о государственном правлении», вышедших из-под пера Дж. Локка. Именно от свободы совести как божественного правомочия каждого верующего все другие субъективные права личности заимствовали статус «священных», «прирожденных» и «неотчуждаемых».
Важно отметить, что параллельно признанию священности базисных личных прав в европейской культуре XVI–XVII веков утверждался сугубо светский взгляд на государство.
Право (как и нравственность) — от Бога, государство же вкупе с его законами, или так называемым «позитивным правом») — от человека. Государство не знает никакого изначального нравственного величия и прирастает в своем достоинстве лишь в той мере, в какой делается правовым. «Естественное право лица» мыслится как этический критерий «позитивного права». Отдельный член общества обязан подчиняться только таким законам, на которые он тем или иным способом сам дал согласие. Именно это отличает гражданина от подданного.
Впервые — но с исключительной энергией и стремительностью — данные установки заявили о себе в ходе английской революции XVI века. В обстановке острых споров об авторитете мирского правителя идея неотчуждаемых личных прав соединилась с понятием первоначального общественного договора — с конституционалистским образом мысли. В контексте конституционализма осуществляется разделение естественных прав человека на две основные категории — права просто гражданские (свобода совести, свобода распоряжения собственностью и др.) и права гражданско-политические (избирательное право, свобода политических объединений и др.). Примат отдается гражданским правам.
Знаменательно, что личные права трактуются английскими индепендентами не только как защита от деспотизма, но и как изначальное условие защищенности от деспотии, с одной стороны, от хаоса и анархии — с другой.
Такое понимание естественных прав человека — его можно назвать базисно-политическим, было унаследовано и наиболее активными группами североамериканских колонистов. Именно из духа христианского протестантского просвещения родился идеал правоупорядоченной демократии, когда народ — суверен в качестве собирательной личности ограничивает сам себя признанием неотчуждаемого права каждого на «жизнь, свободу и стремление к счастью» (такова ключевая формула Декларации независимости).
Базисно-политическое понимание «естественных прав человека» исповедовали не только «отцы-основатели американской конституции» (Т. Джефферсон и другие американские просветители). Они опирались в свою очередь на выдающихся мыслителей Европы (прежде всего Локка), в умах которых совершился «коперниканский переворот» в толковании права и правосудия.
Вместе с тем важно отметить, что интерпретация естественных прав человека, которая дается поздним Просвещением (например, у Гельвеция и Гольбаха, или у Руссо в трактате «Об общественном договоре», или в так называемом «утилитарном либерализме» Бентама), оказывается существенно иной. Идеология «просвещенного абсолютизма», на которой сходятся поздние просветители, грешит новой сакрализацией (безмерным возвеличиванием) государственной власти и отдельных правителей. Либеральная идея все более приноравливается сперва к административно-правительственным, а затем — к буржуазным экономическим интересам. Оставляя в стороне задачу прояснения безусловной значимости прав человека, теоретики «разумного эгоизма», физиократы и апологеты «свободной торговли» концентрируют внимание на их желательности и выгодности для процветания государства и общества. Права человека вовлекаются в контекст утилитарных задач. Тема экономической независимости (частной собственности) как условия роста национального богатства начинает доминировать над всеми другими правовыми проблемами и затемняет их исходный смысл. Гуманитарные права замыкаются на образ «экономического человека». В итоге дело оборачивается тем, что уже к 20-м годам XIX века концепция прав человека и гражданина делается легкой добычей консервативно-романтической и социалистической критики.
Философия права после Локка проделала серьезную работу по утверждению двух важнейших категорий прав человека: гражданских и гражданско-политических.
Мыслители кантианской чеканки убедительно разъяснили достоинство правовой свободы как свободы формальной и подвели под разные категории личных прав единое этическое обоснование. Вместе с тем жестокие условия генезиса капитализма все настоятельнее задавали проблему материально-экономического обеспечения формальных свобод. В «Философии права» Гегеля (в разделе, посвященном «гражданскому обществу») мы находим рассуждения о том, что крайняя нужда делает человека рабом (причем не только в узкоэкономическом или частноправовом, но и в политическом смысле).
