наук своего
времени. Но материалу номологических суждений он
придал абстрактно-априористскую форму и тем самым во
многом его выхолостил. От ошибок в конкретных иссле
дованиях эти основоположения не предохраняли, хотя и
могли гарантировать от индивидуального произвола. Но
те диалектически ценные и в конечном счете реальные
моменты, которые были в таблице категорий Канта, не
исчезли и в основоположениях. Недаром Гегель в отделе
«Действительность» своей «Науки логики» воспроизво
142
дит порядок Кантовых аналогий чистого опыта (и соот
ветствующих категорий).
Учение о «схематизме” и системе основоположений
чистого рассудка косвенно отражает еще одно реальное и
в конечном счете диалектическое обстоятельство, кото
рое в философии науки стали оживленно обсуждать в се
редине XX в., — так называемую «теоретическую
нагруженность» фактов, т.е. непременную опосредован-
ность их осознания, фиксации и истолкования предшест
вующими теориями. Наивное убеждение во
всемогуществе индукции несостоятельно. Правда, «тео
ретическая нагруженность» эмпирии получила у Канта
искаженное отображение в самом принципе категори
ального априоризма, но проблема этим не снимается. Эту
проблему не решил и «постпозитивизм», ибо представи
тели этого течения, как и Кант, не сумели поставить ее
действительно исторически. На исторический ее харак
тер, т.е. на зависимость от реальной истории наук, указал
Энгельс во фрагменте «Электричество» из «Диалектики
природы”. Вначале обыденный, повседневный опыт, а за
тем складывающиеся научные теории налагают свою пе
чать на значения терминов и высказываний языка науки,
а также и обыденного языка.
В целом у Канта выявление роли категорий в познании
ориентировано на их действие в отношении последующе
го опыта, тогда как вопрос об их генезисе остается у него
в тени. Правда, Кант охотно использует примеры на отно
шение категорий к предшествовавшему, уже состоявше
муся опыту — дело несложное, но это только примеры.
Однако без правильного решения вопроса о происхожде
нии категорий учение о них остается незавершенным, и в
нем сразу же возникает «крен” либо к концепциям врож
денных идей, либо к учению о необъяснимых по своему
глубинному источнику привычках, либо к априоризму или
же к конвенционализму, т.е. к одной из четырех основных
идеалистических версий трактовки категорий, наиболее,
может быть, ярко представленных в учениях Декарта,
Юма, Канта и Карнапа.
143
Сам Кант пришел, как мы знаем, к априоризму. Уже в
априоризме чистых созерцаний, посредством которого
Кант пытался обосновать возможность математики как
теоретической дисциплины, он связывал действие апри
орного начала непременно также с ” конструированием”
понятий. В письме М.Герцу от 26 мая 1789 г. Кант обра
тил внимание на конструирующую функцию математиче
ских определений33, и это находится в известном
соотношении с тем, что в письме И.Шульцу от 25 ноября
1788 г. Кант характеризовал синтетические суждения ап
риори в арифметике как ”практические”. Активная кон
струирующая роль априорного находит свое прямое
продолжение в теоретическом естествознании, но всякий
новый вводимый в уже существующую теорию эмпири
ческий материал поступает в науки, по Канту, лишь не
пременно пройдя до этого предварительную обработку
конструирующими чистыми созерцаниями. Это значит,
что теоретическое воздействие на эмпирию мыслится
Кантом, как подчеркивал Я.Хинтикка (1973), уже на пер
вом этапе как воздействие математическое. Время и
пространство выступают у Канта в его трактовке науки в
роли как бы предкатегорий. Таким образом трансценден
тальная эстетика и аналитика тесно связаны.
Тесная связь категориального построения науки с чис
тыми созерцаниями эстетики видна и из того, что Канто-
ва трактовка математики не была основана только на
чистых созерцаниях, но открывала дорогу одновременно
трем различным подходам к пониманию основ математи
ки: аналитическому, интуиционистскому и конструктиви
стскому, поскольку в составе математики Кантом
признавалось существование аналитических суждений
априори, а из принципа априоризма можно было выве
сти не только интуиционистские, но и конструктивист
ские посылки. Каждый из этих трех подходов, когда они
были впоследствии развиты, имел в себе долю истины, но
33 См.: Кант И. Трактаты и письма. М., 1980. С. 367.
