вне реальности, остался вне ее навсегда. Итак, налицо абсолютное отсутствие той достоверности, на поиски которой он пошел после Картезия (посредством метода, считавшегося им наиболее состоятельным и эффективным, — поскольку картезианская достоверность ему казалась иллюзорной).
4. ОСТАТОК ИНТЕЛЛЕКТУАЛИЗМА И МЕТАФИЗИКИ В КАНТОВСКОМ КРИТИЦИЗМЕ
Чтобы преодолеть интеллектуализм и обрести достоверность Бога, нужно было преодолеть метафизику. Кант прав. Но метафизика не преодолевается с помощью эмпиризма, который принимает ее интеллектуалистическую предпосылку (т.е. изначальное противопоставление субъекта объекту — и, стало быть, логическое превосходство второго над первым). Поэтому опыт не должно понимать как второстепенное отношение между двумя этими элементами, каждый из которых оставался бы всегда тем, чем он, по сути дела, является, если бы не вступал в отношение с другим. Реальность — не предпосылка мысли, которая ее познает. Субъект не является пустым: он — не тот субъект, который мог бы оставаться вечно пустым, если бы не наталкивался на объект, который его наполняет вызываемыми в нем впечатлениями. Такова постановка проблемы познания в эмпиризме, которая может дать основание — если учесть, что она делает возможной реальную форму познания — лишь познанию, настолько догматичному, насколько является таковым познание наибольшего рационалиста из метафизиков; т.е. познанию совершенно субъективного, абсолютно несопоставимого с реальностью, которую эмпиризм стремится познать и которую он считает образцом и истоком всякого легитимного познания.
Исторически метафизика начинает преодолеваться посредством идеализма, когда Кант обращает внимание на конструктивную деятельность субъекта как трансцендентального Я (т.е. Я по ту сторону опыта, который его всегда предполагает), а объект заставляет состоять в феномене, являющемся продуктом этой деятельности. И все же метафизика продолжает жить в этом критическом идеализме, потому что кантовский феномен еще не является абсолютным, но допускает реальность в себе (не познаваемую, но выступающую отправной точкой чувственных впечатлений, дающих деятельности Я материю, которую она сможет облечь в свои формы и усвоить). Ноумен в кантовской критике — это остаток старого эмпиризма и старой метафизики; и из лона критической философии он заставляет вновь возродиться интеллектуалистический догматизм. Проблема достоверности оказывается решенной наполовину, и поэтому Бог остается простым идеалом, а не высшей познаваемой и познанной реальностью.
5. ПРЕОДОЛЕНИЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛИЗМА И МЕТАФИЗИКИ
Метафизика и интеллектуализм, от которых нужно освободиться, дабы обрести достоверность Бога, могут быть побеждены лишь на почве, на которую Кант впервые перенес философию — и на которой еще так много тех, кто противится войти, продолжая забавляться хитросплетениями старой метафизики или ухищрениями эмпиризма — и, в силу этого, рассеивается в пустых уловках бесплодной мысли (потому, что она, по определению, пуста и неспособна объять собой реальность). Кант говорит об опыте, но о новом опыте, о котором эмпирики никогда не думали. Его опыт — опыт уже не объекта, а субъекта. Субъекта, который трудится не над объектом, а над собственной интуицией объекта, т.е. над самим собой. Он — материя и одновременно форма самого себя: материя — в силу того, чем он непосредственно является; форма — в силу того, чем он в конечном счете становится посредством своей деятельности. Интуиция дает нам его непосредственный способ существования; понятие или мысль — его способ существования, приобретенный в силу его собственной деятельности. В этом процессе, полностью внутреннем субъекту, от интуиции до мысли, заключена достоверность идеализма, который покончил раз и навсегда с данными хитросплетениями и уловками. Речь идет не о том, чтобы выпрыгнуть из себя (иллюзорное, абсурдное и невозможное занятие!), но о том, чтобы углубиться в себя и построить самого себя.
Идеализм не упустил этого нового принципа достоверности — и поэтому разработал новое понятие истины: ибо какова достоверность, такова и истина; и, наоборот, классической истине не может соответствовать иная достоверность, чем весьма сомнительная достоверность догматизма и метафизики. Новой достоверности, которой философия Нового времени добивается, начиная с Картезия и Бэкона, и которую открывает Кант — после стольких пророческих намеков нашего Вико этой достоверности, которую можно определить как спиритуалистическую, соответствует и новое понятие истины новая логика.
6. ДОСТОВЕРНОСТЬ БОГА КАК РЕЗУЛЬТАТ ЛОГИКИ
Здесь следует заметить, что достоверность Бога, т.е. доказательство его существования, можно получить лишь благодаря логике. Последняя определяет понятие истины — и, тем самым, Бога, который и есть истина, понятая абсолютно (как следует понимать все, что хотят мыслить философски). Однако логика когда-то могла пониматься как чисто формальная и инструментальная наука, от которой должно отличать реальную и метафизическую науку. Но то была логика интеллектуалистически понимаемой мысли, как пустой субъективной деятельности, имеющей в себе свои законы, которые следует соблюдать при познании истины; т.е. то была логика интеллектуалистической позиции, в которой, и в самом деле, был понятен абстрактный поиск характерных черт истины, еще не познанной, но постулированной как объект, который должно познать (хотя постулированная таким образом истина должна была потом неизбежно явить себя непознаваемой). Но коль скоро преодолена эта позиция; коль скоро истина понята как продукт мысли в процессе ее формирования, т.е. как сама мысль в качестве свободного развития самой себя, — то логика этой мысли не может быть ничем иным, кроме как логикой, внутренне присущей истине в самом ее становлении (и уже, само собой разумеется, не абстрактной истине, которая была иллюзорным мифом метафизиков, но актуальной и конкретной истине — единственной, имеющейся для мысли, которая ее познает и выявляет).
