рассуждений. И второе то, что этот рассудок всеобщий, одинаковый для всех людей. Это два основных положения всякого рационализма. Если это рационалист религиозный, то он считает, что его рассудок это есть Божественность. Т.е. идеальный разум — это Божественность.
Отрицательная сторона рационализма в том, что, раз это у всех одинаково, то истина объективна, и если два человека не согласны между собой, то один из них просто плохо подумал и не сообразил. А если я хорошо подумал и сообразил, то мою истину обязательно все должны принять, потому что она объективна.
То, что рационалист — человек прагматичный — это глупость. Рационализм не имеет никакого отношения к прагматизму. Или, например, «рационалист — это тот, кто здраво рассуждает». Тот, кто, вроде, нормальный человек. Или — тот, кто любит науку. Подобные глупости приводят к тому, что люди ошибаются в вопросе о том, кто является рационалистом.
Вершиной жизни они считают логическое мышление.
Опять-таки, является глубокой ошибкой думать, что мистик — это что-то такое таинственное, непонятное. Мистика — это вовсе не противоположность рационализма, это совершенно другая вещь. Они могут частично пересекаться, могут не пересекаться. Но так сложилось, что в истории средневековой европейской философии мистика и рационализм были двумя главными направлениями, которые как-то пересекались, как-то не пересекались, но были разными направлениями. Хотя, в принципе, теоретически, понятия мистика и рационализм — это не онтонимы. Это просто разные вещи.
Итак, как я уже говорил, главная идея мистики в том, что то, что вверху, то и внизу, что мир структурно повторяется на всех своих уровнях. Или, что мир устроен по принципу голограммы — в каждом отдельном кусочке можно увидеть все изображение, только менее четко.
Обычно в мистику включается еще одна вещь. Мистика может быть и религиозной, и нерелигиозной. Например, гадание на картах — это нерелигиозная мистика, потому что предполагается, что колода карт структурно повторяет космос, а иначе на ней нельзя было бы гадать. Космос отражается в колоде карт, или в кофейной гуще, или в чем-то другом, только поэтому можно гадать на них. Это пример нерелигиозной мистики. А религиозная мистика, естественно, считает, что, раз все структурно подобно, то Божественное структурно подобно человеческому. Высшие миры структурно подобны низшим. Поэтому Божественность мы можем познать, вглядываясь в мир вокруг нас и в себя самого. В религиозной мистике важнейшая вещь — познание Божественности, которое осуществляется вглядыванием в мир вокруг и внутри нас. Более того, поскольку это структурно подобно, то мы можем структурно познавать Божественность. Не просто иметь о ней некое представление, а как бы ее изучать Божественность, вглядываясь в нижние миры, поскольку они структурно подобны верхним. Это — естественное следствие из мистики, если мы принимаем религиозную концепцию.
Это называется на научном языке словом теософия (не путать с Блаватской). Теософия предполагает познание Божественности, углубление в Божественность, внедрение в Божественность, структурное описание Божественности. Это все является необходимой частью мистики, особенно еврейской.
Важнейшим элементом религиозной мистики является понятие теургия. Теургия — это возможность влияния на высшие миры, поскольку мы понимаем их структуру. Теургия означает, что мы можем влиять на Бога.
И у рационализма, и у мистики имеются свои отрицательные стороны. Оборотная, отрицательная сторона мистики, — это магия. Мистика прилагает максимальные усилия, чтобы не дойти до магии, и остановиться, и не сдвинуться туда. Точнее, это даже не обратная сторона, а это опасность, подстерегающая мистику. Мы говорили, что опасность, подстерегающая рационализм — это — «как я думаю, так и все должны думать». Конечно, есть много нормальных рационалистов, до этого не доходящих, не настолько уверенных в себе. Но, теоретически, это та опасность, которая подстерегает рационалиста. А опасность, которая подстерегает мистика — это «сваливание» в магию. Магия это применение высших сил для своих низших целей.
Теургия, как мы сказали — влияние на Божественность. Разница между магией и теургией в том, что влияние на Божественность, если оно делается с правильными, Божественными целями, — это не стягивание вниз Божественных сил для моих целей, низших. В теургии мистик, влияя на высшие миры, стремится к выполнению Божественной воли, а не своей. Очень важно, что мистик стремится влиться в Божественную волю и правильно в ее рамках действовать, то есть, он как бы влияет на Божественность в том смысле, в котором Бог хочет от человека, чтобы он влиял на Божественность.
Рассмотрим классический пример, когда Авраам возражает Богу, спорит с Ним. Он не становится от этого, не дай Бог, врагом Бога. Когда Авраам спорит с Богом, он спорит с Ним правильно, так, как человек и должен с Богом спорить, — а не как те, кто строили Вавилонскую башню против Бога.
Поэтому мистик, когда он воздействует на высшие миры, он делает это так, как человек должен воздействовать на высшие миры, как Бог хочет, чтобы человек воздействовал на высшие миры, а не просто в качестве борьбы с Богом или для своих низших целей (тогда это становится магией).
Теософия и теургия являются важнейшим элементом мистики.
