предзнанием. Многие, однако, находят его привлекательным еще и потому, что, на их взгляд, он отчасти помогает решить проблему зла. Как уже отмечалось в начале настоящей главы, многие находят мучительной и прямо–таки невыносимой мысль о том, что Бог знал о всех отдельных случаях ужасных страданий, которые будут иметь место в мире, и однако, решил дозволить их все без исключения. Гораздо утешительнее, полагают они, думать, что постигающие нас несчастья (равно как и творимое нами самими зло) являются для Бога, как и для нас, в известном смысле неожиданными — однако, благодаря своей бесконечной изобретательности, громадной силе и обширному знанию Он способен поставить на службу добру даже наихудшие из событий.
И все же трудные вопросы остаются. К примеру, когда машина германского вермахта набрала ход, даже самые тупые из нас могли бы предсказать, что если не случится Божьего вмешательства, то она еще принесет на своем пути гораздо больше страданий, чем уже принесла. Почему мысль о том, что миллионы лет тому назад Бог знал, что многие пострадают по вине Гитлера, но решил попустить этим страданиям, следует считать отвратительной, а вот мысль о том, что Бог, скажем, в 1941 году знал, что (еще) многие пострадают по вине Гитлера, но решил попустить этим страданиям, отвратительной считать не следует? Короче говоря, теория оупениста, как и теории его соперников, вынуждена признать существование страданий, которые можно было предотвратить и которые Бог предвидел и допустил. Если так, то нелегко понять, почему в ограничениях божественного предвидения, налагаемых теорией оупенистов, следует усматривать особые преимущества.
В этом пункте можно пойти еще дальше. Коль скоро Бог всемогущ, то, очевидно, никто не способен сделать ничего такого, чего Бог не смог бы предвидеть и предотвратить, ведь между свободным актом воли и физическими последствиями этого свободного акта всегда, надо полагать, существует некий промежуток времени, и Бог наверняка сумел бы предвидеть физические последствия уже совершенного акта воли, пусть даже Он и не смог предвидеть сам этот акт. Таким образом, физические последствия порочных решений никогда не могут застать Бога врасплох, и Он в силах предотвратить любые несчастья, порождаемые человеческими действиями. А значит, опять же, в оупенизме трудно разглядеть какие–либо преимущества, поскольку он не исключает предвидение Богом страданий, проистекающих из действий человека, а только сокращает его пределы.
Более того, если оупенист прав, то поведение Бога, идущего на подобный риск, можно счесть предосудительным в моральном смысле. В книге Второзаконие иудейской Библии Бог велит казнить смертью всякого пророка, чьи пророчества не сбудутся. Но, по крайней мере, согласно традиционному толкованию иудейских пророчеств, некоторые из ветхозаветных пророков предсказывали от имени Бога события, случившиеся при их жизни и в решающей степени зависевшие от свободных действий человеческих существ. Но если Бог не знает, что совершат в будущем свободные создания, то остается, по меньшей мере, возможным, что предсказания, вложенные в уста Его пророков, окажутся ложными; а если это хотя бы возможно, то нелегко понять, на каком основании Бог велит казнить смертью всякого пророка, чьи пророчества почему–либо не осуществятся. Подобное повеление означает либо крайнюю самоуверенность, либо готовность рисковать чужими жизнями, совершенно неподобающую для существа, которому неизвестно, что же в конечном счете ожидает нас в будущем.
Наконец, есть серьезные основания опасаться, что если оупенизм истинен, то (как недавно указал Петер ван Инваген) некоторые из божественных обетовании могут оказаться ложными. Здесь нам снова пригодится аналогия с гроссмейстером. Правила шахмат таковы, что всегда остается, по крайней мере, возможным (пусть даже в громадном большинстве случаев маловероятным), что новичок, просто двигая наугад фигуры, победит гроссмейстера. Точно так же и недетерминистический мир, в котором действуют свободные создания, может воспрепятствовать победе Бога — во всяком случае, если понимать «победу» как твердую гарантию того, что, по меньшей мере, одно создание попадет на небеса отчасти благодаря пользованию собственной свободной волей. Коль скоро Бог обещал, что небеса будут населены, то, по крайней мере, одно из божественных обетовании может таким образом оказаться ложным — во всяком случае, если Бог воздержится от того, чтобы загонять людей в рай силой. А следовательно, платой за оупенизм является вера в Бога, склонного давать обещания, которые, как Он и сам знает, Ему, возможно, не удастся исполнить, — цена и в самом деле высокая.
2.4.2. Респонсивизм
Взгляд, именуемый у нас «респонсивизмом», порой называют теорией провидения, основанной на понятии «простое предзнание». С этой точки зрения, человеческие существа свободны, но будущее не является открытым ни в одном из смыслов, описанных нами при анализе оупенизма. Существуют факты, относящиеся к тому, что случится в будущем, и Богу эти факты известны. Более того, согласно респонсивизму, многие из решений Божьего промысла представляют собой реакцию на знание Богом будущего.
Поясним это на примере. Допустим, Богу от начала времен известно, что самолету, на который вы сейчас покупаете билет, суждено разбиться. Допустим, далее, что Бог хочет спасти вас от гибели в катастрофе. Зная, чем должен закончиться для вас этот полет, Бог может принять соответствующие меры, чтобы вы никуда не улетели. И потому в роковой день вы попадаете в подстроенную Промыслом автомобильную пробку, которая и задерживает вас ровно настолько, сколько нужно для того, чтобы спасти вашу жизнь. Провидение, если верить респонсивистам, частенько действует в подобной манере.