144
и был односторонен, он не учитывал диалектики перехода
от эмпирико-индуктивного этапа развития знаний к тео
ретико-дедуктивному в истории тех математических дис
циплин, которые складывались в прошлом, и
последующего взаимодействия различных подходов. А в
мышлении крупных математиков, как замечал Дж. фон
Нейман, часто присутствуют совместно и эмпирический,
и «классический” (доинтуиционистский), и интуициони
стский, и конструктивистский подходы, однако ни одна из
попыток соединить их на совершенно равных правах, т.е.
в этом смысле их унифицировать, не удалась. Она и не
удастся: Гёделе доказал тщетность программы Гильбер
та34, которая ставит задачу обосновать классическую ак
сиоматическую математику на базе противоположной ей
интуиционистской системы.
Кант находился только в начале всех этих разных путей,
но ограничиться тем выводом, что его учение об априор
ности категорий свидетельствовало лишь о той общей
истине, что субъект в своем теоретическом познании ак
тивен, недостаточно. Выдвинув учение об априоризме ка
тегорий, Кант поставил тем самым вопросы о причинах
возникновения категориального «скелета» теоретиче
ских конструктов физики, химии и других естественных
наук, о критериях гносеологической оценки прошлого
исторического опьгга вообще, об источниках структуры
мыслительных способностей человека, о закономерно
стях развития всех теоретических дисциплин. Заслугой
Канта была уже сама постановка этих вопросовс Исто
рией естествознания Кант специально не занимался: он
ограничился в общем тем, что извлек для себя необходи
мые уроки из конфронтации между тремя естественнона
учными образами мира в ^XVII-XVIII рв.: картезианской,
лейбницеанской и ньютонианской. Победу последней
34 См.: Нейман Дж. фон. Математик// Природа. 1983. № 2.
С. 92; ср.: Нарекай И.С. Западноевропейская философия XIX
века. М., 1976. С. 52-53.
О Заказ № 1627 145
Кант полностью признал, и из этого факта он стал исхо
дить еще в «докритический” период своей теоретиче
ской эволюции. Его убеждение в несомненной
истинности основных понятий механики Ньютона спо
собствовало его выводу об априорности ее категориаль
ных структур.
Категориальный априоризм Канта не смог указать
пути к подлинно объективному применению категорий.
Когда Кант попытался наметить этот путь посредством
«схематизма” времени и основоположений » чистого”
(априорного) естествознания, имеющих свои истоки в
трансцендентальной апперцепции, то свел » объектив
ность” лишь к априорной всеобщности и необходимо
сти законов природы, а та и другая означают у него
полную зависимость от деятельности субъекта. В уче
нии о трансцендентальном * схематизме” и основопо
ложениях естественных наук Кант продолжил
наступление априоризма на эмпирический материал
знания. Так, он попытался «в основоположении анти
ципаций восприятия еще более сузить сферу эмпири
ческого в пользу априорного»35 36. В конечном итоге в
проблеме ” схематизма» у Канта наметился диссонанс
между бессознательно действующей силой воображе
ния и сознательно действующей аналитической силой
рассудка. Что касается конкретной содержательности и
структурности знания, то сам Кант признал, что актив
ность нашего рассудка * безусловно не может a priori
выдумать какие-нибудь первоначальные силы
(Grundkrafte)…»*^ а чувственный материал опыта он
счел, как известно, хаотичным. В проблеме » стыковки”
категорий и чувственного материала в полной мере
сказывается общий методологический просчет Канта.
Как писал В.ИЛенин, «у Канта познание разгоражива
35 Тевзадзе Г. Иммануил Кант: Проблемы теоретической
философии. С. 222.
36 Кант И. Соч. Т. 5. С. 93.
146
ет (разделяет) природу и человека; на деле оно соединяет
их…”37.
В конце концов кантовскому рассудку оставалось удов
летвориться тем, что в своей теоретической деятельности
он согласуется сам с собой. Именно в этом смысле он
будто бы способен «предписывать» законы природе. Это
широко известное заявление Канта неверно по существу,
ошибочно даже и с точки зрения исходных принципов
построения его собственной системы: ведь Кант то и дело
подчеркивает, что его априоризм касается только формы
знания, но законы природы неизбежно говорят о содер
жании тех связей и отношений, о которых в этих законах
идет речь. Даже если законы получают в науке матема
тическую » форму”, сама эта * форма” содержательна, и
она по существу дела отличается от собственно категори
альных формулировок этих законов. «Чистые», т.е. теоре
тически априорные, основоположения естествознания
оказываются странным гибридом форм, получающих от
Канта статус содержания, и содержания, выдаваемого им
за априорные формы.
