на редкость последовательно — напомню, что он был этическим утилитаристом.
Герберт Спенсер
Третьим классиком первого этапа позитивизма был Г. Спенсер (1820-1903), который и по алфавиту, и хронологически был последним в этой троице «позитивных философов». Содержательных отличий, которые можно найти в его трудах, если сравнивать их с сочинениями двух других классиков позитивизма, великое множество. Первая причина этого — в самой установке позитивизма, в его ориентации на частные науки, материал которых философ-позитивист использует и только упорядочивает. Понятно, что за два десятка лет, скажем, отделявших Спенсера от Милля, в науке накопилось множество новых достижений, которые так или иначе должны были войти в состав «позитивной философии». Чтобы акцентировать внимание на том, что обращение философов этой эпохи к такому фактору (вовсе не столь уж важному для прежних философов) было поистине веянием времени, напомню известное утверждение Маркса и Энгельса о том, что с каждым эпохальным естественнонаучным открытием философия «должна принимать новый вид». Примечательно и то, что в качестве примера такого эпохального открытия как Энгельс, так и Спенсер приводили открытие в 1838 г. Я.Шлейденом растительной клетки. Ну разве не любопытно, что это открытие уже было сделано за 200 лет до того Р. Гуком, однако не только научное сообщество, но и сам автор открытия не придали ему сколько-нибудь серьезного значения — ведь тогда это было только наблюдение!
А когда вослед открытию Шлейдена — в 1839 г. — Т. Шванн признает клетку элементом тела животных, а потом, в 1843 г., А.Келликер обратил внимание на тот факт, что из яйца (яйцеклетки) развиваются все органы взрослого животного — все стало выглядеть в совершенно ином свете: в качестве общего научного факта (или по меньшей мере весьма перспективной гипотезы) предстало органическое и генетическое единство органического мира! Теперь Энгельс мог заявить: «Единство мира доказывается не парой фокуснических фраз, а длинным и трудным путем развития естествознания!» Этот тезис биологии в философском плане стал выглядеть весьма впечатляюще в связи с другой идеей, которая к тому времени уже широко распространи
64
лась — в политической экономии: идеей развивающегося в ходе развития производства разделения общественного труда. Вовсе не одно естествознание начинало этот процесс мировоззренческих преобразований. В самом деле, получилось так, что биологи и социальные теоретики работали вместе. С одной стороны, социальный теоретик произвел на свет идею, оказавшую влияние на биологию. Она широко известна — это мальтусовская идея «борьбы за существование» в обществе (восходящая, впрочем, к гоббсовской «войне всех против всех»), которая оплодотворила дарвиновскую концепцию биологической эволюции. С другой стороны, вышеупомянутая идея клетки и в самом деле стала фундаментальной для всего того, о чем писал Спенсер, и прежде всего для его социальной теории. Получилась совсем неплохая иллюстрация к теме: что было раньше — курица или яйцо? В самом деле, если мальтусовский «социальный дарвинизм» предшествовал дарвиновскому биологическому, то «клеточная» концепция в биологии развития организма предшествовала спенсеровской социальной модели. (Кстати, многие экономисты и философы в то время стали «танцевать теоретические танцы» от клетки как от печки: Маркс, к примеру, тоже называл категорию «товара» в своей политэкономической модели капитализма «основной клеточкой» своей теории.)…
Основные работы Спенсера объединены в 5 томов «Системы синтетической философии», каждый из которых (за исключением первого, в котором рассматриваются общие положения его философии и соответственно, названного «Общие принципы») посвящен важнейшим достижениям частных наук: т. 2 «Принципы биологии», т. 3 — «Принципы психологии», т. 4 — «Принципы социологии», т. 5 — «Принципы этики».
Как видно уже из названий, Спенсер не отдает пальму первенства по степени важности ни математике, ни физике, ни химии. В отличие от Конта, расположившего науки в порядке от «простого к сложному» и рассматривавшего в качестве образца теоретическую механику, для Спенсера образцом и базой является биология. Отсюда частые обвинения в биологизме, раздававшиеся в его адрес. Однако биологические понятия и образы сплошь да рядом употреблялись и в его время, и потом, далеко за пределами биологии. Например, марксисты нередко использовали термин «организм», говоря об обществе. То же и с другими биологическими терминами.
Кроме акцента на биологию в качестве образца, для Спенсера характерно еще одно отличие от контовского варианта позитивизма: если для Конта характеристики элемента в большой мере определены характеристиками целого, состоящего из элементов (аналог механизма, общая конструкция которого задает характеристики деталям), то Спен
65
сер, напротив, отталкивается от характеристик «единицы», от биологического и социального «атома», характеристики которых в процессе развития развертываются в систему. Для биологов, после открытия биогенетического закона Мюллера-Геккеля, это было очевидным фактом. Спенсер использует такую схему для объяснения социального развития — хотя и оговаривается, что речь здесь идет скорее об «аналогии». Однако аналогия ведет его достаточно далеко: с одноклеточным организмом, из которого, согласно эволюционной концепции в биологии, возникает весь мир растений и животных, Спенсер сопоставляет семью или «маленькую орду»; в ходе эволюции и там, и тут происходит «разделение труда», ведущее к специализации. Подобно тому, как в ходе индивидуального развития сложного биологического организма в результате прогрессирующего «разделения труда» между «вторичными» клетками образуется внешний, защитный слой клеток (эктодерма) и внутренний, обеспечивающий жизнедеятельность слой (энтодерма), в обществе, по мере разрастания семьи или «маленькой орды», возникает «военное сословие», отражающее внешние нападения, и женщины с рабами в качестве другого «слоя», выполняющего хозяйственные, «внутренние» работы. Затем, подобно тому, как из эктодермы возникает нервная система и мозг, из среды военных выделяются правители и т.д. Любопытно, что именно из биологии понятие «слоя» приходит в социологию, где благополучно используется вплоть до сего времени — и кто осмелится утверждать, что это «биологизаторство»?
