корзину с деньгами, внизу забирают деньги и кладут теленка или козленка для жертвоприношения. Его поднимают наверх, приносят жертву, и, несмотря на осаду, жертвоприношения продолжаются. И вот кто-то надоумливает осаждающих: «Вы им даете жертвоприношения, поэтому они там и держатся». Тогда осаждающие решают подложить им свинью. После этого осажденные начинают поднимать корзину, не зная, что там свинья, она цепляется рогами или копытами за стену Храма, вся земля дрожит в округе, и дальше говорится нечто вроде того, что «проклят тот, кто учит своих детей греческой мудрости». Есть такая история.
Так вот интересно, что эта история в трех разных талмудических (казалось бы, вопрос: читаем Талмуд, эта история факт или не факт, как к ней относиться?) в Талмуде и в Mидрашах — приводится три раза. Одна и та же история, соотносится она с разными историческими событиями. При какой осаде, собственно, было дело, при второй, третьей или пятой, — а за 600 лет было много разных событий, — и из нее делаются разные моральные выводы.
Иными словами, поскольку трудно предположить, что такая история была три раза одинаковой, напрашивается естественный вывод, что для авторов Талмуда абсолютно неважно, когда происходила эта история. Важно только одно: дать некоторый моральный урок. Объяснить, почему не надо делать так, или надо делать вот так, и в качестве иллюстративного материала взято это яркое, запоминающееся событие, было когда-то, наверное, один раз, но к какой эпохе оно относится, им абсоютно наплевать. Потому что у них нет чувства того, что важна историческая привязка. История не существует, существует только момент. Вот этот момент, это типичное уничтожение — это уничтожение как бы исторической непрерывности, и это типичное ощущение «прат», а не «клаль», потому что если есть «клаль», то это не просто «много народа», а у «клаль» есть своя биография. И эта биография называется историей. Так же как для человека важно, происходило с ним в молодости, в середине жизни или в старости, у него совершенно разное мировосприятие, так же, когда воспринимаем «клаль», как живой, то важна историческая привязка. И если у нас «клаля» нет уже, а есть только много народа, собрание «прат», индивидуальностей, тогда, действительно, нас волнует только, что не надо учить ребенка греческой мудрости.
Итак, подход Талмуда к историческим событиям — это полное нарушение исторической непрерывности, а внимание к отдельным моментам, вырванным из контекста. В отличие от ТаНаХа, где историческая непрерывность обязательна, и где про любого, даже второстепенного царя рассказывается все: упомянуто, сколько он царствовал, и как согласуется с другими царями — упомянуто, потому что важно не событие отдельное, а его место в исторической перспективе.
7. Еврейство Танаха и еврейство Талмуда
По просьбе из зала мы поговорим о еврействе ТаНаХа и еврействе Талмуда, а потом перейдем к Bиленскому Гаону. В начале 20 в., ровно в тот момент, когда действовал рав Кук, у нас были в еврейском народе в Эрец-Исраэль две отличающиеся друг от друга группы людей. Одно — это были классические евреи из ешив, старый Ишув, а второе — новый Ишув, халуцианская молодежь, которая строила сионизм и еврейское государство.
Так вот, эти две группы еврейского населения видели своим источником вдохновения две совершенно разные группы текстов. Группа ортодоксальная, ешивная, совершенно не занималась ТаНаХом, а занималась исключительно Талмудом. В ешивах, к вашему сведению, господа, 100 лет назад ТаНаХ не учили вообще, а изучали исключительно Талмуд. Конечно, бывали иногда исключительные личности. Но в общем-то считалось, что, конечно, лучше, что ребенок читает, что в хедере учится и «Парашат-а-шавуа» читает, даже, так сказать, по Торе учат, но в ешивах Тору не учат, потому что Тора — это уж уровень начальный, его все знают, на философском уровне Тору не изучали, а уж ТаНаХ не изучали тем более. «Если хочешь читать ТаНаХ, ну иди почитай ТаНаХ, кто тебе мешает, это не запрещенная литература!» Но по крайней мере, учить его нечего. Что там учить? Его элементарно берешь и читаешь. Вот Талмуд — тут есть что учить: логика, «пилпуль», такой довод, другой довод, галахические хидушим, галахические новеллы, где есть большие проблемы. Вы знаете, что такое «пилпуль»? Такая отточенная логика талмудической дискуссии. Вот это, действительно, пища для ума, для изучения в ешиве. А ТаНаХ — это не пища для ешивы, поэтому ТаНаХ вообще практически не изучали. И знание ТаНаХа оставалось у всех талмудических мудрецов на «школьном» уровне: в первом классе он начинал Тору, и в ТаНаХе какие-то главы читал, Псалмы. Но до изучения дело не доходило.
Вторая группа, сионисты, наоборот, совершенно не хотела Талмуд, а хотела только ТаНаХ. Более того, я могу вам привести современный пример. 3десь у нас был один молодой человек, который очень «захаредел», до такой степени, что пошел учиться в «черную» ешиву, совершенно классическую, «харедимную». Он из России, с немножко другой ментальностью, не просто «хареди». И вот он заходит: «Чего вы там учите?» — «То-то и то-то». Я говорю: «A как же ТаНаХ?» Он говорит: «Нет, ТаНаХ у нас не учат, а то, еще, может стронемся, ТаНаХ учить». Это я видел здесь пять лет назад. Но это до сих пор есть.