Так случилось, ввиду некоего переноса названий, что средневековые рационалисты назывались аристотеликами, а средневековые мистики неоплатониками. Я ухожу сейчас от вопроса о том, является ли неоплатонизм в чистом виде… И совершенно неважно, является ли неоплатонизм платонизмом. Важно то, что словом «неоплатоника» называют средневековую мистику.
Неоплатонизм придумал человек, которого звали Плотин, в 3 веке новой эры, и сам Плотин считал, что они просто излагает Платона. Но, тем не менее, его концепция от Платона довольно сильно отличается. Плотин считается последним взлетом античной философии. Плотин не был христианином, он был классическим античным философом.
Краткий экскурс: в чем разница между Платоном и Аристотелем? Они жили очень близко друг от друга и Аристотель был учеником Платона и его наследником в Академии. А сам Аристотель был учителем Александра Македонского. И поскольку Александр Македонский — это середина 4 века, то Платон — это — 400 год, а Аристотель это, соответственно, — 350-й.
Есть много цитат, известных каждому советскому человеку: «Перекуем мечи на орала»… Из Аристотеля всем известна фраза: «Платон мне друг, но истина дороже. Это он сказал, когда сам занял пост Платоновской академии, в ответ на упреки учеников Платона.
Я должен сейчас высказать всю философию «на одной ноге», и я должен определить, в чем центральная разница между ними. Эта разница — в понимании того, что такое «общее». «Общее» — это настоящая сущность, или «общее» — это обобщение реальных предметов. Иными словами, что такое «стол»? «Стол» вообще? Это наше обобщение реальных понятий стола, так как «стола» вообще самого по себе не существует. Это Аристотель. А Платон — это вот что: есть идея стола, «стол» в высшем смысле, он-то и есть на самом деле настоящий существующий стол, а наш, «низший» стол — это просто его проекция в наш мир. Иными словами, это разное восприятие «общего». Что является настоящей реальностью? Для Платона настоящей реальностью является высший мир идей, которого наш мир — только слабое подобие, и то, что мы должны изучать по-настоящему — это высший мир идей. И поэтому «общее» — человек вообще, стол вообще, — являются настоящими реальностями для Платона. А наши конкретные сущности — это случайные воплощения вот этих правильных настоящих сущностей. Это — подход Платона. Для Аристотеля, наоборот, конкретным миром является наш реальный мир. А общие понятия — это термины нашего языка, с помощью которых мы проводим систематизацию реального окружающего мира.
Понятно, что в математике полностью проводится идея Платона. Настоящий треугольник в математике — это не то, что мы рисуем на доске. Это — только слабое подобие настоящего, идеального треугольника.
И, тем не менее, хотя, казалось бы, какая разница? — так получилось, что в средневековье эти понятия чуть ли не переставились.
От Платона и Аристотеля до средневековых неоплатоников и аристотеликов такое большое расстояние, что они совершенно сдвинулись со своих мест.
У Платона существует идеальный мир идей, иерархический, а потом — наш физический мир. Физический мир, а это вот реальный мир идей. Реален по-настоящему мир идей, а наш физический мир — случаен. И в этом мире идей существует высшая идея, как бы абсолютное Добро, Единство. Высшая идея в структурированном, иерархическом мире идей. А кроме того, существует некая высшая сила, которая называется Демиург, или, иначе, Создатель, Творец. Вот этот Демиург взял эти идеи и наложил их на первозданную материю. Первозданная материя, которая служила как бы материалом, чтобы на нее эти идеи насадить. Демиург — это такой Творец, который взял эти идеи и реализовал их в неком случайном виде внизу. Появляются случайные представители этого высшего мира каждый раз. Он, конечно, структурирован и иерархичен, и в нем есть самая высшая идея, от которой это все происходит, это идея единства и добра. Отсюда это называется материя, а это называется форма. То есть, идея, заключенная в вещи, называется ее форма. А первозданная субстанция, на которую это наложено, называется материя. Иными словами, форма это сущность вещи. Вы думали, что форма — это некое внешнее представление — ничего подобного. В средневековой философии словом «форма» обозначают сущность вещи. Еще раз, несмотря на то, что все это говорил Платон, дальше в средневековье эта концепция развивается аристотеликами, а неоплатоники это нечто иное.
Главное, что нужно сейчас объяснить — это то, что под словом цура форма — имеется в виду то, что делает эту вещь этой вещью, то есть, ее сущность. Самый лучший пример для нас в современности — это, например, книга или стихотворение. Текст книги или стихотворения — это ее сущность, а как она написана — это материя, на которую оно наложено. Возьмем стихотворение. Нам понятно, что, на чем бы оно ни было напечатано, его сущность — это его слова. Это и называется словом цура — форма. Та форма, в которую организованы буквы — это и есть сущность стихотворения. А бумага, на которой оно напечатано — это материя. Эта сущность, форма реализуется на той или иной материи. Форма — это текст, слова. Слова стихотворения печатаются на той или иной бумаге. Это самый типичный пример, когда главное это именно форма, — слова стихотворения, ее мы изучаем, она для нас ценность. А ее конкретное представление в такой типографии, или в другой типографии для нас — случайность и неинтересность. Мы подходим с чисто платоновских позиций. Мы не изучаем данную книжку, в смысле,
