более общего характера — взятые из других основ или принципов. § 35. Поскольку весьма уместно было прибегнуть к этому, данные законы сопоставляются здесь с умозрительными представлениями других, подлежащими указанию в соответствующем месте. § 36. В научной работе, объясняющей органические тела из их основных начал с точки зрения их органического строения, едва ли не становится неизбежным, чтобы вместе с тем не вскрылось само собою, в каких отношениях стоят они к своей собственной организации, какие именно из наблюдаемых в них же самих функций свойственны вообще естественным телам и вследствие каких функций им приписывается жизнь. Короче говоря, каким образом в естественных органических телах связаны между собой жизнь и машина? Зависят ли они обе от одной общей причины или обусловливают одна другую? И раз это так, каково действие жизни на машину и машины — на жизнь? […]
Теория зарождения[104]
Предварительный трактат о теории зарождения вообще и о различных гипотезах, принимавшихся до сей поры в его объяснение
Понятие теории зарождения
Я убежден, что не сделаю большой ошибки, если скажу, что несмотря на многочисленные труды по зарождению, появившиеся как в более древние, так и в новейшие времена, никто до сей поры, однако, не дал еще действительного учения о зарождении (учения, которому, впрочем, ничто не мешало бы быть и ложным) или, другими словами, не объяснил еще ни правильно, ни ложно органического формирования. Вам может показаться, что я как бы впадаю здесь в некоторое противоречие; выскажусь поэтому яснее.
Представьте себе, что кто-нибудь сообщает вам, например, историю зарождения и хотел бы заставить вас принять ее за объяснение; вы, конечно, скажете, что он, правда, описал вам данное явление, но не объяснил его, что он не только истинного, но даже и ложного, одним словом, никакого не дал вам объяснения. Следовательно, уже отсюда вы видите, что между понятиями «давать ложное объяснение» и «совсем не объяснять» заключается разница и что вполне возможно вести речь о какой-нибудь вещи, не давая ей, однако, ни верного, ни ложного толкования.
Но как возможно — скажете вы — настолько ошибаться, чтобы историю принимать за объяснение? Это случилось, как вы увидите впоследствии; впрочем, далеко еще не так обязательно, чтобы то, что говорится, было историей, поскольку оно не представляет собой никакого объяснения. Сколько разных вещей мог бы я сообщить вам на свете и не дать вам ни истории их происхождения, ни его объяснения. Следовательно, не могли ли и наши сочинители, вопреки своей вере в то, что объясняют зарождение, говорить тем не менее о чем-то совсем другом? Но и это может показаться вам невероятным; однако впоследствии вы и этому увидите разные примеры.
Наконец, возможен и такой случай, когда сообщение о предмете имеет достаточно большое сходство с его объяснением, на самом же деле здесь нет ни исторического описания той или другой вещи, ни ее объяснения, короче говоря, в действительности по существу совершенно ничего не сказано. Попытка объяснить притяжение магнита как своеобразное явление действием приписываемой магниту притягательной силы могла бы быть похожа на объяснение и все-таки никогда не будет им вследствие того, что здесь уже заранее предполагается то, что на самом деле подлежит еще доказательству, и, следовательно, здесь ничего не объясняется. Совершенно того же рода объяснения древних, исходящие из так называемых скрытых причин (qualitatium occultarum). И в этом мы имеем третий вид самообмана, или самозаблуждения, что зарождение находит свое истолкование или дается его учение, тогда как в действительности здесь совершенно ничего не освещается.
Если теперь ко всему сказанному я сделаю еще дополнение, находящее себе подтверждение в ежедневном опыте, что отнюдь нельзя считать редким явлением, когда ученый собирается обсуждать нечто, не позаботившись о предварительном точном определении последнего, и, таким образом, не зная, что собственно он намерен обсуждать; когда он, несмотря на это, пишет настоящую книгу приличного размера и сам еще не знает и во всю свою жизнь не узнает, что собственно содержится в его книге, если, как я говорю, все это отнюдь не представляет редкого явления в республике ученых, — вам не покажется теперь столь удивительным и противоречивым, если я скажу, что, невзирая на огромное количество книг по вопросу зарождения, вы найдете среди них всего лишь одну, в которой освещалось бы зарождение — не истинно, но и не исключительно ложно.
