постоянно

оперирующие этими категориями.

Так, детерминизм в рамках механистического миро­

воззрения знаменует определенный уровень познания

объективного детерминизма природы. В непонимании

ограниченности этого уровня и его категориальногс^въь.

ражения, т.е. в отождествлении субъективного с объек­

тивным, ограниченного знания с неограниченным

предметом познания и состоял один из пороков механи­

стического мировоззрения.

Основоположники марксизма в середине прошлого

века, когда механистическое мировоззрение еще господ­

ствовало в науках о природе, несмотря на ряд противо­

стоящих ему выдающихся открытий, подвергли

критическому анализу категорию причинности, показав,

что она лишь односторонним образом отражает объек­

тивную детерминацию природных явлений. Энгельс, в ча­

стности, указывал, что ”причина- и следствие суть

представления, которые имеют значение, как таковые,

только в применении к данному отдельному случаю; но

как только мы будем рассматривать этот отдельный слу­

чай в его общей связи со всем мировым целом, эти пред­

ставления сходятся и переплетаются в представлении

универсального взаимодействия…” 10.

Энгельсу, разумеется, была совершенно чужда недо­

оценка принципа причинности, как и недооценка объек­

9 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 29. С.85.

Ю Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.20. С. 22.

18

тивной причинной обусловленности природных процес­

сов. Он выступал, с одной стороны, против абсолютиза­

ции понятия причинности, а с другой — за дальнейшее

развитие, углубление этого понятия, т.е. адекватное по­

знание той объективной формы всеобщности, которую

оно отражает. В.И. Ленин продолжил гносеологический

анализ причинности в новую историческую эпоху, когда

методологический кризис физики, начавшийся в конце

прошлого столетия, выявил ограниченность механисти­

ческой, метафизической интерпретации философских

категорий, которые применялись естествоиспытателями

согласно утвердившимся исследовательским процедурам

без какого-либо гносеологического, критического анали­

за, предваряющего их применение к новым объектам ис­

следования. Ленин, развивая положения Энгельса,

указывал на то, что понятие причинности лишь прибли­

зительно отражает связь явлений природы, что оно неиз­

бежно упрощает реальные многообразные процессы,

изолируя те или иные стороны единого мирового целого.

Причина и следствие, писал В.И. Ленин в «Философских

тетрадях», представляют собой «лишь моменты всемир­

ной взаимозависимости, связи (универсальной), взаимо-

сцепления событий, лишь звенья в цепи развития

материи»11.

В.И. Ленин не ограничился одной лишь гносеологиче­

ской интерпретацией причинности. Он также разграни­

чивал понятие закона и закон, как он существует сам по

себе, безотносительно к познанию, т. е. как существен­

ная, повторяющаяся, определенным образом направлен­

ная связь явлений. Нисколько не умаляя научного

понимания закона, В.И. Ленин вместе с тем отмечал: «За­

кон берет спокойное — и потому закон, всякий закон, узок,

неполон, приблизителен»1 2. Речь, конечно, идет о законах

науки, т.е. научном отражении объективных законов, кото­

рые сами по себе, т.е. безотносительно к познанию, не

11 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 29. С. 143.

12 Там же. С. 136.

2 * 19

являются ни приблизительными, ни узкими, ни непол­

ными.

Большинство докантовских философов рассматривали

онтологические категории, в особенности те из них, ко­

торые приобрели общенаучное значение (к ним прежде

всего относятся категории причинности, закона) как не­

изменные определенности бытия, которые, так сказать,

аксиоматически очевидны и поэтому исключают необхо­

димость критического анализа. Правда, скептицизм под­

вергал эти категории критике, но так как он вообще

отвергал возможность философского (и не только фило­

софского) знания, то эта критика категорий превраща­

лась в беспредметное отрицание их познавательного

значения.

Философия Канта, несмотря на присущие ей черты

скептицизма, агностицизма, является теоретическим

обоснованием возможности научного познания природы,

обоснованием, конечно, идеалистическим, субъективист­

ским, но тем не менее вскрывающим действительные

процессы познавательной деятельности. Субъективист­

ски интерпретируя категории, Кант вместе с тем выявляет

правомерность и, более того, необходимость их изучения

как субъективных форм познавательной деятельности.

Лишая категории онтологически-объективного, незави­

симого от познания содержания, не видя того, что эври­

стическое значение категорий органически связано с

этим объективным содержанием, Кант, однако, невольно

поставил вопрос о гносеологической интерпретации ка­

тегорий. То обстоятельство, что такая интерпретация

предполагает рассмотрение категорий с позиций развива­

ющегося познания, о котором у Канта нет речи, сделало

невозможным решение проблемы в рамках ”критиче­

ской философии”. Но все же проблема была поставлена.

Последующее развитие немецкой классической филосо­

фии выявило выдающееся значение этой проблемы для

развития диалектического метода, который подвергает

критическому анализу предпосылки, основания, принци­

пы научного исследования.

