невидимая сила, тысячу крат более совершенная и бесконечно восхитительная, – Творец, который есть действительное начало и источник всего, истинное Бытие. Поэтому именно перед ним следует преклониться, а за красотой мира всегда надо пытаться усмотреть великий и непостижимый замысел потустороннего Бога. Христианин считает, что, когда язычник поклоняется природе, он тем самым ее принимает за самого Творца, он подменяет его творением, совершая самую непростительную ошибку, ибо умаляет и принижает роль Бога, растворяя его в окружающем мире. Христианский взгляд является теизмом, то есть утверждением о первичности и потусторонности Бога по отношению к миру и о сотворенности последнего. Таким образом, античный пантеизм сменился средневековым теизмом, под идейными знаменами которого (христианского – на Западе и мусульманского – на Востоке) прошло тысячелетие человеческой истории.Но прежде чем христианство завоевало людские умы, их надо было очистить от языческих представлений, а также разработать и обосновать новое вероучение, что и сделали основоположники христианского мировоззрения, которых называют его отцами. Их философская деятельность получила название
патристика(от лат.
pater– «отец»), датируется первыми веками нашей эры и может быть названа начальным периодом средневековой философии, ее становлением и формированием.Одним из основных вопросов патристики была проблема соотношения веры и знания, религии и философии. Понятно, что знание – это принятие чего-либо в силу обоснования и доказательства, то есть опосредованно и по необходимости, тогда как вера – принятие чего-либо помимо всяких обоснований и доказательств, то есть непосредственно и свободно. Верить и знать – совершенно разные вещи. Религия опирается на веру, философия – на знание, и поэтому разница между ними также очевидна. Поскольку Средние века – эпоха безусловного идейного господства христианства, проблема заключалась в возможности применения философского знания к религиозной вере. Ни о каком приоритете философии не могло быть и речи, так как главенство религии было само собой разумеющимся. Поэтому следовало всего лишь выяснить, может ли быть философия хоть в какой-то степени совместима с религией, и тогда надо ее оставить, сделав подспорьем веры, «служанкой богословия», или же, напротив, необходимо отбросить вовсе любое философствование как занятие вредное и богопротивное.Один из первых представителей патристики, Климент Александрийский, считал, что философия не противоречит религии и является подготовительным мероприятием для нее, ступенькой на пути к более совершенному способу познания – вере. Бог назначил людям философствовать, говорит Климент, чтобы подготовить их к высшему – религиозному – этапу духовной жизни. Другой известный христианский автор – Тертуллиан полагал, что философское знание и религиозная вера несовместимы и взаимоисключающи. Огоговением, ни в коем случае не пытаясь их понять, осознать или обосновать, ибо любая такая попытка приведет только к недоразумению и обернется абсурдом (нелепостью). Тертуллиану принадлежит знаменитая формула: «Верую, ибо абсурдно», то есть следует только верить, хотя слепая вера нелепа и абсурдна с точки зрения разума и знания; следует только верить, потому что бессмысленно или абсурдно пытаться понять что-либо в сверхразумных и в принципе недоступных осознанию положениях веры. Философия, опирающаяся на знание, поэтому должна быть всячески истребляема, как мероприятие, злонамеренно уводящее человеческую душу от истинной и чистой веры.Если Тертуллиан считал невозможным применить логическое разумение к религиозным предметам, то следующий представитель патристики – Ориген – полагал это осуществимым. Вполне с позиций разума он рассуждал так: человек был создан Богом, но, нарушив запрет вкушать плоды с древа познания, отпал от него и был наказан; с тех пор весь род человеческий грешен, но среди людей есть немногие праведные, которые спасаются в раю, тогда как грешники мучаются в аду. Но ведь человек, каким бы он ни был впоследствии, изначально вышел из рук Всеблагого (абсолютно доброго) Творца, а значит, по большому счету, все же является хорошим, и поэтому когда-либо он все равно вернется к Богу, то есть все спасутся, а ада вовсе не будет. Кроме того, говорит Ориген, первые люди, положившие своим ослушанием начало греху, не вполне и виноваты: зачем им была предоставлена свобода выбора – нарушить запрет или не нарушить, ведь запретный плод всегда сладок, и понятно, что они его должны были вкусить, использовать свою свободу в сторону зла, то есть их грех был в какой-то степени предопределен. А коли так, то за что первых людей жестоко и навечно наказывать? Поэтому вполне возможно их, а вместе с ними и весь человеческий род в конце концов простить, оправдать и спасти в раю.