с реальностью”, т.е. существующий вне
27 Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия филос. наук. Т. 1: Наука
логики. М., 1974. С. 161.
85
нас мир, вполне познаваемый, ничем принципиально не
отличающийся от “явления”»28.
Противоречивость кантовского учения о принципиаль
но познаваемом мире явлений (именуемом также приро
дой) и принципиально непознаваемой объективной
реальности, т.е. “вещи в себе” , имеет глубокие теорети
ческие, гносеологические, исторические, социально-ис
торические корни. Идеализм, фиксируя субъективность
чувственных образов, считает познаваемым лишь то, что
может быть редуцировано к субъективному, духовному.
Для Фихте, отбросившего кантовскую “вещь в себе”, ус
ловием познаваемости мира было сущностное тождество
Я и не-Я. У Гегеля мир беспредельно познаваем, посколь
ку бытие и мышление в конечном счете тождественны и
человек как познающий субъект сознает свое сущностное
единство с познаваемым объектом.
Кант в отличие от этих своих продолжателей, возрож
давших отвергнутое им рационалистическое учение о
тождестве реальных и логических оснований, выступает
против идеалистического отождествления физического
мира с духовной реальностью, познаваемой именно
вследствие ее духовности, т.е. ее сущностного тождества
с самой познавательной деятельностью человека. Но от
вергая и материалистический принцип отражения, Кант
неизбежно должен был встать на путь абсолютного про
тивопоставления субъективного и объективного, а тем
самым и агностической интерпретации ”вещей в себе”. В
рамках такой интерпретации ощущения выступают не как
непосредственная связь познающего субъекта с познава
емым объектом, а как субъективное состояние субъекта,
которое не дает оснований для характеристики вызвав
шего это состояние объекта. Отрицание сверхопытного
знания, т.е. критика мистицизма и метафизических спеку
ляций идеалистов, превращается в отрицание познавае
мости объективного мира. С этой точки зрения нечто
познаваемо лишь потому, что оно есть результат духов
28 Ленин В,И. Поли. собр. соч. Т. 18. С. 119.
86
ной человеческой деятельности, подвергающейся воз
действию объективного, но непознаваемого мира * ве
щей в себе”.
Конечно, познаваемость объективной реальности
предполагает познание, человеческую деятельность.
Иными словами, познаваемость мира не есть присущее
ему самому природное свойство; это определенное отно
шение субъекта к объекту познания, в котором нет ниче
го, исключающего возможность его познания. Но эта
возможность осуществляется субъектом, человеком. Пер
вым основным условием познаваемости предметов
внешнего мира является прежде всего практическая дея
тельность людей, их постоянное ” общение” с этими
предметами, изменение их в пррцессе труда, их примене
ние в различных целях. Практическая деятельность осу
ществляет единство субъективного и объективного,
опредмечивает субъективное, преобразует, ” очеловечи
вает” объективное и посредством этого единства интери-
оризации объекта и экстериоризации субъекта
превращает любой фрагмент объективной реальности в
предмет познания. Разумеется, этот процесс совершается
исторически, так как все, что люди познают, они познают
лишь при определенных условиях, которые не всегда
имеются налицо. Неизбежная ограниченность историче
ских условий эмпирически ограничивает и возможно
сти познания. Эта преходящая ограниченность
познания нередко истолковывается идеалистами и аг
ностиками как его принципиальная неспособность
преодолеть реальную разграниченность субъективного
и объективного.
Кант в известной мере предвосхищает диалектико-ма
териалистическую идею об активном характере познания.
Однако активность познания понимается им субъективи
стски, идеалистически. Познание, по Канту, само создает
мир познаваемых предметов, сферу познания вообще.
Поэтому кантовское приближение к пониманию активно
сти, творческого характера познания оказывается вместе
с тем удалением от понимания его реального содержания.
87
Субъективизм и агностицизм Канта неразрывно связаны
друг с другом.
Кант был по существу первым философом, который
выступил против созерцательного истолкования процес
са познания, истолкования, согласно которому основу
познания образует воздействие предметов внешнего ми
ра на человеческую чувственность, а не воздействие лю
дей на окружающий мир, практика. Воздействие внешнего
мира, полагает Кант, необходимая, но недостаточная посыл
ка познавательного процесса, сущность которого составля
ет творческая деятельность человека — субъекта познания.
Однако субъективистская интерпретация деятельной сторо
ны познания лишает последнее объективного содержания.
