует само по себе, вне восприятия его. Однако в целях личной и общественной нравственности В. признает метафизику как дело веры. Его натурфилософские исследования основываются на признании субъективной природы познавательного опыта и его категориального аппарата. Поэтому он утверждает, что мы знаем только продукты нашего сознания «по поводу вещей». Что касается их собственного существования, то суждения об этом возможны в силу действия закона объективирования, в соответствии с к-рым «продукты душевной жизни мы сознаем уже объективированными» (Психология без всякой метафизики. Пг., 1917. С. 131–132). Последнее обусловлено структурой самосознания, раскрытой И. Кантом и И. Г. Фихте: осознание нашего Я невозможно без сознания ч.-л., что нашим Я не является. Возникающий в таком случае вопрос о соотношении объективированного предмета и объективирующего его сознания выводится на проблему причинной связи между ними. Последняя рассматривается В. как «примышляемая к опыту» априорная форма нашего рассудка. Тела, по его мнению, состоят из комплексов закономерно связанных ощущений, к-рые в силу законов сознания с роковой необходимостью объективируются нами, т. е., несмотря на свой субъективный характер, неизбежно понимаются нами как отдельно и независимо от нас существующие: «…что скрывается за этими объективированными ощущениями, остается неизвестным в той же мере, в какой неизвестно, что именно скрыто сзади сознания, душа ли или порождающая его недуховная сущность» (К вопросу о строении материи//Оттиск из «Журн. Министерства народного просвещения». 1890. С. 76). В. исходит из наличного знания, представляемого им в виде позитивистски истолкованного опыта, к-рый включает в себя ощущения и их логическую обработку при помощи априорных идей двух видов — понятий (причинность и действие, субстанция, Я и др.) и представлений (пространство и время). Собственно знанием, т. обр., являются данные опыта в чистом виде, логические законы, посредством к-рых при помощи силлогизмов «приращивается» опытное знание, и, наконец, априорные предпосылки познания. Из объекта научного знания, каким его представляет В., изъяты гипотезы и теории на том основании, что они переходят за границы чистого опыта и оказываются потенциально метафизичными. Гносеологию В. считает главной философской дисциплиной, поскольку она выясняет условия существования бесспорного знания (математики и естествознания) и устанавливает границу между знанием и верой или между миром явлений и миром вещей в себе. В. предлагает свое собственное доказательство критицизма или установления упомянутой границы только при помощи логики. Свое учение поэтому он именует логицизмом или рус. вариантом критицизма, суть к-рого он излагает следующим образом: «Вследствие неизвестности, подчинено ли истинное бытие закону противоречия, метафизическое знание неосуществимо до такой степени, что нельзя даже узнать, транс-цендентно ли истинное бытие, или же оно имманентно. Одинаково допустимо и то и другое, если математика и естествознание считаются знанием» (Логика как часть теории познания. 3-е изд.
