пропасть не может, на все соизволение божеское есть. ФЕОНА. Да почему же, матушка, узнать, что на это воля божеская была?
Г. Ц. Он хотя бы того и не сказал, мой свет, однако сделал бы препятствие. […]
ФЕОНА. О матушка, так я стану об этом помнить, и ежели выйду когда замуж, то не буду ничего говорить, каков муж у меня ни будет; но всегда помнить буду, что это так бог хотел. […]
Г. Ц. Ты очень хорошо дело сделаешь, моя радость, ежели так поступишь. […] Нам ненадобно ничего именно просить. […] Знайте, любезные дети, мы никогда того сами не знаем, что для нас худо, что хорошо, и всего больше в этом случае обманываемся. […] Мы не знаем ничего, что с нами впредь будет. Бог же, напротив того, видит все, знает все. Он провидит будущее. […] Известно ему, что для нас хорошо и что худо будет. […] Вам надобно знать, что бог, хотя нас человеков ни для кого, но собственно для нас самих создал, однако создал нас не по-пустому и не напрасно. Помните это, мои светы. Богу по-пустому и напрасно, то есть без всякого намерения, создать ничего невозможно. Таким образом и мы не по-пустому, но для чего-нибудь созданы. Сие божеское намерение, между прочим, состояло в том, чтобы нас ему такими сделать, чтоб мы сами собою дела производить могли. […] Он не хотел нас сделать такими, чтоб мы подобно бездушным машинам были. И дела принужденные делали, но чтоб мы сами собою и такие дела делали, которые собственно от нас самих зависят, например, не так, как мельница или часы… Такими машинами бог не хотел нас сделать. Но он хотел, чтобы мы сами собою дела делали, которые ему не противны, но приятны были, однако он нас и тут не сделал принужденными. Он сделал нас такими, что мы и противные ему дела делать можем, и дал нам на волю делать то, что мы хотим, доброе или худое. […] Доброе, мои любезные дети, называется то, что мы хотим, что согласно с волею божескою или ему не противно, и тот человек называется добродетельным, кто доброе делает; а злое или худое, напротив того, то, что несогласно с волею божескою и ему противно. […]
Разговор 6
ФЕОНА. О матушка! Пожалуйте ж нам скажите, что такое бог и какой он.
Г. Ц. […] Его совершенно узнать никакому человеку невозможно. Он чрезвычайно велик, а мы пред ним чрезвычайно малы и разум наш к тому недостаточен, чтобы мы его, так сказать, насквозь могли провидеть, или, как называется, мыслями своими его постигнуть. Почему он и называется непостижимым. […] Богом называем мы то, от чего мы, от чего свет и все, что на свете есть, начало и бытие свое получило. […] Итак, мой свет! Первый сей человек не сам же собою родился, и первая та яблоня не сама ж от себя выросла, а надобно чему-нибудь быть, кто б первого человека сделал, или впервые дерева произвел? Ведь их сперва не было?
КЛЕОН. Бог не человек, а он ДУХ.
ФЕОНА. А какой, матушка, дух? Такой, как этот? (Сама дует).
Г. Ц. Дух такое нечто, чего я тебе описать и пересказать не могу для того, что здесь в свете ничего такого видимого нет, что бы на дух походило. Обстоятельнее об нем после вам растолкую, а теперь только скажу, что он не вещество, но отменное от всякого вещества. […] Вещество называется то, что мы либо видеть, либо слышать, либо осязать можем, или другими чувствами ощущать, и всякая такая вещь называется вещественная вещь, или материя. Например, землю, воду, пламя, деревья и прочее мы видим, ветер, стук, голос мы слышим или вот траву. […] Дух, мои любезные дети, не такой, как сии вещи, но от них отменный.
ФЕОНА. Так поэтому, сударыня! Мы и бога видеть не можем?. […]
КЛЕОН. И никогда мы, матушка! Бога не увидим?
Г. Ц. Увидим, мой свет! Но только разве тогда, когда мы умрем.
КЛЕОН. Да чем же и каким образом мы его тогда увидим, сударыня?
Г. Ц. Хотя точно того сказать не можно, каким образом и чем мы его увидим, но только думать надобно, что душою, моя радость! Потому что такого плотного тела, каково нынешнее, тогда на нас не будет, которое теперь душе нашей видеть его мешает.
ФЕОНА. Да почему же, матушка! Душа наша его увидеть может?
Г. Ц. Думать надобно, потому, что она сама не вещь, но дух, а дух духа видеть может. […] Таким образом, помните ж вы теперь, что бог дух и невидим. А теперь пойдем далее. […] Этот дух такая вещь, которая жива, а не так, как вещественные вещи. Например, видите вы сию палочку или вот сей камень: они ни движения, ни жизни не имеют. […] И потому называются они бездушные вещи, а такова и вся материя; а дух, напротив того, жив.
КЛЕОН. Да как же это, матушка! Мы живы и движение имеем? Вот я руки и ноги движу и сгибаю, разве и рука и нога моя дух?