В самом деле, сельский бедняк, которого нужда обрекла на кабально-зависимое существование, скорее всего будет изъявлять не свою собственную персональную волю, а волю своего работодателя; кроме того, он может быть просто подкуплен. Паллиативное и сомнительное решение этих трудностей, известное с середины XVII века, — введение имущественного ценза — Гегеля уже не удовлетворяет. Он вплотную подходит к проекту смягчения крайней нужды с помощью государственных (законодательных и административных) мер для реализации всеобщего права нового типа.
Обстоятельно эта тема была проработана гегельянцем Лоренцом Штейном в сочинении «Социализм и коммунизм в современной Франции». Работа увидела свет в 1842 году, тогда же, когда в «Рейнской газете» появились философско-правовые эссе молодого Маркса. Но если Маркс, оттолкнувшись от гегелевской интерпретации крайней нужды, стремительно продвигался в направлении коммунистической идеи, то Штейн удержался в русле новоевропейского юридического либерализма и первым предъявил Германии и миру проект социального правового государства.
Штейну чужд радикалистский способ рассуждения, представленный, например, в народнических движениях: раз бедность сводит на нет гражданские и гражданско-политические права, надо отложить борьбу за эти права как преждевременную задачу и любыми мерами вырвать народ из нищеты или по крайней мере поднять на уничтожение жирующих богачей. Штейн же настаивает на том, что успешное преодоление бедности возможно лишь в качестве продолжения и увенчания двухвековой борьбы за формальные гражданские права. Идея правового государства, подчеркивает он, не только не исключает, а логически требует устранения социальной несправедливости, борьбы с эгоизмом сильных, защиты слабых и обездоленных [1].
1 См.: Новгородцев П. И. Об общественном идеале. М., 1991. С. 277.
К концу XIX — началу XX столетия социальные права становятся одной из ключевых проблем общественной мысли. Она во многом определяет развитие неолиберальных концепций и широко обсуждается в различных течениях западной и русской социал-демократии.
Правоведы-неолибералы П. И. Новгородцев, И. А. Покровский, Л. И. Петражицкий и др. наследуют таким защитникам «правовой идеи», как С. Е. Десницкий, А. Н. Радищев, Н. И. Новиков, А. И. Герцен, К. Д. Кавелин, Б. Н. Чечерин. Они продумывают свою оригинальную версию социального права. Для них гражданские и гражданско-политические права обладают идеально-смысловым приоритетом по отношению к задаче обеспечения «минимальных условий достойного существования»: в обществе, где не существует свободы совести, свободы перемещения, выбора занятий, гражданского волеизъявления, предоставление прожиточного минимума не может иметь значения надежной правовой нормы. Оно останется здесь всего лишь формой государственной благотворительной опеки, зависящей от произвольных идеологических суждений о том, кто достоин или недостоин сострадания и участия.
С другой стороны, гарантия «минимальных условий достойного существования» рассматривается в русском неолиберализме как необходимая материальная предпосылка действенности и целостности всего комплекса гуманитарных прав. Самый радикальный кодекс свобод рискует остаться насквозь декларативным, если он не увенчивается социальными правами. Права человека, не замкнутые на идеал хотя бы минимального общего благосостояния, не образуют развитой и цельной нормативной системы.
Ключевой смысл новейших (международных) гуманитарно-правовых деклараций
В долгой истории становления и развития концепции прав человека было две ключевые эпохи. Первая — исход XVIII столетия — время кризиса королевского абсолютизма и борьбы с ним. Она породила национальные кодексы прав человека и гражданина, образцом которых может считаться рожденная революционным подъемом французская Декларация 1789 года. Второй ключевой эпохой оказалась середина XX века — период поражений и дискредитации тоталитарных режимов. С конца 40-х годов одна за другой появляются на свет международные гуманитарно-правовые документы, которые авторитетом мирового сообщества налагают минимальные цивилизационные лимиты на национально-государственную политическую практику. На планете Земля начинает формироваться единое правовое пространство; его расширение опережает экономическую конвергенцию, а также культурное, конфессиональное и социально-политическое взаимопонимание.
