стало быть, поскольку для субъекта истина существует и не может не существовать, нужно сказать, что существование истины — это унификация истины и субъекта. Из чего следует уяснить, что не субъект уничтожается в истине и не последняя в субъекте, но они уничтожаются в оппозиции и реализуются в единстве.
17. ОБЪЕКТИВНОСТЬ ПЕРЕХОДА ОТ АБСТРАКТНОГО ЛОГОСА К КОНКРЕТНОМУ
Впрочем, переход от абстрактного логоса к конкретному — не субъективный переход философа, но объективный переход самого логоса, который, полагая себя в нашей мысли как самосознание, разрывает свою оболочку чистого объекта и растворяется в субъективной жизни мысли. Тогда как нужно было бы, чтобы, как истина, он мог находиться в нашей мысли в роли чистого объекта, дабы быть в состоянии отличить себя все же от первой. Ибо если хорошо поразмыслить, то та толика объективности, которая может существовать в представлении (я не говорю уже: в понятии) самосознания, является столь же и толикой неистины, внедренной в это самое самосознание. До тех пор, пока мы не любим своего ближнего как самих себя (и не видно поэтому между нами и ближним той же самой связи, что между нами и нашей самостью), наш ближний и в самом деле не считается таковым. До тех пор, пока мысль другого ощущается как присущая другому, а не как наша, эта мысль и действительно не является для нас мыслью. Она будет книгой или заглавием книги, но не эпизодом жизни духа. Человек, каковым является нам подобный, встреченный на улице, рассмотренный по его манере одеваться, по его природе и вообще по его внешнему виду, и в самом деле будет нам подобным лишь тогда, когда мы услышим, как он говорит, и поймем его язык; и его слова, в конечном счете, прозвучат у нас не в ушах, а внутри как выражение самой нашей души. Он будет, и это будущее — наша надежда и регулятивный принцип нашего поведения. Будет, а не есть.
Самосознание, замкнутое в форме объекта, противоположного Я (нашему Я), — не то полное, могучее, творческое самосознание, которое порождает бытие и уничтожает не-бытие; которое сияет в нашем духе и вдыхает в него жизнь и веру в жизнь. Чтобы реализоваться как самосознание, оно должно открыться. И оно открывается в самосознании мысли, которая первую преходящую и идеальную позицию противопоставила истине.
18. БЕСКОНЕЧНОСТЬ САМОСОЗНАНИЯ, В КОТОРОМ АБСТРАКТНЫЙ ЛОГОС СТАНОВИТСЯ КОНКРЕТНЫМ ЛОГОСОМ
Впрочем, самосознание, рассмотренное в себе, не менее бесконечно и абсолютно, чем рассмотренная в себе истина. Поскольку последняя, о которой идет речь и которая хотя и наша, так как она берет начало из критики нашего актуального познания, — не особенное самосознание, как можно было бы посчитать на первый взгляд. То самосознание, которое для идеалиста является активным и позитивным принципом опыта, есть трансцендентальное Я (т.е. то Я, которое делает возможным опыт и идеально предшествует ему и которому поэтому нельзя приписать ни одно из определений, возникающих постепенно в ходе развития опыта благодаря продуктивной деятельности этого самого принципа). Все, что является особенным, оказывается таковым именно во множественности опыта (множественность которого, с другой стороны, непонятна без единства данного принципа, производящего и содержащего в себе этот опыт). Человек как индивид среди индивидов, как природное существо среди природных существ, ограниченный тем или иным образом, — человек опыта, предполагающий то Я, без которого говорить об опыте не имеет смысла. Конкретный и реальный человек, который предстает перед самим собой в определенном физическом и моральном облике, — этот человек сам объект мысли, являющейся творцом данного облика; и его, в силу этого, не следует смешивать с Я, которое он предполагает и которое поэтому называется трансцендентальным.
Человек, существо, отличное от своего Творца, — всегда объект мысли, обусловленной этим трансцендентальным Я. Всякое конечное может быть таковым лишь при условии деятельности, конституирующей его конечность, деятельности, являющейся этим Я, которое нужно признать в качестве принципа опыта и всякой мысли. Этот принцип, находящийся по ту сторону опыта, не следует поэтому смешивать ни в коем разе ни с временным и пространственным человечеством, ни с каким-то другим мирским и эмпирическим объектом. И тот, кто не знает покоя, если ему не обеспечивается трансцендентная Реальность, пусть все же обретет покой: это Я, поскольку оно наше Я, поскольку оно трансцендирует человека и всю природу. Только оно производит природу и человека как свою собственную реальность. И поэтому его уже давно называют в этой связи не трансцендентным, а трансцендентальным — поскольку его трансцендентальное бытие не устраняет того, чтобы оно было имманентным опыту, хотя оно от него глубоко отличается.
Так вот: если истина — это всё, то этот трансцендентальный и изначальный принцип — тоже всё. Абсолютное и бесконечное единство — одной; и абсолютное и бесконечное единство — другой. Два единства, которые стали бы чудовищным абсурдом, если бы не были, каковы они суть, одним единством, тем единством, которое делает возможной мысль как единую мысль (какова всякая моя мысль, или мысль Я, т.е. всякая конкретная, актуальная мысль) и как мысль об истине, всегда являющейся единой (как единая истина, т.е. не как абстрактная, а как реальная, конкретная, актуальная истина).