Тем не менее Кант выступает против субъективного идеа
лизма, отражающего объективную реальность как источ
ник наших знаний о познаваемых явлениях, настаивая на
существовании вещей, не обусловленных процессом по
знания, не созданных им. Это и есть «вещи в себе», кото
рые трактуются как принципиально непознаваемые,
поскольку последняя, субстанциальная основа явлений не
может быть вовлечена в сферу человеческой деятельно
сти, не преобразуется ею. Такое представление о соотно
шении знания и незнания, предмета познания и того, что
не является таковым, несет на себе печать метафизиче
ского способа мышления.
В XVI-XVIИ вв. борьба против теологии как абсолют
ной науки, абсолютном знании о высшей действительности
закономерно принимала форму гносеологического скепти
цизма. Исходным пунктом философии Нового времени бы
ло методологическое сомнение Декарта, т.е. требование
найти посредством скептического сомнения, распространя
емого на все без исключения предметы, истинное исходное
положение научного знания. М. Монтень, П. Бейль боро
лись оружием скептицизма против средневековой идеоло
гии и метафизического системотворчества первых
буржуазных философов. Принцип безграничной познавае
мости всего существующего представлялся Монтеню явной
уступкой теологическим и метафизическим спекуляциям,
88
которым он противопоставлял принцип ограничения воз
можностей познания, исключающий чрезмерные, прежде
всего теологические притязания. Бейль писал, что ”…аб
солютная внутренняя сущность объектов скрыта от нас и
что можно быть уверенным лишь в том, что эти объекты
нам определенным образом являются”29. Не следует
преувеличивать отличия кантовской позиции от приве
денного здесь положения Бейля. Антитеологические
интенции французского скептицизма также не были
чужды родоначальнику немецкой классической филосо
фии. Было 4>ы поэтому неисторично игнорировать связь
кантовского агностицизма (и, в частности, его тезисы о
принципиальной научной несостоятельности всех суще
ствующих и возможных ”доказательств” бытия бога) с
определенной, правда, непоследовательной и смягчае
мой многими оговорками антитеологической позицией.
Не случайно, конечно, произведения Канта были занесе
ны Ватиканом в список запрещенных книг. Напомним,
что одним из устоев теологии католицизма является дог
мат о логической доказуемости бытия бога.
Естествознание XVII-XVIII вв. несомненно прислуши
валось к антитеологическим аргументам скептиков Ново
го времени. Его эмпирическая ограниченность, которая
еще не осознавалась как исторически преходящая, также
вызывала к жизни агностические тенденции. Противоречия
процесса познания, поскольку они истолковывались анти
диалектически, нередко приводили к выводам в духе гносе
ологического скептицизма. Энгельс отмечает, что во
времена Канта «наше знание природных вещей было еще
настолько отрывочным, что за тем немногим, что мы зна
ли о каждой из них, можно было еще допускать сущест
вование особой таинственной ”вещи в себе”»30. Даже в
первой половине XIX в., говорит Энгельс в другом месте,
органические вещества представлялись химикам таинст
29 Бейль П. Исторический и критический словарь. М., 1968.
Т. 1. С. 340.
30 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 22. С. 304.
89
венными «вещами в себе”. Кант, следовательно, фило
софски выразил противоречивость убеждений достаточ
но широкого круга естествоиспытателей*
Диалектический материализм в отличие от метафизи
ческого метода обосновывает необходимость позитивной
оценки противоречий, присущих выдающимся философ
ским учениям. Содержательные противоречия, заключа
ющие в себе попытки преодоления ограниченной,
односторонней постановки тех или иных проблем, явля
ются не пороком, а в известном смысле достоинством
этих учений. Вспомним, что Маркс видел в противоречи
ях теории стоимости Д. Рикардо исходные посылки пра
вильной постановки сложнейшей экономической
проблемы. И известная аналогия (разумеется, лишь в
гносеологическом и методологическом разрезе) между
кантовским учением о «вещах в себе” и теорией стоимо
сти Рикардо представляется нам не только оправданной,
но и плодотворной, поскольку и тут и там речь идет не
только о заблуждениях, великих заблуждениях гениально
го мыслителя, но также о противоречиях реального исто
рически развивающегося познания и в известной мере о
противоречиях, присущих самой действительности.
Мы, следовательно, весьма далеки от того, чтобы ви
нить Канта в непоследовательности, в том, что он чего-то
не понял, чего-то не заметил, впал в столь очевидные да
же для обыденного здравомыслия противоречия. Такой
способ анализа выдающегося философского учения
сплошь и рядом оказывается его вульгаризацией. Если бы
Кант истолковывал «вещи в себе» лишь как абсолютно
* Одним из таких естествоиспытателей XIX в. был
известный дарвинист Т. Гекели, который ввел в научный
оборот термин “агностицизм”, отсутствовавший у Канта.
