Теория познания Канта. И. С. Нарский.
Главное произведение И. Канта ” Критика чистого
разума” представляет собой не только учение о
теоретическом разуме, теорию познания, но и краткий
очерк исследовательской программы «критической
философии”, введение в систему, которую
родоначальник немецкой классической философии
назвал ”трансцендентальной метафизикой”, изложение
ее основных положений. Это обстоятельство не может
быть объяснено субъективными мотивами, например
стремлением философа заранее сообщить читателям
свои творческие планы и те теоретические выводы, к
которым он пришел в ходе своего исследовательского
поиска, проблемное поле которого выходит за пределы
тематики ”Критики чистого разума”. Суть дела, как я
полагаю, состоит в том, что исходные положения
” Метафизических начал естествознания”, а также
«Критики практического разума”, «Метафизики нравов”
и даже «Критики способности суждения” по существу
уже сформулированы и в известной мере обоснованы в
этой первой «Критике…”, важнейшее содержание
которой образует гносеологическая проблематика.
Теория’познания — центральный пункт всего учения
Канта. Это не значит, однако, что философ считал важ
нейшей (а тем более единственной) задачей философии
гносеологическое исследование. Принцип примата прак
тического разума над теоретическим разумом, впервые
сформулированный и систематически обоснованный
Кантом, со всей очевидностью говорит о том, что свою
основную задачу Кант видел в радикальной реформе фи
лософии с целью теоретического обоснования гуманиз
ма, основоположений нравственного сознания и
3
правового государства, в котором свобода каждого члена
общества составляет обязательную, неустранимую пред
посылку социальной справедливости. Энгельс не случай
но называет Канта одним из предшественников научного
социализма. Гносеологическое же исследование, а точ
нее, радикальную реформу теории познания Кант рас
сматривал как важнейшее условие и, более того, основу
всей своей системы. Именно в этом смысле он характе
ризовал выдвигаемые им новые гносеологические
принципы как коперниковский (аналогичный интеллек
туальному подвигу великого астронома) переворот в фи
лософии.
Кант утверждал: важнейшее в философии — ее гумани
стическое призвание, теоретическое обоснование гума
низма как единственно достойного человеческой
природы и внутренне присущей ей свободе мировоз
зрения. Философ, согласно непоколебимому убеждению
Канта, есть человек, одушевленный бескомпромисс
ным сознанием своей абсолютной ответственности пе
ред самим собой и тем самым перед всем
человечеством. Как и все мыслящие люди, но, пожа
луй, более осознанно, философ с тревогой и вместе с
тем с надеждой вопрошает: что я могу знать? Что я дол
жен делать? На что я смею надеяться? Все эти вопросы
резюмируются в том, что Кант называет в своей «Логи
ке” самым главным вопросом: что такое человек? И вы
сшее назначение философии, ее постоянная забота —
способствовать интеллектуальному и нравственному
самоопределению личности, формировать ее теорети
ческий и практический разум. «Если существует наука,
действительно нужная человеку, — провозглашает Кант, — то
это та, которой я учу — а именно подобающим образом за
нять указанное человеку место в мире — и из которой мож
но научиться тому, каким бьггь, чтобы быть человеком»
4
Претенциозность кантовского способа изложения,
правда, несколько режет слух современного читателя,
убежденного в бесплодности пророческого пафоса, пред
полагающего существование единственного глашатая
окончательной истины в последней инстанции. Но отвле
каясь от этой экзотерической формы философствования,
свойственной большинству домарксовских мыслителей,
нельзя не видеть того, что задача, которую формулирует
Кант, действительно величественна, а ее решение пред
полагает создание научной философии*
Но что такое наука и сам факт знания вообще? Откуда
проистекают свойственные научным положениям (осо
бенно в математике и в механике) всеобщность и необхо
димость? Ответ на эти вопросы и призвана дать теория
познания, которая, таким образом, обретает ключевое
значение в кантовской философии.
Неокантианцы и некоторые другие представители идеа
листической философии утверждают, что Кант впервые гно
сеологически обосновал возможность философии как
специфической науки, границы ее проблематики и пределы
познания вообще. Эти философы противопоставляют
Канта не только предшественникам, но и его непосредст
венным продолжателям — Фихте, Шеллингу, Гегелю.
”Назад к Канту!” — лозунг, который в шестидесятых годах
прошлого века выдвинул один из зачинателей неоканти
анства О. Либман в книге, название которой само говорит
за себя ( ”Кант и эпигоны”), нередко провозглашается
если не прямым, то во всяком случае косвенным образом
и в наши дни, несмотря на то что неокантианство при
мерно полвека назад сошло с исторической арены. Д. Лу- *
* Следует подчеркнуть, что поставленная Кантом великая
гуманистическая задача, конечно, не вытекает
непосредственным образом именно из тех философских
посылок, которые специфическим образом характеризуют его
систему. Н.Г. Чернышевский, категорически отвергая
кантианские основоположения, вместе с тем, подобно Канту,
утверждал, характеризуя свои принципы: ”я обязан развивать
человека в человеке” (Чернышевский Н.Г. Поли. собр. соч.: В 15 т.