Самым выдающимся представителем патристики был Аврелий Августин, епископ Гиппонский. Вслед за Тертуллианом он утверждал, что Божественный замысел непостижим. Бог изначально предопределяет одних к спасению в раю, других – к вечным мукам в аду. Поэтому праведный является добродетельным не в силу свободного выбора, а волей предопределения, и потому нет никакой его заслуги в собственной праведности. Равно как и грешник совершает преступления не в силу сознательного выбора зла, а потому что предопределен к нему. Одни должны спастись и поэтому при жизни праведны, а другие обречены погибнуть и оттого грешны. Получается, что последние ни в чем не виноваты и ни в чем нет заслуги первых, стало быть, ни добрыми, ни злыми делами нельзя ничего изменить или как-то повлиять на свою будущую (загробную) участь. Но тогда возникает вопрос: за что же наказывать грешников адом и поощрять праведников раем, если никто не является плохим или хорошим добровольно, но всегда – в силу сверхъестественного предопределения? Этот вопрос вполне правомерен, но только с точки зрения разума; он логичен и вытекает из мышления, а Божественная воля стоит совершенно вне всякого осознания и понимания, и потому данный вопрос является бессмысленным. Равно как лишен смысла и вопрос о том, чем руководствуется Бог, творя свое предопределение, назначая одних к спасению, а других к погибели.Вообще, говорит Августин, наказание существует только потому, что есть грех или зло, которое не может быть безнаказанным. Но откуда оно взялось, если Бог – абсолютное добро, а значит, не мог создать ничего плохого. Зла первоначально не было вовсе. Бог создал только добро, поэтому оно – самодостаточный и независимый мировой элемент, который существует вечно. Откуда же тогда зло? Первые люди располагали свободой выбора: они могли нарушить Божественный запрет вкушать с древа познания или же могли не нарушить его. В случае нарушения зло появилось бы, а в случае послушания его не было бы. То есть оно могло быть, а могло и не быть, находилось всего лишь в возможности, в потенциальном состоянии и переросло бы в действительность только при определенных условиях. Таким образом, Бог не создавал зла, говорит Августин, оно проистекло из свободной человеческой воли.Первые люди выбрали нарушение запрета, то есть зло, в результате чего человек отпал от Бога и был изгнан на землю. Грехопадение является, по Августину, началом человеческой истории. Середина ее – это первое пришествие Спасителя и частичное искупление людских грехов мученической смертью на кресте. Концом истории будет второе пришествие и установление Божьего царства на земле. У Августина впервые появляется линейное понимание истории (она имеет начало, середину и конец), в античности же было циклическое представление (история – такой же однообразный круговорот, который наблюдается в природе).
Вера или знание. Мистика и схоластика
В Средние века мироздание стало рассматриваться как творение, воплощение Божественного замысла, и поэтому в центре познания оказалось не оно, а Творец, в силу чего и философия как наука о мире потеряла свое прежнее значение. Теперь участь ее решалась, как мы уже видели, рассматривая взгляды патристики, следующим образом: если философия имеет право на существование, то должна быть «служанкой богословия», а если же не имеет, то ее следует предать забвению, отбросить за ненадобностью.В каком случае ее можно будет оставить, а в каком – нет? Все зависит от того, может ли она помочь в делах веры или же не способна на это. А помочь – значит обосновывать положения религии, приводить для них разумные основания, уметь их доказывать. Понятно, что и одной веры в религиозные предметы вполне достаточно, но если ее можно будет логически разработать, укрепить с помощью разума и философского знания, то это нисколько не помешает и окажет религии несомненную услугу.Основные положения веры называются догматами. Вопрос заключался в том, можно ли применить к ним философское рассуждение, то есть осмыслить их и понять, а не только верить в них. Приведем некоторые из этих положений: 1. Бог всемогущ и всеблаг (то есть является абсолютным добром). 2. Бог совершенно свободен.3. Он сотворил мир из ничего. 4. Первые люди, как младенцы, ничего не ведали, то есть были неразумными, а потому – безмятежными и счастливыми, однако у них была возможность свободно выбрать нарушение или ненарушение Божественного запрета вкушать с древа познания. 5. Бог создал сначала мужчину, потом женщину, установил свой запрет, но они ослушались, совершили грех и в наказание были изгнаны из рая и осуждены на земную жизнь. 6. Род человеческий произошел от Адама и Евы, и поэтому все люди грешны и совершают зло, за что наказываются муками в аду. В конце земной истории человек должен вернуться к Богу. При попытке осмыслить эти положения возникают различные вопросы, недоразумения и противоречия.1. Если Бог всемогущ, то в его ведении находится и зло, но тогда он не всеблаг (то есть не является абсолютным добром), а если он всеблаг (то есть только добро), тогда зло не от него и ему не подчиняется, но в этом случае он не всемогущ. Получается, что всемогущество и всеблагость несовместимы и взаимоисключающи. Из этого выросла очень важная в Средние века и в последующие эпохи проблема
теодицеи(богооправдания) (от греч.
theos– «Бог» и
dik– «право, справедливость») – объяснения существования зла.2. Абсолютная свобода есть полная непредсказуемость и неопределенность, ведь это возможность и способность быть кем угодно, каким угодно и когда угодно и даже не быть вовсе. Когда же мы говорим, что Бог всегда есть, что он – только добро, то мы тем самым обрекаем его на то, чтобы всегда быть (а не быть, получается, ему нельзя), а также являться только добрым (а не каким-либо иным), то есть, приписывая ему некие определенные свойства, ограничиваем его абсолютную свободу. Получается, что Бог не может абсолютно все. Например, не может не существовать, или самоуничтожиться, или творить злые дела. А