И еще одно важное отличие спенсеровского варианта позитивизма. Спенсер не только отмежевывается от «метафизики», отказываясь от претензий на постижение глубинной сущности явлений, не доступной опытному знанию, но и разделяет область «действительного» на два слоя — «непознаваемого» (аналог кантовских «вещей в себе») и «познаваемого», мира явлений, с которым имеет дело позитивная наука. При этом он не только признает, подобно Конту, историческую оправданность религии, но и не считает, что с развитием позитивной науки религия будет отодвинута на задний план, если не обречена на исчезновение. По «доброй британской традиции», он — сторонник примирения религии и науки путем разделения сфер компетенции. Борьбу науки против религии (которую Кант считал в какой-то мере необходимым условием формирования самой «положительной» науки и «позитивной» философии) Спенсер осуждает как «историческую ошибку»: «…знание не может монополизировать сознание и… таким образом для нашего ума остается постоянная возможность заниматься тем, что лежит за пределами знания. Поэтому всегда должно найтись место для какой-нибудь Религии. Ибо религия во всех своих формах отличалась от всего остального тем, что предметом ее было то, что лежит вне опыта» [1].
66
Главным содержанием религии Спенсер считал как раз то, что Маркс называл ее «иллюзорным содержанием», то есть состав религиозных догм. Именно относительно этого содержания Спенсер писал: «…как бы несостоятельны ни были некоторые из существующих верований, как бы ни были нелепы доводы, приводимые в их защиту, мы не должны забывать истины, которая, по всей вероятности, скрыта в них» [2].
Отсюда, по Спенсеру, следует насущная задача примирить науку с религией. «Если обе, и Религия, и Наука, имеют основания в действительном положении вещей, то между ними должно существовать основное согласие. Не может существовать абсолютного и вечного противоречия между двумя порядками истины. Нашей задачей является понять, каким образом Наука и Религия выражают противоположные стороны одного и того же факта: одна — ближайшую или видимую сторону, другая — сторону отдаленную или невидимую. Как отыскать эту гармонию, как согласовать Религию и Науку — вот вопрос, на который нужно найти ответ. Мы должны отыскать конечную истину, которую обе стороны признают открыто и совершенно искренне» [3].
1 Спенсер Г. Синтетическая философия. Киев, 1997. С. 17.
2 Там же.
3 Там же.
В чем же Спенсер усматривает эту «основную истину»? В том, что и наука, и религия в основе своей содержат постулат веры: наука верит в реальность «вещей в себе» за поверхностью явлений, религия — в реальность духовного первоначала мира.
Разумеется, ни одно течение в философии не может быть адекватно представлено ни только его основателями, но никакой другой выборкой, сделанной для учебных целей. Тем более позитивизм, который с самого своего возникновения сформулировал программу, принципиально открывающую возможность дополнения ее почти всем, чем угодно. Почти — это значит всем, за исключением метафизики.
Пожалуй, как раз в философии, и именно позитивистами, была не только предложена, но и реально воплощена в жизнь одна из важнейших методологических новаций XX века: в основание теоретической конструкции следует класть не серию предписывающих законов, а некое минимальное множество принципов запрета. Этот новый подход (сознательно использованный прежде всего в ядерной физике, в теории элементарных частиц, в квантовой механике) предполагал радикальный отказ от жесткого детерминизма — одного из краеугольных
67
камней традиционного рационализма; к тому же он отвечал и демократическим умонастроениям либерального буржуазного общества: может быть все, что не запрещено, и число запретов при этом должно быть, по возможности, минимальным.
Что касается «метафизики», то противоборство с нею сначала сделало позитивизм самым влиятельным течением — не столько в философской мысли, поскольку философия и была в сущности «метафизикой», даже если объявляла себя научной, сколько среди ученых, особенно тех, кого называли естествоиспытателями и из которых рекрутировался тогда еще новый слой «прикладников», за которыми стояла быстро растущая армия инженеров. Правда, влияние это имело «подпитку» только до тех пор, пока сохраняла силу волна Просвещения — светского, антиклерикального, демократического и ориентированного на «объективный мир». Крах иллюзий Просвещения (его частный случай — крах идеалов Революции, сначала буржуазной, с ее лозунгами «свободы, равенства и братства», а потом социалистической, с ее лозунгами «Кто не работает, тот не ест» и «От каждого по способностям, каждому по его труду»), войны, безработица, экологические катастрофы и другие глобальные проблемы неминуемо вели к краху и позитивизма, и научного объективизма. Поэтому позитивизм обернулся нигилизмом, борцом против которого стал… Ф.Ницше!
В своем противоборстве с идеалистической метафизикой позитивизм, конечно же, сам оставался идеализмом, при всей приверженности к естествознанию. Концепция «позитивной религии» О. Конта вовсе