20

Было бы серьезным заблуждением недооценивать вы­

дающееся значение такой постановки проблемы. Чтобы

уяснить это, достаточно хотя бы указать на тот факт, что

ни один естествоиспытатель Нового времени, пользуясь

категориями причинности и т.д., не ставил вопроса о том,

в чем же ограниченность этих понятий, насколько адек­

ватно они выражают реально существующие законы и ка­

узальные отношения, не следует ли подвергать эти

понятия анализу и обогащать их новым содержанием. По­

становка, выдвижение новой проблемы в философии —

явление отнюдь не частое, а если учесть значение пробле­

мы, о которой идет речь, то станет еще понятнее прогрес­

сивная роль, которую сыграла философия Канта, о

данном случае в области гносеологии.

Таким образом, субъективизм кантовской интерпрета­

ции познания представляет собой, как это ни поразитель­

но на первый взгляд, выдающуюся попытку преодоления

субъективистских (и скептицистских) выводов, вытекаю­

щих из философского (но не только философского) эм­

пиризма. Кантовский субъективизм есть постановка

проблемы гносеологической интерпретации факта зна­

ния и его категориальных форм. Сущность такой интерп­

ретации заключается в разграничении знания и предмета

знания, в исследовании знания как уровня познания, пре­

восходимого его последующим развитием. При таком, по

существу диалектическом, подходе, который, однако, не­

достаточно выявляется в философии Канта, и предмет по­

знания рассматривается критически, поскольку все, что о

нем известно, также представляет собой определенный

уровень познания, абсолютизация которого неизбежно

ведет к заблуждениям.

Гносеологическая интерпретация знания независимо

от того, в какой мере она философски осознана, система­

тически осмысливается и разрабатывается в ходе разви­

тия науки. Иное дело — гносеологическая интерпретация

категорий, которые в науках обычно выступают как уже

заданные, готовые способы обобщения. У Канта отсутст­

вует идея развития философских категорий, хотя именно

21

эта идея составляет основание систематического диалек­

тического учения о категориях. И тем не менее именно с

Канта гносеологическая интерпретация категорий стано­

вится первостепенной задачей философии.

Кант свел онтологию к гносеологии и тем самым от­

крыл широкую дорогу для принципиально нового, исто­

рического понимания природы знания, картины мира,

логических форм познавательной деятельности. И хотя

историзм как принцип гносеологического исследования

остался чужд Канту, именно это новое понимание соот­

ношения гносеологии и онтологии делает его великим

философом несмотря на все противоречия, содержащие­

ся в основных понятиях его учения. Суть дела заключается

в том, что это в высшей степени содержательные проти­

воречия, какова бы ни была форма их понятийного выра­

жения. Поэтому в них, в этих противоречиях, таится

гениальное прозрение истины, выявление которой со­

ставляет одну из самых благодарных задач исследователя-

марксиста.

I

Априоризм И. Канта.

Проблемы,

прозрения, заблуиздення

Критика рационалистической

интерпретации априорного.

Априорное как форма,

а не содержание знания

Рационалистическая философия, какова бы ни была ее

историческая форма, предполагает признание

возможности принципиально независимого от опыта

знания. Рационализм, признавая, что ^некоторые наши

знания имеют своим источником чувственные

восприятия предметов внешнего мира, категорически

отвергает сенсуализм — учение о происхождении всех

наших знаний из чувственных восприятий. С точки

зрения рационализма мышление есть превосходящая

возможности опыта познавательная способность,

посредством которой постигается сверхчувственная

реальность. Соответственно этому рационализм

допускает существование априорного мышления,

рассматривает чистый, т.е. независимый от чувствен­

ности, разум как самостоятельный источник знания,

выявляющийся с наибольшей очевидностью в мате­

матике, в особенности в ее аксиоматике. Лейбниц,

например, утверждал, что человека отличает от

животного не мышление вообще, а способность

мыслить априорно.

Д. Юм, последовательный сторонник идеалистическо­

го эмпиризма и скептицизма, допускал тем не менее воз­

можность независимых от опыта выводов в некоторых

разделах математики. Но он решительно отрицал воз­

можность априорных выводов в естествознании. Так, он

писал, что ”знание отношения причинности отнюдь не

23

приобретается путем априорных заключений, но про­

истекает всецело из опыта…” *.

Таким образом, вопрос о возможности или невозмож­

ности независимого от опыта знания составлял по суще­

ству центральный пункт философского спора между

рационализмом и эмпиризмом. И заблуждения филосо­

фов, допускавших существование априорного знания, ни

в малейшей степени не умаляют гносеологического зна­

чения поставленной ими проблемы. В наше время это,

пожалуй, еще более очевидно, чем во времена Канта, ког­

да в науках (исключая математику и теоретическую меха­

нику) господствовало эмпирическое исследование.