Гекели противопоставлял агностицизм не только забытому
христианскому гностицизму, но и теологии вообще, а также
тем догматическим, по его убеждению, научным теориям,
которые исходят из якобы ненаучного убеждения, что все в
принципе может быть познано. Энгельс называл такого рода
естествоиепытателей-агностиков стыдливыми материалистами.
90
трансцендентное или же видел в них, скажем, лишь субъ
ективную границу нашего знания (так истолковывали
«вещи в себе” его последователи — неокантианцы), то он
был бы, несмотря на всю определенность и ” последова
тельность” этого воззрения, отнюдь не великим мысли
телем.
Кант, несмотря на идеалистический и агностический
характер своего учения, настойчиво обосновывал сущест
вование ”вещей в себе”, отвергая идеалистические по
пытки вывести внешний мир из сознания, постулатов
мышления. Главное в кантовском понимании ” вещей в
себе”, вопреки идеалистическим интерпретациям канти
анства, это несомненно признание существования внеш
него мира, независимого от познания, невыводимого из
него и тем не менее образующего внешний источник на
шего знания о мире явлений. Именно этот аспект кантов
ского учения о ”вещах в себе” В.И. Ленин рассматривал
как наиболее важный, существенный, так как объектив
ная реальность, реальность, существующая вне нас, — это
и есть мир в себе*. Кант глубоко заблуждался, считая от
личие явлений (вещей для нас) от ”вещей в себе” онто
логическим; он метафизически противопоставлял друг
другу эти две стороны единого процесса, в котором не
познанная (но отнюдь не непознаваемая) реальность ста
новится познанной реальностью и тем самым ”вещи в
себе” превращаются в ”вещи для нас”. Это значит, что
всегда наличествует непознанное, но последнее не есть
особая, отличная от познанного, реальность. Кант за
блуждался, относя непознанное к сфере явлений, а ”ве
Укажем в этой связи на то, что Г.В. Плеханов, выступая
против идеалистической интерпретации кантовского учения о
“вещах в себе”, писал: «В противоположность “духу”,
“материей ” называют то, что, действуя на наши органы чувств,
вызывает в нас те или иные ощущения. На этот вопрос я вместе
с Кантом отвечаю: вещи в себе. Стало быть, материя есть не
что иное, как совокупность вещей в себе, поскольку эти вещи
являются источником наших ощущений» (Плеханов Г.В. Избр.
филос. произведения. М., 1956. Т. II. С. 446).
91
щам в себе” приписывая непознаваемость. Между тем
непознаваемость не может быть свойством внешнего ми
ра, т.е. также относится к процессу познания как его веч
ная незавершенность. В этом смысле Ленин указывал,
что «вещь в себе” действительно отличается от познан
ной вещи, ибо «последняя — только часть или одна сторо
на первой, как сам человек — лишь одна частичка
отражаемой в его представлениях природы»31. Сфера
непознанного, несомненно, обширнее познанной обла
сти явлений. Этот факт был односторонне, метафизиче
ски интерпретирован «критической философией» Канта,
полагавшего, что его заслугой является установление аб
солютных границ познания и притом такого рода границ,
которые нисколько не исключают беспредельной позна
ваемости мира явлений.
Абсолютные границы, которые пытался установить
Кант, должны были поставить пределы метафизическим
(в первую очередь теологическим) притязаниям предше
ствующей идеалистической философии. В этом смысле
существует определенная аналогия между кантовской
критикой чистого разума, претендующего на независи
мое от опьгга знание, и бэконовской программой обуздания
спекулятивного, схоластического разума посредством мето
дически организованного, руководствующегося усовер
шенствованной индукцией, эмпирического познания.
Однако противоречивость кантовского понятия «вещи в
себе», которое из синонима внешнего мира превращает
ся в синоним трансцендентной реальности, неизбежно
вела к идеалистическому искажению этого понятия. На
эту двойственность кантовского понимания «вещи в се
бе» указывал В.И. Ленин в приведенной выше характери
стике основной черты учения Канта.
Поскольку явления трактуются как представления
(правда, интерсубъективные, получающие свое сенсор
ное содержание извне), постольку понятие явления не
31 Ленин ВЖ Поли. собр. соч. Т. 18. С. 119.
92
применимо к человеческому разуму, хотя человек тракту
ется Кантом как предмет познания и, следовательно, в из
вестном смысле относящийся к миру явлений. Человек,
человеческая психика, разум не сводимы к совокупности
представлений, так как последние присущи человеческо
му существу, которое образует эти представления, отли
чает себя от них и, действительно, отличается от всего
того, что оно видит, слышит, осязает, познает. Вот почему
понятие «вещи в себе» применяется Кантом не только к
некоему неизвестному нечто, о котором, по его словам,
не может быть сказано ничего, кроме того, что оно безус
ловно существует, но и к такой зримой реальности, как
сам человек,
