окаменеть, но уважает ее характер живой вещи, которая беспрерывно, по своей собственной природе, обновляется, всегда истинная и никогда не истинная). Истина, которая растет, развивается, зреет (неудовлетворенная всякой своей формой — потому, что она всегда способна принять форму, более адекватную тому ядру жизни, которое у нее внутри и энергия которого постепенно проявляется) — направление, а не пункт прибытия; путь, всегда открытый цели. Одним словом — критика, а не догма. В противном случае она кристаллизуется в особенных формах, которые, не будучи в состоянии пережить свое время, удушают внутреннюю энергию государства и гасят ее. Возвращение к принципам, рекомендованным Макиавелли, есть возвращение от догмы к критике; от эпохи застойных форм, лишенных духа и не способных на прогресс, к эпохе порыва и юношеской энергии, в которой дух творит свои формы.
14. ФИЛОСОФИЯ КАК КРИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ
Критический характер, который предписан доктрине государства, — тот же самый критический характер (сущностный для мысли, т.е. для философии, которая, в отличие от других форм мысли, способных в иных отношениях отличаться от философии, осознает это фундаментальное критическое требование мысли — и ставит своей целью удовлетворить его; и, в силу этого, живет критикой (т.е. мыслью, которая знает, что должна непрерывно обновляться и развиваться, находясь над всеми своими объектами)). В действительности доктрина государства — доктрина самого гражданина; но доктрина критическая, т.е. философия. Государство, сознающее свою сущность, поощряет философское умозрение, ибо знает, что таким образом потенциирует мысль, являющуюся его силой. Но поощрять философию — значит поощрять ее критический характер, в котором состоит закваска спекулятивного прогресса.
15. ГОСУДАРСТВО И ФИЛОСОФЫ
Государство, как всякая конкретная реальность духа, есть разделение труда и координация различных элементов, на которые оно подразделяется: организм, единство которого есть жизнь, требует специализации всех органов и функций, являющихся органами и функциями единого организма. Государство имеет свое искусство в художниках нации, личностью которой оно является; и также оно имеет своих священников, своих ученых, своих солдат, своих земледельцев, мореплавателей, врачей, инженеров и т. д. Их множественность разнообразие форм самой мысли и, стало быть, сличение и конкуренция, и триумф лучших, благодаря которым торжествует всегда в народе, т.е. в государстве, самая могучая мысль или просто мысль. Оно имеет своих философов на кафедрах, в академиях и везде, где веет духом. Через различные философии развивается философия вообще — та, которая одна может быть философией, мыслью; мощью нации, сильной своей цивилизованностью и своими духовными энергиями — мощью государства.
16. ДВА ЗАМЕЧАНИЯ
Прежде чем закончить, я хочу отметить: сказанное не претендует на то, чтобы быть нормой отношений между государством и философией. Если в этом выступлении есть все же нормативная тенденция, то вытекает она из содержания соображений, вызванных реальностью вещей. Эта реальность, точно понятая, представляется нам тем, чем мы ее назвали, — даже когда факты, как на первый взгляд может показаться, находятся в противоречии с нашим учением; даже когда тот, кто правит государством, и тот, кто занимается философией, ставят себе целью доказать тезис, противоположный вытекающему из всего нашего выступления. Но поскольку здесь не желают доказывать и утверждать какой-то тезис, освобождая его от всякого сомнения и возможности обсуждения; и, более того, хотят выдвинуть тему полезных дебатов — постольку достаточно этого замечания; и да увидит самостоятельно каждый ученый, который любит истину, имеют ли силу (и если да, то насколько) названные вещи при сопоставлении с реальностью.
Другое — весьма короткое и, быть может, поверхностное — замечание: не пытайтесь судить это учение по мерке предшествующих, более или менее знаменитых, учений, благодаря которым каждый имеет уже готовым свое суждение.
Учение, обрисованное здесь в общих чертах, связано со всей историей философии; но, насколько я знаю, оно никогда не было сформулировано — и, в силу этого, должно быть исследовано отдельно в своей сути (по крайней мере, прежде чем быть классифицированным — если кому-то еще доставляет удовольствие классифицировать философские системы, освобожденные от их исторической определенности).
1. УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ФИЛОСОФИИ
Уготована ли науке судьба, согласно философу, оставаться вне области абсолютного знания, как ложной и несводимой форме знания, которому присущи собственные предпосылки (а значит, и методы)? Существует ли между наукой и философией то радикальное различие, на котором настаивают иные философы? Вот проблема, живо обсуждавшаяся в последнее время в Италии в связи с некоторыми работами по философской трактовке права и экономики, данной актуалистами.
То, что наука является философией, явно не может быть поставлено под сомнение теми, кто, подобно мне, утверждает, что все — философия, поскольку все — мысль; а мысль — самосознание; и это самосознание как раз и является сущностью философии. Значит, философией является и физика? Но тогда философия — это также атом, или электрон, или какая-то другая частица, которую называют объектом физики. Философией является и уголовное право? Но тогда философия также и наказание, и даже преступление. Повод для скандала [1]; утверждения, заставляющие удивленно вскинуть брови, — вот все, чего хотят. Но это так. Идеализм, который бы спасовал перед высказываниями подобного рода, был бы идеализмом, достойным насмешек. И все уловки, к которым однажды прибегали, чтобы миновать данного рода выводов, как теперь уже видно, были всего лишь гнусными уловками, не достойными любого мыслителя, мужественно настроенного мыслить логически.
