внушил также феномен света. Юстин Мученик, один из раннехристианских отцов, высказал мысль, что Отец, Сын и Святой Дух могут пребывать между собой в таком же примерно отношении, как солнце и лучи света, от него исходящие: они отличны друг от друга и тем не менее неразделимы. Ближе к нашему времени не чуждые физике теологи, вроде Джона Полкингхорна, предложили другую трактовку: подобно тому, как свет — непостижимым для нас образом — двойственен (существует одновременно в форме частиц и волн), так и Бог — непостижимым для нас образом — един в трех лицах. Слабость этих аналогий, как вы понимаете, в том, что ни одна из них не сообщает нам того, что нам хотелось бы узнать. Юстинова аналогия, похоже, бьет совершенно мимо цели, ведь даже если мы согласимся, что солнце и его лучи некоторым образом неразделимы, остается неясным, в каком смысле они суть «одно». Аналогия же Полкингхорна в конечном счете лишь указывает нам на другой непонятный феномен и объявляет, что Троица подобна ему: мы, быть может, и должны в это верить, но по–прежнему бессильны это уразуметь.

Однако за последние сорок лет различные философы и богословы разработали ряд более перспективных аналогий или моделей для понимания межтринитарных отношений. Сами по себе эти модели не оригинальны: каждая из них имеет корни в истории. И все же современная их трактовка развивает, а в ряде важных пунктов выходит за пределы интерпретаций, предложенных их прежними сторонниками. Мы имеем в виду социальную аналогию, группу психологических аналогий и аналогию статуи–глыбы.

Социальная аналогия

В Евангелиях первые два лица Троицы всякий раз именуются «Отцом» и «Сыном». Это подсказывает аналогию с семьей или, шире, с обществом. А значит, лица Троицы можно мыслить как единство в том самом смысле, в каком составляют нечто единое, скажем, Авраам, Сарра и Исаак: подобно тому, как эти три человеческих существа суть одна семья, так и три лица Троицы суть единый Бог. А поскольку в представлении о семье как разом тройственной и единой нет никакого противоречия, то данная аналогия устраняет противоречие и в утверждении, что Бог есть три и одно. Тех, кто пытается истолковать Троицу преимущественно с помощью этой аналогии, обычно называют социальными тринитариями. Такой подход связывают (хотя и не все с этим соглашаются) с греческим, или восточным, тринитарианством — интеллектуальной традицией, корни которой восходят к трем великим отцам Восточной Церкви — Василию Кесарийскому, его брату Григорию Назианзину и их другу Григорию Нисскому.

На первый взгляд, социальная аналогия может показаться ничуть не более удачной, чем аналогия с яйцом. Ни один член семьи сам по себе не составляет семью, а значит, мы, похоже, снова оказываемся перед заключением, что ни один член Троицы не есть Бог. Здесь, однако, обнаруживается одно важное различие. Члены семьи — это также полные и совершенные представители единой сущности — человеческой природы. Таким образом, в отличие от частей яйца, члены семьи действительно составляют нечто «единое» двумя способами. Они суть одна семья, но в то же время они имеют «одну природу», или «одну сущность». А значит, по аналогии, Отец, Сын и Святой Дух суть одно в двух смыслах: (а) они — члены единого Божества, и (б) каждый из них в полной мере обладает божественной природой. Следовательно, утверждая бытие одного–единственного Бога, мы можем толковать слово «Бог» как относящееся к Божеству, т.е. к обществу, члены которого суть лица Троицы. Но когда мы говорим, что Отец есть Бог, Сын есть Бог и Святой Дух есть Бог, мы можем понимать слова «есть Бог» в том смысле, что они выражают свойство или признак божественности, которой обладает каждое из лиц. А потому, поскольку каждое из лиц и обладает божественной природой, и является частью Божества, мы будем вправе сказать, что каждое из них есть Бог, хотя они и отличны друг от друга.

Иным может показаться, что и социальная аналогия толкает нас в сторону политеизма, и подобное возражение, на наш взгляд, не вовсе лишено смысла. Однако защитники социальной аналогии с полным правом отвечают: для обоснования подобной критики потребуется, среди прочего, серьезный анализ того, что же в точности означают слова «быть политеистом» — задача, как несложно убедиться, не самая простая.

Психологические аналогии

В поисках аналогий, способных пролить свет на учение о Троице, многие теологи обращались к свойствам человеческой души, или «псюхе»; отсюда и термин — «психологические аналогии». Исторически использование подобных аналогий более характерно для латинского, или западного, тринитаризма — традиции, чьи корни восходят к Августину, великому Отцу латиноязычного Запада. Ряд любопытных аналогий предложил сам Августин. Но поскольку убедительность каждой из них зависит от тех положений средневекового богословия, которые уже не считаются самоочевидными (вроде доктрины божественной простоты), то здесь мы оставим их в стороне, сосредоточив все свое внимание на двух аналогиях, также принадлежащих к данной традиции, но разработанных современными философами.