М., 1949. Т. XII. С. 28).
5
кач в своем монографическом исследовании «Разруше
ние разума» справедливо отмечал, что неогегельянство
стремилось примирить Гегеля с Кантом, истолковать ос
новные положения гегелевской диалектики в духе кан
товской «трансцендентальной диалектики», которая
характеризует противоречия, присущие «чистому разу
му», как фатальные заблуждения. В настоящее время нео
кантианство не существует как особое течение
идеалистической философии, претендующее на развитие
кантовских идей в противовес идеям других философ
ских течений. Однако показательно, например, такое
обстоятельство: главной темой Международного геге
левского конгресса, состоявшегося в Штутгарте в 1981г.,
был следующий фундаментальный по убеждению его ор
ганизаторов вопрос: «Кантили Гегель?»*
Философы-марксисты, отвергая несостоятельные и во
многом ретроградные попытки дополнить диалектиче
ский идеализм Гегеля кантовским трансцендентальным
идеализмом, не должны вместе с тем принижать выдаю
щееся историческое значение философии Канта, как это
имело место в прошлом. Напомним, что Ф. Меринг,
один из наиболее выдающихся представителей II Ин
тернационала, не видел в кантовском разграничении
Kant oder Hegel? Uber Formen der Begrundung in der
Philosophie /Hrsg. v.D. Henrich. Stuttgart, 1983. Укажем, в
частности, на следующие доклады, в которых вполне
выявилась отмеченная в названной выше книге Д. Лукача
тенденция: ’’Кант или Гегель. Эскиз альтернативы” (К.
Грамер), ’’Трансцендентальный и абсолютный идеализм”
(Б.Пунтель), ’’Истина у Канта и Гегеля” (М.Баум),
’’Возможность и действительность в кантовской и гегелевской
логике” (В.Витело), «Трансцендентальное мышление и
онтологический анализ” (В.Матье), «Возможно ли
трансцендентальное обоснование общества?” (Р.Бубнер),
«Возможно ли ’’кантовское” обоснование социологии?»
(ТЛукман). Автору этих строк, как одному из участников этого
конгресса, было особенно очевидно стремление многих
докладчиков совместить диалектический идеализм Гегеля с
трансцендентальным (в основе своей метафизическим)
идеализмом Канта).
6
практического разума и разума теоретического ничего кроме
философской интерпретации христианского противопо
ставления посюстороннему миру потустороннего царства
божьего. Меринг, в частности, писал, что Кант ” общими
фразами превзошел французское просвещение, но прак
тическими своими требованиями далеко отстал от него.
Измученным людям, вопившим о восстановлении своих
прав, Кант в самой жесткой форме проповедовал… преж
де всего долг подданного всегда быть верным, преданным
и послушным начальству”2. Такая оценка философии
Канта не только носит упрощенный, односторонний ха
рактер; она неправильна по существу.
Г.В. Плеханов, несомненно самый выдающийся диа
лектический материалист среди теоретиков II Интерна
ционала, также был далеко не свободен от упрощенного
понимания философии Канта и кантианцев несмотря на
то, что в своей интерпретации теории отражения и поня
тия ”вещи в себе” он нередко допускал уступки кантиан
ству. Выступая против неокантианской ревизии
марксизма, предпринятой Э. Бернштейном и другими оп
портунистами, Плеханов не сумел противопоставить нео
кантианству подлинного Канта, который, несмотря на все
свои метафизические, агностические заблуждения, был
родоначальником диалектического идеализма, значение
которого невозможно переоценить. ” Плеханов, — писал
В.И. Ленин, — критикует кантианство (и агностицизм во
обще) более с вульгарно-материалистической, чем с диа-
лектически-материалистической точки зрения, поскольку
он лишь a limine отвергает их рассуждения, а не исправ
ляет (как Гегель исправлял Канта) эти рассуждения, уг
лубляя, обобщая, расширяя их, показывая связь и
переходы всех и всяких понятий”3.
В.И. Ленин критиковал философию Канта (и агности
цизм вообще) с позиций последовательной, творческой
2 Меринг Ф. На страже марксизма. М., Л., 1927. С. 107.
3 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 29, С. 161.