19. ВОЗМОЖНАЯ И РЕАЛЬНАЯ ЛИЧНОСТИ
И в заключение: существует истина, которая может быть истиной, но не является ею, — простой абстрактный логос. И существует истина, которая является истиной, — конкретный логос. Первая — уже личность, но она Личность, которая может быть таковой и не является ею; последняя — Личность в своем всемогущем наличии и актуальности. Если бы не было возможным идти вперед от абстрактного логоса к конкретному и в последнем дать основу достоверности и реальности первому, то доказательство существования Бога, которое мы вывели из логического понятия истины, не выходило бы за пределы границ, на которых останавливались все предшествующие доказательства. Но в конкретном логосе эта истина проявляется как то единство бытия и мысли, в котором критика Нового времени открыла принцип всякой достоверности, единство, благодаря коему бытие уже не должно обретаться мыслью, потому что последняя имеет его в себе и производит его (и мыслит его, производя его, как и производит его, мысля его).
20. ПОНЯТИЕ БОГА В ФИЛОСОФИИ НОВОГО ВРЕМЕНИ
Не был ли это тот знак, к которому уже давно стремился Картезий посредством своего cogito (в котором esse — логическое, потому что реальное, следствие cogitare)? И не было ли это также вдохновляющим мотивом мистиков врагов всякой рациональной теологии, поскольку она своими заумными спорами и выкрутасами замыкала ум в абстрактных идеях, отчуждая его и все более отдаляя от того глубокого корня, в котором заключено непосредственное единство человека и Бога? Не была ли это также та цель, на которую устремляли взор древний и новый платонизм, от Плотина до Спинозы, стремясь подняться от множественного к Единому, в глубину ума и за пределы ума, в место, где последний соединяется с бытием? И когда Лейбниц посредством своего учения о монадах пытается освободиться от тесных объятий этого фундаментального Единства, в котором забаррикадировался Спиноза, удается ли ему избежать логической необходимости Высшей Монады, которая является монадой монад, центром объединения и общим источником жизни всех бесконечных монад? Идеализм придает ясность тому представлению, что в основе мысли должен все-таки лежать живой принцип целого.
21. ФУНДАМЕНТАЛЬНАЯ ДОСТОВЕРНОСТЬ
Вне этого принципа, имманентного мысли, нет ни достоверности, ни рационального доказательства, каковое могло бы сопровождаться тем опытом, той интуицией реальности, без которой всякая самая пригнанная система мертвая абстракция, лишенная всякого тепла убеждения, способного разогреть душу и открыть ее живой вере. Всякое умозрение становится бесплодным мудрствованием, затеняющим древо жизни духа, лишающим его луча истины. Сама вера вырождается в словесную формулу, откладывающуюся в памяти, но не движущую душу и не способную влить в нее ту силу, в которой она нуждается для своего развития (поскольку реальность всякой души — в ее развитии, в ее формировании, которое может быть лишь самоформированием — и поэтому требует постоянной свободной деятельности. А последняя может поддерживаться только сознанием себя, поскольку в конечном счете она сама — не что иное, как это сознание).
22. МЫСЛЬ И РЕЛИГИОЗНОЕ ЧУВСТВО
Итак, самосознание — это деятельность, благодаря которой человек обретает самого себя и обретает истину; человек становится человеком, в то время как утверждается и развивается все более мощно внутри него реальность Бога, которого нет, если нет его — его, живого, действующего, полностью вовлеченного в свое действие. Последнее по праву было провозглашено, в противовес чисто спекулятивной мысли, истинным методом познания Бога, поскольку есть мысль — и мысль (т.е. мысль, которая, мысля, закостеневает в своем объекте как таковом — и отчуждается от самой себя, и блуждает в абстрактном мире идей, не способная обрести принцип истины и жизни; и другая мысль, являющаяся истиной, которая всегда присутствует в каждом своем объекте и пользуется этим самым объектом как средством для собственной жизни, как опорой для каждого своего нового порыва к собственной идеальной форме, познавая не для того, чтобы познавать, а для того, чтобы реализовать самое себя, чтобы подниматься все выше к собственной цели, и поэтому действуя скорее, чем познавая). Хотя это разделение имеет относительную ценность и существует, чтобы обозначать скорее различие степеней, а не природы (поскольку никакое познание не является рассеиванием в объекте, который утратил бы ценность истины, добываемую благодаря своему возврату к субъекту и в жизни последнего реализуемую сполна; и, лишенный истины, перестал бы быть помысленным, т.е. быть объектом). Так что, в итоге, если верно, что для поиска Бога нужно уже обрести его, то нет человека, сколь бы глухим он ни был к голосу духа, который бы его не искал (потому что нет человека, который бы его не нашел). Религиозность, как и умственные способности, как доброта, как художественная чувствительность, может быть развита в большей или меньшей степени. Чтобы лишить ее себя вовсе, человек должен был бы уподобиться животному, если бы это было все же возможно. Он должен был бы утратить всякий свет разума и перестать мыслить — потому, что мыслят, лишь опираясь на истину, которая, если она познана как таковая, движет и приводит в движение мысль посредством диалектики, раскрывающей и одновременно реализующей Бога, чье присутствие пробуждает внутреннюю жизнь духа. Он гнездится в глубине, как бы неизвестный и почти что неслышимый, или величаво шествует в сияющем свете сознания, наполняет сердце радостью, являющейся здоровьем души и источником всякой ее силы. Атеист не находит его, потому