1 Слишком скандальное или парадоксальное на первый взгляд утверждение, что философией является пусть уже не физика, но любой «объект» физики. Чтобы уловить истинный смысл подобного утверждения, обратите внимание на замечание следующего 3 относительного необходимого превращения абстрактного логоса в конкретный.
И все же, когда было сказано, что все — философия, явно что-то было сказано; и это доказывает тот факт, что данное суждение вызывает большое возмущение (готов сказать: раздражение). Но можно также утверждать, что ничего не было сказано (потому, что если все — философия, то главное, в конечном счете, будет состоять в отличии одной философии от другой, т.е. одной вещи от другой; по крайней мере, человека от тыквы). Это не открытие так называемой «философии дистинктов», которая, помимо единства, требует различия. И недостаточно также четырех категорий (священное число!), чтобы различить все объекты мысли, которые нужно различить. Ведь мысль бесконечное саморазличение: если смотреть на нее извне, то она бесконечность дистинктов, специфицированных индивидуальностей, на которые множится единая мысль; а если смотреть на нее изнутри, то она — один дистинкт, индивидуализированный своим имманентным актом саморазличения.
2. НЕОБХОДИМОСТЬ РАЗЛИЧЕНИЯ
Между тем, если все — философия, то ничто не философия. Почему? Все является философией, поскольку все участвует в диалектическом и самоформирующемся процессе.
Но тот, кто говорит «диалектика», говорит, что существует то, чего нет, и поэтому оно становится. Значит?.. Все, что есть, уже не философия, но находится на пути того, чтобы стать философией — как тыква, так и голова философа. И этот путь может быть более или менее долгим, но в конечном счете он всегда довольно долог.
Далее: хотя все и мысль (и поэтому философия), — но в каком смысле? Непосредственно — нет. Непосредственно тыква не имеет самосознания (и даже осел; и даже человек). Ни одно особенное существо, т.е. вообще ни одно существо (которое, как существо, всегда особенное, потому что предполагает того, кто мысля его, фиксирует его благодаря абстрагированию как существо), не имеет самосознания, которое может показаться сначала особенным и конечным, но являет себя, в своем постоянном развитии, бесконечным и универсальным; и из собственной универсальности черпает вечную универсализирующую или идеализирующую энергию, посредством которой уничтожает все различия и мыслит. Так что все — мысль, поскольку не ограничивается тем, чтобы быть, и поскольку рассматривает себя не в своей партикулярности, а в своей глубинной основе (которая является единой, бесконечной, универсальной — и поэтому может реализоваться как самосознание). Мыслит не существо, т.е. «это» существо, а существо, которое находится в становлении в момент мысли. Не тыква как тыква, но тыква как то целое, которое и есть сама мысль.
Существо, это определенное существо — вот все мыслимое, которое не является философией, потому что оно — объект мысли, а не мысль. И все мыслимое — особенное; но оно не имеет индивидуальности (или конкретной универсальности), которая принадлежит мысли, поскольку она мыслит все то, что мыслит; оно — не та действительная и конкретная индивидуальность, в которой состоит самосознание, т.е. философия.
3. АБСТРАКТНЫЙ И КОНКРЕТНЫЙ ЛОГОС
Но все мыслимое, говорю я, как объект мыслящего — абстрактный логос. Уничтожьте абстрактность этого логоса — и вы будете иметь конкретный логос, который есть мысль в акте, самосознание и самопонятие. До тех пор, пока остаются в абстрактном логосе, существует не реальность, но тень реальности; существует даже мысль, но не мысль в акте, а понятие мысли. Остаются на позициях интеллектуализма (которым заражен, как им видится, актуальный идеализм) некоторые философствующие юнцы: они, побуждаемые высоким вдохновением своей неудержимой оригинальности, еще не нашли времени изучить ту систему, в которой, по моему мнению, указан шаг за шагом весь путь преодоления интеллектуализма в философской концепции, видящей и оправдывающей все его устремления к истине.
Уничтожение абстрактности абстрактного логоса, впрочем, — не изучение какой-то системы философии: это — живая актуальность самой мысли, которой не удается предположить абстрактное, не растворив его в конкретности собственной наполненной деятельностью индивидуальности. Именно диалектика, имманентная абстрактному, и есть та сила, которая порождает конкретность и мысли, и всего в мысли. Fata volentem ducunt, и в то же время nolentem tra-hunt*. И фатум — та самая свобода мыслящей реальности, которая реализуется, мысля себя.
Так вот: если дела обстоят таким образом (а нет сомнения, что они обстоят именно так), то, подобно тому, как сказали, что все — философия, должны так же сказать, что ничто — не философия. Не философия, поскольку она определяет себя, и ставит перед мыслью, и абстрактно противопоставляет себя этой актуальной мысли, посредством которой она конституируется в своей идеальности. Философией является философия, в которой все растворяется, поскольку она философия в акте: самопонятие — и, в силу этого, акт, сознающий мысль в ее конкретной индивидуальности.
4. НАУКА УЧЕНОГО КАК ФИЛОСОФИЯ
Тем самым наука играет две роли. Она — наука в себе; и наука ученого: первая, покоящаяся в статичной идеальности, — и последняя, живущая в диалектической реальности. Сама наука ученого может быть взята в двух различных значениях: как та данная наука, которую сам ученый очерчивает в своей системе или другой может всегда вновь изложить более или менее верно (но повинуясь логическому требованию не вкладывать