Г. Ц. Нет, мой друг! рука или нога не дух и двигаться сама не может, а все тело наше принадлежит к вещественным или материальным вещам, это от того, что душа в нас жива и руки и ноги через нее движение имеют. Вы сие из того заключить можете, что как скоро душа из человека выйдет, то тело его будет мертво и никакого движения не имеет. […]
Итак, знайте, любезные дети! Что бог — дух, невидим, жив и имеет разум и волю и помните, что все сие называется и составляет существо божеское. […] Существо, которое мы богом называем, есть существо наисовершеннейшее. […] Сие слово очень важно, и из него очень много следствий проистекать будет.
ФЕОНА. Да почему же бы, матушка, он такое совершенное существо был?
Г. Ц. Потому, моя радость! Что ему инаковому и не всесовершенному быть никак не можно, ибо, как скоро положить, что есть бог и такое существо, от которого все вещи со всеми своими совершенствами начало и бытие свое получили, так следует уже само собою, что ему самому такому быть надобно, который бы все совершенства в себе имел. В противном случае, ежели ему какой недостаток или несовершенство приписать, то надобно уже чему-нибудь другому быть, чтобы его совершеннее было, а тогда уже не он, а та вещь будет бог, чего быть не может. Одним словом, несовершенному богу так быть не можно, как не можно сей воде сухой быть или чтоб она не мокра была.
Разговор 13
ФЕОНА. […] Какое бы мы совершенное понятие о божеской премудрости и любви и прочих его совершенствах ни имели, но никогда не можем твердо удовлетворены быть в этом, если не будем знать физики или науки о мире. Правда ли это, сударыня?
Г. Ц. Конечно, правда, моя радость… Всякая вещь будет вам служить свидетельством премудрости или много иного свойства божеского. […]
КЛЕОН. Что это такое натура называется?
Г. Ц. Слово натура употребляется во многих и различных случаях, и знаменуются им разные вещи, но в самом деле значит оно не иное что, как сопряжение всех вещей в свете, или, как бы яснее сказать, весь тот порядок, который богом в свете между вещами установлен; почему когда говорится, что это натурально, то разумеется, что то уже по устроенному в свете между вещами порядку само собою так следует. Впрочем, надобно вам сказать, что натура по-русски называется естество, также иногда и природа; а в иных случаях в разговорах знаменуется и бог натурою; например, когда говорится: это и это так натура уже произвела, что не иное что значит, как та вещь богом уже так сделана; и для того ненадобно никогда натуру почитать богом. Натура сама собою ничего произвесть не может, потому что она сама ничто, как порядок, устроенный богом; а порядок может ли что-нибудь сам собою сделать?
ФЕОНА. Конечно, сударыня, не может; а его самого надобно кому-нибудь наперед учредить, и это бы всего смешнее было, ежели бы натуру почесть богом. […] Г. Ц. Ничто, любезные дети, не может нам стоить много величества и всемогущия божеского доказать, как здание или устроение всего нашего мира. […] Все сделано, все расположено и все устроено тут так хитро и так велико, что ум человеческий сам в себя войти и от удивления остановиться должен. […]
Разговор 16
Г. Ц. Итак, любезные дети, слышали вы все, что вообще до связи всего огромного здания того мира касается, в котором мы обитаем. Теперь оставим мы небо со всеми его светилами и со всеми бесчисленными и огромными его шарами в покое, пускай они вертятся и катаются около солнца и отправляют ту должность, для которой они зиждителями назначены. А мы обратим нашу речь к тем вещам, которые к нам ближе. Станем говорить о нашем земном шаре, который назначен для собственного обиталища нашего, и вещах, как в нем и на нем находящихся, так и окружающих оный. […] Все тут наимудрейшим образом устроено и расположено. […] Вам надобно, любезные дети, знать, что все почти вещи на свете из […] стихий премудрым творцом составлены и составляются.
КЛЕОН. Как! Сударыня!.. Из огня, из воды, из воздуха и из земли?… Тому-то бы я не поверил, если бы не вы изволили сказывать.
Г. Ц. Это с первого вида и действительно невероятно.
[…]
[…] Сверх того, вода, земля, воздух и огонь только в своем общем знаменовании называются стихиями или элементами, а в самом тесном же знаменовании под сим словом разумеются самые первейшие частички, из которых все находящиеся в свете и нами видимые и ощущаемые тела и вещи составлены. Помянутых же элементов или стихий мы видеть не можем.
ФЕОНА. Да для чего ж не можно нам оные видеть? Г. Ц. Для того, что сии частички, называемые стихиями, чрезвычайно малы и так малы, что не только глазами, но и сквозь лучшие увеличительные стекла нам оных видеть и усмотреть не можно. […]
Разговор 18
Г. Ц. Итак, надобно вам, любезные дети, знать, что материальный свет составлен вообще из вещей двоякого рода. Одни называются тела или корпусы, а другие атомы или первоначальные частицы, кои в тесном знаменовании, как я вам говорила, называются стихиями или элементами. […] Телами вообще называются все те вещи, которые, будучи из многих частей составлены, могут раздробляемы или опять на многие части разделяемы быть. Весь свет составлен наиболее из тел,