Идеалистическая логика заставляет нас присутствовать при самокритике понятия истины, метафизически постулированной как что-то предшествующее и не зависимое от мысли (которая при желании ее познает). И она делает это в своей диалектике абстрактного и конкретного логоса, которую здесь следует вкратце напомнить.
7. ТОЖДЕСТВО МЕТАФИЗИЧЕСКОЙ ИСТИНЫ
Истина метафизики — истина, определенная навсегда логикой тождества, которая как раз и является логикой натурализма и интеллектуализма. Если объект мысли находится по ту сторону мысли, он — то, что он есть; и даже если его понимают как движение, то он — некое определенное и неизменное движение, которое мысль может считать познанным, когда она установила его не поддающуюся усовершенствованию дефиницию. До тех же пор, пока дефиниция изменяется, исправляется и совершенствуется, положено оставаться в области субъективной работы мысли, которой еще не удалось сообразоваться с истиной, с коей она должна совпасть. Мысль движется, а вещи покоятся; и первая движется до тех пор, пока не обрела той ценности истины, к которой она стремится; и коль скоро она ее обрела, то исключено, чтобы она могла двигаться дальше. Абсолютная истина — чистое, неподвижное бытие. Так понимал Бога Аристотель, поскольку он видел в Боге истину всех истин — тот объект, познание которого делает возможным всякое другое познание.
Стало быть, главной характерной чертой этой истины является бытие, которое тождественно самому себе: А = А.
Но уже Аристотелем обнаруживается, после Сократа, что это тождество самому себе на самом деле не является тем непосредственным и чисто природным тождеством, в которое верили элеаты — и продолжали верить атомисты и все плюралисты, единству тождественного бытия противопоставлявшие множество всех равно тождественных существ. Мыслимое тождество — это отношение себя с самим собой (опосредование или, если угодно, рефлексия). Требуется субъект — и требуется предикат; требуется суждение, с помощью которого конституируется понятие любой мыслимой вещи, если сказать, что сама вещь существует. Вместе с Сократом вошли уже в тот мир, в котором мысль освобождается от природы и начинает пониматься как сверхчувственность или идеальность реальности, которая для него одна из реальностей. Нет истины без соединения (+++), говорит Аристотель, — без соединения двух терминов, без раздвоения единства и последующей его рефлексии над самим собой.
8. РЕФЛЕКСИЯ ТОЖДЕСТВА, СВОЙСТВЕННОГО ИСТИНЕ, И КРУГ ОПОСРЕДОВАНИЯ ЕЕ С САМОЙ СОБОЙ
И вот само тождество освобождает истину, поскольку она хочет быть объективной, от ее мнимой неподвижности. Истина не является мертвой, она живет. И ее жизнь не сравнима с тем природным движением, которое замыкается в самом себе; которое всегда одно и то же, и фиксирует само себя в абстрактном тождестве, каковое мысль может предполагать уже реальным в природе без вмешательства в нее. Что же такое это отношение тождества (А = А), составляющее сущность истины?
Чтобы дать себе об этом полное представление, нужно принять во внимание, что оно (отношение) включает в себя не только рефлексию, но и рефлексию самой этой рефлексии: т.е. это А = А не является, в свою очередь, грубым фактом, событием, аналогичным всем природным событиям (логически понимаемым как предшествующие мысли — и, стало быть, от нее независимые). Между тем это А = А имеет логический смысл, поскольку оно не существует предоставленное самому себе с возможностью своей противоположности. Принцип тождества имеет логический смысл, поскольку тождество понимается как непротиворечие, т.е. поскольку А не есть не-А. Если бы было возможно, чтобы А было А (точно так же, как оно было бы не-А), то А = А было бы фактом, а не логическим принципом, способным придать ценность истины содержанию А. Утверждение себя, которое осуществляет истина, — утверждение, адекватное ценности этого отрицания ее противоположности. Логическое утверждение, которое истина осуществляет относительно себя, одновременно есть отрицание ее отрицания. И это отрицание является тем подтверждением первого утверждения, которое придает последнему надлежащую ему ценность. Таким образом, принцип тождества находит свое логическое дополнение (свою истину) в принципе не-противоречия.
Однако этого недостаточно. Тождество и противоречие должны взаимоисключать друг друга. Или быть — или не быть. Но это взаимоисключение может иметь смысл лишь при условии, что между одним членом и другим, между утверждением и отрицанием, нет третьего члена, который открывал бы путь мысли между двумя этими противоположными членами. Рефлексия тождества над самим собой не реализуется, если негативность отрицания не является абсолютной настолько, чтобы отсылать истину обратно к самой себе и закупоривать ее в замкнутом круге опосредования ее с самой собой. Ложность отрицания не проверяла и не укрепляла бы истину утверждения, если бы между утверждением и отрицанием не было среднего члена.
9. ЛОГИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП КАК ПРИНЦИП ИСКЛЮЧЕННОГО ТРЕТЬЕГО
Итак, тождество и непротиворечие, безусловно, являются характерными чертами истины — но лишь поскольку этот двойной логический принцип завершается и проявляется как принцип исключенного третьего, единственная конкретная форма истины (тогда как тождество и непротиворечие суть абстрактные формы или идеальные моменты его истинной, полной и действительной формы, являющейся конкретной формой). Принцип исключенного третьего — живой синтез или органичное единство двух предыдущих принципов, истинных, если они понимаются в этом синтезе. Если верно, что А есть А, то будет ложным, что А есть не-А, и это должно будет разрешиться между суждением,