Рассудку трудно удовлетвориться таким результатом, и
тогда Кант ставит его перед более трудными испытания
ми, качественное отличие которых от всех прежних нахо
дит у Канта то терминологическое выражение, что
рассудок превращается в собственно разум. Кант ставит
перед ним три трансцендентальные идеи, которые можно
было бы назвать в соответствии с их содержанием также
и трансцендентными, поскольку разум, выдвигая их, пы
тается «заглянуть» в подлинно объективный, трансцен
дентный мир, — в мир, именуемый Кантом областью
«вещей в себе». Это вопросы о существовании или о
свойствах космоса, человеческого субъекта и бога.
37 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 29. С. 83.
10* 147
Рефлективные понятия и их амфиболия.
Отрицания и противоречия
Мы находимся на ” ближних подступах” к трансценден
тальной диалектике Канта, второй части его трансцен
дентальной логики. Здесь мы приближаемся к вступлению в
область исследования противоречий познания предметов
онтологии. Это, так сказать, ” сверхзадача” Канта,
сформулированная им как требование постичь высший
синтез всего сущего. Непосредственная же задача
заключается в том, чтобы проверить, насколько реальны
надежды разума на то, чтобы познать мир ” вещей в
себе”, а тем самым соединить ”объективность” как
общезначимость рассудочной науки с ”объективностью”
как существованием вещей независимо от науки. Это
был вопрос о достижении синтеза познавательной
деятельности аналитического разума с мыслящей дея
тельностью разума диалектического, направленной за
пределы того познания, которое уже определено как
возможное и достижимое. Это был бы ”синтез” познания
того, что дано опыту, и мышления о том, что скрыто в
универсуме, иначе говоря, синтез науки и философии. А в
самом познании — ”синтез” его упорядоченности и
противоречивости, который бы преодолел последнюю. Все
это интегрировано в краткий вопрос: как возможна
подлинная философия?
Все перечисленные виды синтеза, по Канту, недости
жимы, путь к ним оказывается логикой видимости, кото
рая превращается затем в логику преодоления этой
видимости посредством развенчания условий постановки
самой задачи. Здесь ”общая”, т.е. формальная, логика,
”рассматриваемая как органон… имеет диалектический
характер”38, ибо она оказывается на службе самой диа
лектики как искусства гносеологического спора. Перехо
дя от аналитики к диалектике, Кант отделяет учение о
38 Кант И. Соч. Т. 3. С. 161.
148
философских заблуждениях разума от теории прираще
ния гносеологических и методологических познаний, но
в то же время углубляет ранее им выдвинутые положения
о деятельности рассудка, обнаруживая и в ней ряд воз
можных заблуждений и глубоких диалектических тонко
стей, впоследствии не оставленных без внимания
Гегелем. Тем самым между резко разделенным перебра
сывается еще один соединяющий мостик.
Речь идет о «Приложении” к «Аналитике основополо
жений” , в котором рассматривается амфиболия, т.е. дву
смысленность, в понимании рефлективных понятий,
происходящая от смешения эмпирического применения
рассудка с трансцендентальным. Это понятия тождества,
различия, противоречия, внутреннего и внешнего, мате
рии и формы, в которые вклиниваются понятия совме
стимости и отрицания^9.
Характерны споры среди комментаторов Канта о на
значении данного «Приложения” и о месте, занимаемом
рефлективными понятиями в структуре трансценденталь
ной логики. Выше уже было отмечено, что эти понятия
послужили источником для центральной группы катего
рий сущности в «Науке логики” Гегеля. Не без влияния
на Гегеля остались соображения Канта об относительно
сти различия между «внутренним» и «внешним» в
трансцендентальной рефлексии39 40. Уже все это свиде
тельствует в пользу кантовской характеристики их наряду
с «родом», «видом» и «свойством” (необходимым и
случайным) как своего рода вспомогательных катего
рий — разумеется, не в смысле Аристотеля, видевшего в
категориях роды бытия, а в смысле Канта, понимающего
их как чистые формы рассудочного познания. Ведь ре
флективные понятия, по Канту, должны служить средст
вом сравнения и сопоставления категорий друг с другом.
Отсюда распространенное мнение, что рефлективные по
39 См.: Там же. С. 317 и 334. “Отрицание” выявляется из
обсуждения понятий “нечто” и “ничто”, но оно уже
фигурировало у Канта как одна из категорий группы качества.
40 См.: Там же. С. 317.
149
нятия принадлежат к сфере рассудка. Но есть и точка зре
ния, по которой они суть порождение разума, а ФАЛан-
ге, возродив давние соображения Г.САМеллина (1797),
охарактеризовал их как априорные понятия способности
суждения. Одни комментаторы вообще считают, что ре
флективные понятия и амфиболии не заслуживают