Респонсивизм, однако, заключает в себе следующую проблему. Трудно понять, каким образом знание Богом будущего могло бы стать основой для Его промыслительных решений, если только не допустить, что (а) знание Богом будущего является неполным, или (б) Его знание будущего и Его промыслительные решения образуют замкнутый круг в объяснении. И вот почему. Предположим, Бог обладает полным знанием будущего.
Допустим далее (и респонсивист с этим согласится), что знание Богом будущего в каком–то смысле предшествует — по крайней мере, «в плане объяснения» — Его промыслительным решениям. Если знание Богом будущего (всегда) является полным, то как только Бог узнает о печальном финале вашего полета, Ему также станет известным, сядете ли вы на самолет, а равным образом и то, явится ли ваше путешествие или ваше опоздание в аэропорт результатом Его собственного вмешательства. Иными словами, если Бог обладает полным знанием будущего, то, значит, к тому моменту, когда Богу становится известным, что должно произойти, все факты, относящиеся к промыслительным мерам и решениям, которые Он примет, уже являются установленными и неизменными. Таким образом, если респонсивизм истинен, а предзнание Бога действительно предшествует в плане объяснения Его промыслительным решениям, то истинным должно быть одно из следующих положений: либо знание Богом будущего является неполным, либо Его знание будущего одновременно и объясняет Его промыслительные решения, и само объясняется ими. Первое превращает респонсивизм в разновидность оупенизма — теории, с которой до сих пор ни один респонсивист не соглашался. Последнее означает, что знание Богом будущего и Его провиденциальные решения образуют замкнутый круг в объяснении: каждое объясняет другое и само объясняется через другое. А это невозможно, коль скоро, как многие полагают, объяснение представляет собой ассиметричное отношение. Но даже если здесь нет логического противоречия, было бы, по меньшей мере, странно утверждать, что Божий Промысел имеет такой кругообразный вид. Предпочтительнее все–таки найти теорию, из которой не вытекало бы подобное следствие.
2.4.3. Молинизм
Молинизм назван в честь испанского иезуита XVI века Луиса де Молины — именно он первым выдвинул нечто похожее на ту теорию Провидения, о которой пойдет сейчас речь. Молинисты солидарны с респонсивистами в отрицании того, что будущее является открытым в каком–либо из указанных оупенистами смыслов. Но, в отличие от респонсивистов, молинисты не думают, что промыслительные решения Бога в конечном счете объясняются Его знанием будущего. Провидение, по мнению молинистов, зависит от знания иного рода, а именно от того, что часто называют «промежуточным знанием».
До Молины средневековые философы проводили различие между естественным знанием Бога, которое включает знание Им истин, одновременно необходимых и независимых от Божьей воли (таких, как истины логики и математики), и свободным знанием Бога, куда входит знание Им истин случайных и зависящих от Его воли (например, обычных истин, относящихся к объектам и событиям нашего мира). Молина же обнаружил здесь третий род знания — знание истин, которые являются случайными (подобно предметам свободного знания Бога) и, однако, независимыми от Божьей воли (подобно предметам Его естественного знания). Поскольку этот вид знания находится, так сказать, «между» естественным и свободным знанием Бога, то его назвали «промежуточным знанием». Важнейшие примеры истин, представляющих собой объекты промежуточного знания Бога, — это истины, относящиеся к тому, что могли бы сделать свободные создания в обстоятельствах, которые не являются фактически существующими. Иными словами, промежуточное знание Бога состоит главным образом в Его знании контрфактуальных высказываний, относящихся к свободным поступкам, т.е. к утверждениям вроде «если бы Фред сделал Вильме предложение, Вильма свободно приняла бы его». Согласно молинистам, такие истины являются случайными: контрфактуальные высказывания, оказавшиеся истинными в реальном мире, могли бы быть и ложными. Тем не менее они не зависят от воли Бога. Иначе говоря, не Бог решает, какие из контрфактуальных высказываний истинны.
Суть дела, таким образом, заключается в следующем: определяя, какого рода творческие акты нужно совершить и какого рода промыслительное вмешательство в естественное течение вещей необходимо предпринять, Бог отчасти руководствуется своим промежуточным знанием — своей осведомленностью о том, что свободно совершат Его создания, если Он поставит их в те или иные условия. Именно так в значительной степени и осуществляется контроль Бога над творением. А чтобы понять, почему, представьте лишь, что получится, если вы обретете способность достоверно знать, какой будет реакция ваших друзей на любой — в буквальном смысле любой — ваш поступок. В такой ситуации было бы нетрудно манипулировать ими, словно куклами. И однако ваши друзья не превратятся в ваши куклы, ибо все их ответные действия по–прежнему будут свободными. Не исключено, разумеется, что некоторых вещей вы не сумеете от них добиться, что бы вы ни предпринимали. Возможно, к великому для вас сожалению, мужчина или женщина, с которым (или с которой) вы желаете вступить в брак, так устроены, что решительно никакие ваши действия не способны иметь своим следствием свободное согласие данного лица на брак с вами. А значит, ваш контроль будет ограниченным — и ограниченным именно свободой окружающих вас людей. Тем не менее контроль этот останется весьма обширным, и даже там, где вы будете бессильны что–либо контролировать, вы сможете, по крайней мере, с точностью предсказать действия ваших друзей (ибо, коль скоро вам известно, что вы сами намерены предпринять, ваше знание того, как отреагировали бы они