Этот новый этап в развитии гуманитарного права открывает Всеобщая декларация прав человека, принятая Генеральной Ассамблеей ООН в 1948 году. За нею вскоре последовали Конвенция о защите прав человека и основных свобод (1950), Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него (1951), Конвенция о борьбе с дискриминацией в области образования (1960); далее — Международная конвенция о ликвидации всех форм расовой дискриминации (1965), Международный пакт о гражданских и политических правах (1966), Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах (1966).
Всеобщая декларация прав человека 1948 года — важнейший нормативный манифест ушедшего столетия. По своему существу она представляет собой антитоталитарное юридическое вето. Ее обосновывает Нюрнбергский процесс. Она кодифицирует осуждение мировым сообществом гитлеровского «нового порядка» и раскаяние в допущении этого порядка. Каждое государство, подписывающее данный документ, осуждает тоталитаризм, присоединяется к комплексу ссылающихся друг на друга гарантий личностной автономии (вероисповедной, нравственно-интеллектуальной, гражданской, экономической).
Всеобщая декларация 1948 года включает в себя все основные подразделения гуманитарного права (то есть права гражданские, гражданско-политические и социальные). При этом различные категории прав предъявляются без разделения на логически приоритетные и логически вторичные. Все они задаются декларацией как равноценные, находятся в отношении взаимной паритетности.
И все-таки мотив первоочередности и первозначимости присутствует в этой декларации, как и в других наследующих ей конвенциях и пактах. Он задан масштабным историческим контекстом.
Четвертая и пятая статьи декларации говорят о категорической недопустимости рабства, работорговли и пыток. И это, конечно же, не воспоминание о древнеримских плантациях или о средневековых инквизиционных застенках. Статьи имеют в виду лагерное рабство и следственные камеры XX столетия. Предотвращение новых регрессий к варварству — первоочередная задача цивилизованной государственности. Она имеет категорически обязательный характер и обосновывает права, которые именуются «элементарными» и «базисными». К их числу относятся личная неприкосновенность, свобода совести, слова и объединений, права собственности и политического участия.
Социальные права предстают как нормы, которые должны «содействовать социальному прогрессу и улучшению условий жизни на началах большей свободы». Цивилизованное общество обязано включить социальные права в свой стратегический идеал, но на деле осуществляет их «в соответствии со структурой и ресурсами каждого государства» (статья 22).
Всеобщая декларация прав человека — манифест правовой охраны цивилизации, по духу своему сходный с экологическими манифестами. Ориентация на прогресс задана в ней как вторичная по отношению к предотвращению политико-социальных и социокультурных катастроф.
Гуманитарно-правовые декларации (даже международные, даже поддержанные авторитетом и силой мирового сообщества) сами по себе еще не создают повседневно действенной формы, внутри которой развивается цивилизованная политическая, экономическая и социальная жизнь. Права человека необходимо заложить в конституцию общества, превратить в базисный принцип, который определяет законодательство и правосудие. Выражение «определяет» не имеет при этом в виду прямого воплощения гуманитарно-правового начала в действующем законе (подобное возможно лишь в идеале). Необходимо и достаточно, чтобы законодательная практика и работа правоохранительной системы не противоречили кодексу прав человека, не теряли из виду ориентир автономной и развитой личности.
В ноябре 1991 года Российская Федерация вотировала свою Декларацию прав и свобод человека и гражданина, где честь и достоинство личности утверждались в качестве высшей ценности общества и безусловного предела любых прагматических действий государственной власти. В декабре 1993 года основные формулы этой декларации превратились в гуманитарные статьи новой Российской Конституции.
Самая существенная — это статья 55 (п. 2): «В Российской Федерации не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина». Именно здесь гуманитарное право трактуется как нормативный базис действующего, как