Сейчас у нас есть ешива «Мерказ-а-рав», где, конечно, ТаНаХ учат превосходно, и в сионистских ешивах ТаНаХ учат гораздо серьезнее, но в начале 20 в. изучение ТаНаХа в ешивах было революцией рава Кука. До этого, до рава Кука, ТаНаХ в ешивах практически не изучали.
Таким образом, эти две группы совершенно явно демонстрировали этим свою разную точку привязки к еврейской традиции. Ведь совершенно понятно, что ТаНаХ — это «Торат-hа-клаль», а Талмуд — это «Торат-hа-прат». Не хочу ничего плохого сказать о Талмуде, отнюдь. Талмуд — это «Торат-hа-прат», и такова она и есть. Никто не говорит, что это плохо. Никто не говорит, что это не нужно, никто не говорит, что это неважно, но это определенная часть, а ТаНаХ — это другая часть. Поэтому у первых сионистов, которые были возрождением «клаль», естественно, точка привязки к традиции была там, где «Торат-hа-клаль», т.е. ТаНаХ, а у «харедимной» группы, которая сохраняет именно галутную форму иудаизма, у которой «Торат-hа-прат» центральная, главное — это Талмуд.
8. Концепция Вселенского Гаона
Теперь, наконец, пора добраться до Bиленского Гаона. Концепция рава Кука, как мы уже говорили неоднократно, по разным причинам опирается в большой степени на Bиленского Гаона. Как известно, рав Кук учился в Воложинской ешиве, которая была основана учениками Гаона, и рав Кук соединяет в себе, с одной стороны, хасидскую линию, а с другой линию именно Bиленского Гаона. Так вот, есть очень известное высказывание Bиленского Гаона, книга «Коль-а-то», это сборник разных учений Bиленского Гаона, записанный его учениками, который содержит следующую идею. Он говорит так. Когда еврейский народ в древности был изгнан из Эрец-Исраэль, в это время народ умер. После чего труп лежал в могиле. И время, когда труп лежал в могиле, — это эпоха создания Вавилонского Талмуда. Потом труп, лежащий в могиле, стал разлагаться на части, и эта эпоха средневековья, Aшкеназ, Сфарад и другие части. В наше время, — говорит Гаон в 18 в., — труп уже почти совсем разложился.
A точно так же, как зерно, брошенное в почву, сначала разлагается и кажется, что оно просто уничтожается, и это конец, а на самом деле оно прорастает, и необходимой частью прорастания является как будто бы его гниение; зерно прорастающее — это как бы ненормальное уже зерно, оно как бы уже сгнивает, но на самом деле оно не сгнивает, прорастает. И поэтому, когда оно как бы совершенно сгнивает, из него вырастает новый росток.
Поэтому в наше время, — говорит Bиленский Гаон, — когда труп уже совсем разложился, — это как зерно, брошенное в почву, поэтому должен прорасти новый росток еврейского народа. В этом смысле сионизм, конечно, — это воскрешение из мертвых. Типичное «тхият-амити». Гаон, как всем понятно, жил в Bильне, в Литве, в 18 в. Иными словами, в этом высказывании Bиленского Гаона, вся еврейская жизнь средневековья, и Вавилонский Талмуд, и все эти великие мудрецы и философы, и все прочее — это жизнь при смерти, жизнь после смерти, жизнь загробная. Я не сказал «жизнь трупа», это «загробная жизнь». Ведь народ умер, а что такое смерть? Cмерть — это смерть тела, душа остается жить, тело умирает. Ведь если мы верим, что душа после смерти живет, то жизнь — это не жизнь души, это неверно, наоборот, жизнь души без тела — это смерть. А жизнь — это жизнь души.
Иными словами, у него все сводится к тому, что настоящая жизнь — это жизнь души вместе с телом. А отделение души от тела и называется в нашем языке «смерть». Душа продолжает существовать в загробном мире. Она там продолжает воспринимать, наслаждаться, творить, может быть даже, она теряет возможность действовать. Ведь главное, чем отличается человек живой от человека неживого, — тем, что человек может действовать. И чем он больше может действовать, тем он более жив. Может быть, действие — не обязательно физическое, действие может быть и духовное тоже, но это действие, а не просто восприятие, и поэтому живое определяется, в частности, тем, что оно действует. Еврейский народ в галуте не действовал, он только реагировал.
Эта вещь совершенно шокирует, если подумать, мы привыкли к совершенно другой оценке. Да, но это действительно совершенно иной взгляд на мир. В этой связи стоит вспомнить, что в структуре миров в Каббале нижний мир называется мир «Aсия», т.е. мир действия, а верхние миры это не мир «Aсия», т.е. не действие. Душа в высших мирах не может действовать. Именно этого она и лишена. Смерть — это есть лишение действия.
Так вот, вернемся к анализу этого шокирующего высказывания Bиленского Гаона. «Шокирующее» — даже неправильный термин, лучше сказать — к совершенно феноменальному высказванию Bиленского Гаона. Итак, рассмотрим такой простой пример. Если мы вас спросим: есть ли еврейская жизнь в городе X? X — это может быть Москва, или Hью-Йорк, или Австралия, Мельбурн. Для того чтобы ответить на этот вопрос, вы будете оценивать, есть ли в этом городе еврейские школы, синагоги, культурные центры, библиотека, театр и т.д. и т.п. вы однозначно отождествите понятие «еврейская жизнь» с понятием «еврейская культура». Но если я вас попрошу рассказать мне про жизнь французского или любого другого народа, то его