7
материалистической диалектики, включающей в себя, как
он неоднократно подчеркивал, момент релятивизма,
скептицизма. Познание есть превращение непознанных
”вещей в себе” в познанные ”вещи для нас”, но это пре
вращение, переход одного в другое, всегда остается неза
вершенным процессом, вследствие чего ”вещь для нас”
является частью, стороной ”вещи в себе”, т.е. непознан
ной реальности, масштабы которой, по-видимому, пре
восходят границы познанного. Переход от незнания к
знанию, от одного знания к другому — основное содержа
ние познавательной деятельности — представляет собой
такого рода процесс, в котором постоянно наличествуют
и знание и незнание, так же как и сам переход к знанию, а
от него к более глубокому знанию, что свидетельствует о
приблизительном отражении объективной действитель
ности познающим субъектом. Даже абсолютная истина
относительна, поскольку она конкретная истина, границы
которой подлежат определению.
Таким образом, диалектико-материалистическое отри
цание учения Канта и агностицизма вообще есть пози
тивное отрицание, снятие, преодолевающее заблуждение
и вместе с тем рационально осмысливающее факты, на
которых основывается это заблуждение, являясь их одно
сторонней, субъективистской интерпретацией.
В.И. Ленин, как известно, не ограничился критикой
плехановского отношения к агностицизму. Ленин сделал
и более общий, принципиальный вывод: ”Марксисты
критиковали ( в начале XX века) кантианцев и юмистов
более по-фейербаховски (и по-бюхнеровски), чем по-ге
гелевски”4. Таким образом, В.И. Ленин в преддверии со
циалистической революции в России критически
подытожил марксистское кантоведение и четко сформу
лировал задачу диалектико-материалистического анализа
и переработки достижений кантовской философии. Эта
задача, по моему убеждению, прежде всего относится к
гносеологическому учению Канта.
4 Там же.
8
Советские философы-марксисты, так же как и маркси
сты других стран мира, опубликовали ряд ценных иссле
дований, посвященных И. Канту. Авторы этой книги
ссылаются на них, опираются на уже имеющиеся научные
результаты. Однако нет оснований утверждать, что задача,
поставленная В.И. Лениным, уже в основном выполнена.
Несмотря на имеющиеся достижения в целом, историко-
философские исследования, посвященные философии
Канта ( и его гносеологии в особенности), все еще
страдают существенными недостатками, которые в из
вестной мере связаны с догматическими представлениями,
сложившимися в области диалектико-материалистиче
ской гносеологии в период зартоя, в условиях общей
догматизации общественного сознания. Следствием
догматических искажений были упрощенные, 99облег
ченные 99 постановки таких проблем, как соотношение
субъективного и объективного, относительного и абсо
лютного, истины и заблуждения, эмпирического и тео
ретического. Отношение между образом и его
предметом нередко трактовалось как отношение след
ствия и причины, вопреки тому очевидному, постоянно
выявляющемуся в процессе познания факту, что об од
них и тех же наблюдаемых явлениях имеются совер
шенно различные, нередко исключающие друг друга
научные представления. Ясно также и то, что отноше
ние между научными представлениями и объектами,
не ставшими еще предметами прямого или косвен
ного наблюдения, объектами, существование кото
рых предполагается, носит еще более сложный
характер. Поэтому проблема детерминации научных
представлений (а они, разумеется, не являются беспри
чинными) не может быть сведена к отношению между
объектами исследования и результатами последнего,
которые обусловлены предшествующим уровнем по
знания, его материальной, практической основой и, ко
нечно же, субъективными факторами, деятельностью
исследователя прежде всего. При таком подходе к позна
нию, структуре познавательного процесса становится яс
9
но, что результаты познания, в особенности истины, от
крываемые, устанавливаемые познающим субъектом,
представляют собой такого рода следствия, объективная
обусловленность которых предполагает не только необ
ходимость, но и свободу, их единство и взаимопревраще
ние*
Специфическая объективность истины, объективность,
которую следует называть гносеологической, поскольку
истина не существует вне процесса познания и его объ
ективаций, также не была предметом специального исс
ледования в рамках диалектико-материалистической
теории познания, несмотря на тот, не вызывающий хотя
бы малейшего сомнения факт, что познавательный образ
предмета правильно, адекватно отражающий его основ
ные черты, содержание, сущность и т. п., не обладает ни
одним из присущих предмету отражения физических, хи
мических и иных, существующих безотносительно к про
цессу познания, свойств. Объективная истина, как это ни
парадоксально на первый взгляд, отнюдь не свободна от
определенных субъективных условий, предпосылок, мо
ментов, относящихся к ее содержанию, к тому, например,
обстоятельству, что делает ее неполной, относительной,
конкретной истиной, не исключающей, во всяком случае
полностью, момента заблуждения.
Забвение этих фактов, приводимых в качестве приме
ров, указывающих на существенные пробелы в наших
гносеологических исследованиях, влекло за собой, в час
тности, такое положение дел, когда философы-маркси
сты в своей характеристике материалистического
понимания истины обычно ограничивались разъясне
нием тезиса об ее объективном характере, не указывая
В этой связи я хотел бы отметить глубокую, выявляющую
новые перспективы гносеологического