Прежде чем пойти дальше и на основании понятия науки о зарождении показать, что все написанное об этом ни в коем случае не может быть названо учением о зарождении, я хочу сделать маленькое, но очень нужное замечание. Еще год назад я был убежден, что действительно никто не дал ни правильного, ни ложного объяснения зарождения. Мне не следовало бы впадать в это предубеждение, потому что как книга с необходимо содержащимся в ней, хотя бы и ложным, объяснением зарождения — по своему заглавию, так и сам автор книги — по своим достоинствам были мне очень хорошо известны. Поэтому в данный момент я говорю: никто, за исключением одного и только одного автора, не дал ложного объяснения зарождения органических тел. Выше в качестве примера чисто мнимого объяснения я привел силу притяжения, поскольку она могла бы быть взята для освещения действия магнита, и скрытые причины древних, а теперь я хочу добавить, что эти мнимые объяснения были настолько в ходу у древних, что могли бы быть обозначены как почти общий способ их философствования. Картезий, этот большой человек, не сказавший нам почти ни единого слова истины и тем не менее остающийся изумительно великим, раньше других прозрел западню, в которую попадали до него все философы. Он сказал (если я не очень ошибаюсь), что все эти объяснения — совсем не объяснения; он указал, как должно выглядеть объяснение, и учил, как надо философствовать, если желательно действительно заниматься этим делом, а не иметь только показного вида. И в этом заключались величайшие заслуги Декарта. Было ли поэтому большим чудом, что если этот глубоко философский ум совершенно не допускал силы притяжения? Но не был ли поэтому же и я слеп, если, работая над своей проблемой зарождения, не вспомнил о книге De homine et formato foetu[105]. Я не имел ее под рукой и предполагал, что Декарт, не открывший еще ни одной физической истины, не откроет также и причин органических тел — не откроет прежде всего потому, что не имеет никаких увеличительных стекол, не любит никаких опытов и совсем не беспокоится о нашем мире. Все это было верно и даже очень верно; но чтобы Картезий не дал, по крайней мере, ошибочного освещения предмета — так думать о нем у меня не было основания. После этого я получил книгу De homine et formato foetu и прочел ее как исторический документ; я убедился, таким образом, что Картезий тщательно, но и ошибочно, как только возможно, объяснил предмет.
Тем не менее Картезий оставался единственным, кто давал действительное, правда неверное, объяснение предмета; все же остальные вовсе ничего не объясняли, и они скоро убедятся в этом из нижеследующего объяснения учения о зарождении и из сопоставленной с ним его истории.
Под словом «зарождение» каждый понимает способ, каким происходит то или другое органическое тело (растение, животное) во всех своих частях при посредстве других однородных с ним органических тел. Такое объяснение слова «зарождение» дано было мною в моей диссертации (Излож. плана, § 1). Кто поэтому возьмется за объяснение зарождения, тот должен сделать предметом своего особого внимания органическое тело и его составные части и прибегнуть к философскому мышлению по этому поводу; он должен будет показать, как произошли эти части и как они оказались именно в том отношении, в каком стоят друг к другу.
Я говорю: это то понятие, которое сложилось и у меня, и у всякого другого об учении о зарождении; оно может быть отчетливым и легко выражаемым, может быть и неясным, но во всяком случае со словами: «объяснение зарождения», «учение о зарождении» и «теория зарождения» никто не свяжет ничего другого, кроме определенного мною.
Говорю: надо будет сделать предметом своего внимания органические тела растения или животного и подвергнуть их философскому обсуждению. Полагаю, что выразиться яснее я не могу. А что значит философствовать о вещи или приобрести о ней философское познание — вы знаете. Не иметь философского познания вещи, но все-таки познать ее, значит составить себе понятие о ее свойствах на основании опыта, нимало не беспокоясь, почему данная вещь имеет такие-то, а не другие свойства и почему она организована скорее так, а не иначе. Подобное знание называется просто историческим. Следовательно, кто, например, только из опыта знает, как составлено органическое человеческое тело из своих различных частей и какие части, таким образом, входят в его состав, тот имеет об органическом человеческом теле познание историческое. Вы видите, что вы вплотную подходите здесь к анатомии, и, следовательно, анатомия не что другое, как историческое познание, или история человеческого органического тела.
Кто же познает вещь не прямо из опыта, а из ее оснований и причин и, следовательно, в силу их, а не опыта, будет доведен до признания, что вещь должна быть тем, что она есть, и не может быть другою, что она необходимо имеет такое-то состояние, что она должна обладать такими-то и никакими другими свойствами, — тот смотрит на вещь не только исторически, но и подлинно философски и имеет о ней философское познание.
Если, следовательно, из сил природы, играющих роль в образовании органических тел, и из состояния этих сил, равно как и из свойств субстанции, из которой образуются тела, кто-нибудь уяснит себе, например, следующий случай: у тела, долженствующего образоваться из данной субстанции, хотя и появляются сосуды, однако эти сосуды не бывают разветвлены так, чтобы от одного из них отходило много других, но получается столько стволов и особых отростков этих последних, сколько имеется налицо сосудов, и все эти сосуды в этом случае имеют одинаковую ширину как при своем начале, так и при конце; все они лежат параллельно друг другу и затем при своем взаимном расположении необходимо образуют цилиндр или конус с незначительно лишь отличающейся по структуре осью, а на вершине конуса — точку роста; короче говоря, это органическое тело в своем целом не может быть ничем иным, как растением (так как данными определениями исчерпывается самое существо растения и из них же выводятся все остальные свойства последнего); если, говорю я, кто-нибудь уяснит себе все это из состояния сил, участвующих в образовании данного органического