Томас В. Моррис предположил, что аналогию для Троицы мы можем найти в таком психическом явлении, как «диссоциативное расстройство личности»: подобно тому, как одно человеческое существо может иметь несколько личностей, так и единый Бог может существовать в трех лицах (хотя в случае с Богом это, конечно, когнитивное достоинство, а не недостаток). Другие — например, Трентон Меррикс — высказывали идею, что лица Троицы мы можем мыслить по аналогии с отдельными сферами сознания, возникающими в результате коммиссуротомии. Коммиссуротомия — это операция (к ней иногда прибегают при лечении эпилепсии), в ходе которой рассекается нервный узел (corpus callosum), соединяющий два полушария мозга. Те, кто ее перенес, как правило, ведут себя в повседневной жизни как обычные люди, но в особого рода экспериментальных условиях их поведение обнаруживает черты, свидетельствующие о том, что с каждым из полушарий мозга у них связана особая сфера сознания. А значит, согласно этой аналогии, подобно тому, как один человек может иметь описанным выше образом две разные сферы сознания, так и единое божественное существо может существовать в трех лицах, каждое из которых представляет собой особую сферу сознания.

Может показаться, что с аналогией диссоциативного расстройства личности дело обстоит не лучше, чем с аналогией «воды», а значит, она сходным образом ведет нас к модализму. В конце концов, в личностях тех, кто от такого расстройства страдает, можно усмотреть не более чем разные состояния одного (хотя и разделенного) сознания, которые, подобно разным состояниям воды, не могут обнаруживаться одновременно. В аналогии же с коммиссуротомией при ближайшем ее рассмотрении мы, пожалуй, и не обнаружим существенных отличий от социальной аналогии. Ведь если несколько разных центров сознания, связанных с одним существом, действительно возможны, то отсюда естественно было бы заключить, что данное «одно существо» представляет собой либо дополнительную сферу сознания, состоящую из прочих, либо «общество», членами которого являются различные сферы сознания. И все же отнюдь не очевидно, что эти критические замечания решают вопрос окончательно, и, по крайней мере на первый взгляд, эти две аналогии обладают немалой эвристической ценностью, поскольку обе они представляют нам случаи из реальной жизни, в которых одно разумное существо оказывается, тем не менее, «разделенным» на несколько личностей или сфер сознания.

Аналогия статуи–глыбы

Третье (и последнее) решение проблемы Троицы, которое мы намерены здесь рассмотреть, основывается на том, что можно было бы назвать допущением «относительного тождества». Оно означает, что вещи могут быть тождественными по отношению к одному виду вещей, но разными — по отношению к другому. Или, более строго:

(Относительное тождество) Возможно, существуют такие х, у, F и G, что х есть F, у есть F, х есть G, у есть G, при этом х является F в том же отношении, что и у, но х не является G в том же отношении, что и у.

Если это предположение верно, то мы получаем возможность утверждать, что Отец, Сын и Святой Дух суть один и тот же Бог, но разные лица. Заметьте, однако, что для понимания Троицы ничего большего нам и не требуется. Если Отец, Сын и Святой Дух являются одним и тем же Богом (а других богов не существует), значит, есть только один Бог; но если они суть также разные лица (и всего их только три), значит, есть три лица.

Основная проблема подобного решения — в необходимости доказать логическую непротиворечивость самого допущения «относительного тождества». Задачу эту пытались решить несколько известных современных философов, в том числе Питер Гич и Петер ван Инваген. Несмотря на их усилия идея относительного тождества остается не слишком популярной и, очевидно, по следующей причине: ее защитники так и не представили вразумительного объяснения, в каком именно смысле вещи могут быть тождественными по отношению к чему–то одному, но различными по отношению к чему–то другому. Недавно, однако, была высказана следующая мысль: понять, каким образом две вещи могут представлять собой один и тот же материальный объект, но — в иных отношениях — разные сущности, нам поможет пример со статуями и глыбами материала, из которого они созданы. Если же это верно, то, по аналогии, анализ данного примера способен помочь нам уразуметь и то, каким образом Отец, Сын и Святой Дух могут быть единым Богом, но тремя разными личностями.

Возьмем знаменитую роденовскую статую Мыслитель. Это единый материальный объект, но его можно с полным правом назвать и статуей (а это один вид вещей), и бронзовой глыбой (это другой род вещей). Нетрудно, далее, понять, что статуя и кусок бронзы — не одно и то же. Если, к примеру, статую расплавить, то у нас уже не будет и статуи, и глыбы одновременно: глыба останется (хоть и в иной форме), зато роденовский Мыслитель исчезнет. Отсюда ясно, что глыба есть нечто отличное от статуи, ведь одна вещь может существовать отдельно от другой лишь в том случае, если это разные вещи. (Заметьте, что статуя не может существовать отдельно от себя.)

Мысль о том, что статуя отлична от глыбы, из которой она создана, может показаться странной. Разве это не означало бы присутствия двух материальных объектов в одном и том же месте в одно и то же время? Разумеется, ничего подобного мы сказать не хотим! Но тогда что же мы должны думать об этой ситуации? Заметьте: проблема здесь не в том, что одна вещь просто является перед нами в двух разных видах или именуется одновременно и статуей, и глыбой. Выше мы уже отмечали, что Супермен и Кларк Кент могут выглядеть по–разному (Кларк Кент, к примеру, носит очки), но имена «Супермен» и «Кларк Кент» — это в действительности