Результаты теоретического исследования, несомненно,

выходят за границы наличного опыта; они сплошь и ря­

дом не согласуются с чувственными данными и, более то­

го, противоречат чувственному отражению внешнего

мира, хотя именно последнее является его единственным

источником. Уместно в этой связи сослаться на следую­

щее замечание Альберта Эйнштейна: ”В процессе разви­

тия философской мысли на протяжении столетий

первостепенное значение имел следующий вопрос: что

может дать познанию чистое мышление независимо

от чувственного восприятия? Возможно ли познание,

основанное на чистом мышлении? Если же нет, то ка­

ково соотношение между познанием и тем сырым мате­

риалом, которым являются наши ощущения?”* 2

Отвечая на этот вопрос, Эйнштейн отвергает аристок­

ратическую, по его выражению, иллюзию о неограничен­

ной проницательности чистого мышления. В другом

месте Эйнштейн, однако, отмечает. ”В последнее время

перестройка всей системы теоретической физики в це­

лом привела к тому, что признание умозрительного ха­

* ЮмД. Исследование о человеческом познании / / Соч.: В 2 т.

М., 1965. Т. 2. С 29.

2 Эйнштейн А. Собр. научных трудов. М., 1967. Т. IV. С. 248.

Примечательно, что Эйнштейн по существу пересказывает

мысль Канта, не ссылаясь на него, очевидно, потому, что он

пришел к этому взгляду собственным путем. Мы имеем в виду

24

рактера науки стало всеобщим достоянием»3. Эти заявле­

ния крупнейшего естествоиспытателя нашего века гово­

рят о том, что гносеологические проблемы, исторически

связанные с априоризмом, не утеряли своей актуальности

и сегодня.

Априоризм зарождается уже в древнегреческой фило­

софии как теория врожденных идей, разработанная Пла­

тоном. Оставляя в стороне мистическое содержание этой

облеченной в форму мифа теории, укажем на ее основ­

ной гносеологический аргумент: идентификация чувст­

венно воспринимаемых единичных вещей (скажем, ло­

шади, реки) была бы невозможна, если бы чувственному

восприятию этих вещей не предшествовало сознание их

«идеи’5, видовой определенности. Эти идеи, общие поня­

тия, утверждал Платон, врождены человеческой душе.

Рационализм Нового времени возродил теорию врож­

денных идей как учение о возможности сверхопытного

знания, которое дедуцируется из этих идей. Декарт считал

врожденными идеи бога, субстанции, бытия. Его по­

пытка модернизировать онтологическое ”доказательст­

во” бытия бога была непосредственно связана с теорией

врожденных идей. Однако важнейшее содержание этой тео­

рии составляли не теологические выводы, которые, из нее

делались картезианцами, Лейбницем, Мальбраншем, а гно­

сеологическое положение о наличии в нашем знании сужде­

ний, обладающих строгой всеобщностью и необходимостью.

Так, например, математические предложения рассматрива­

лись как независимые от опыта.

Сторонники философского эмпиризма также считали,

что опыт, индуктивные умозаключения не приводят к об­

ладающим аподиктической всеобщностью выводам. Они

склонялись к номинализму, т.е. отрицанию объективной

реальности всеобщего. При этом они нередко соглаша­

следующее положение Канта: «основной вопрос состоит в том,

что и насколько может быть познано рассудком и разумом

независимо от всякого опыта…” (Кант И’. Критика чистого

разума / / Соч. Т. 3. С. 78).

3 Эйнштейн А. Собр. научных трудов. Т. IV. С. 167.

25

лись с рационалистами в том, что математические выводы

независимы от опыта. Д. Локк, систематически опровергав­

ший теорию врожденных идей Декарта и обосновывавший

философские основы эмпирического естествознания, счи­

тал тем не менее высшей ступенью познания интеллекту­

альную интуицию, солидаризируясь в этом пункте (правда,

не без серьезных оговорок) с рационализмом

Лейбниц, написавший большую работу против сенсуали­

стической системы Локка, продолжал теорию врожденных

идей Декарта и связанную с ней априористическую кон­

цепцию. Он разграничивал истины факта, постигаемые с

помощью опыта, и независимые от последнего истины

разума, дедуцируемые из врожденных идей. «Идеи бытия,

возможного, тождественного настолько прирождены

нам, что они входят во все мысли и рассуждения, и я счи­

таю их присущими нашему духу»* 4. Врожденные идеи не

являются, однако, мыслями, они представляют собой,

скорее, предрасположения, интенции мышления. Эта

смягчающая формулировка принципа врожденных идей

не помешала, впрочем, Лейбницу утверждать, что «душа

заключает в себе бытие, субстанцию, единое, тождествен­

ное, причину, восприятие, рассуждение и множество дру­

гих понятий, которых не могут дать нам чувства»5.

Рационализм